Вейн - Инна Живетьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Значит, потопали туда, – сказал сержант, но подниматься не стал, а на пузе пополз вниз.
Спустившись, попали в чахлый лесок. Оглушительно затрещала сорока и вспорхнула, качнув тоненькую березку. У, паникерша!
Становилось жарко, низкорослые деревца почти не давали тени. Жесткий ворот камуфляжной куртки натирал шею. Давили лямки рюкзака. Егор глянул на часы – привал еще не скоро.
– Стоять, – поднял руку Дорош. – Жди.
Впереди вздыбился склон, поверху засыпанный щебенкой.
Егор скинул с плеча автомат и встал под березу. Прижался для упора спиной к дереву. Дорош, пригибаясь, влез на насыпь. Огляделся, пошарил у себя под ногами. Пошел вниз.
– Узкоколейка, – хмуро сказал он. – На карте ее нет.
– Может, заброшенная?
– Недавно ремонтная бригада прошла. Костыль новенький вбит. И мазут свежий.
Егор задумался, припоминая.
– Хлебокомбинат тут есть. В Петухово, как ветер с запада, всегда выпечкой пахло. Вроде еще какой-то заводик был, если не путаю.
– Или торфяники, – добавил Дорош и ругнулся.
Их маршрут лежал вдоль узкоколейки. Обойти ее не получалось, прижимали заболоченные леса. Пришлось идти рядом с насыпью, прячась за деревьями. Егор впереди, Дорош прикрывающим. Через полчаса послышались стук и клацанье.
– Тихо! – скомандовал сержант.
Проползла дрезина. В ней сидело шестеро.
– Проверяют, – пробормотал Дорош, глядя ей вслед. – Ну, благодарите вашего бога, что нам шуметь нельзя. А то рванул бы к едрене фене.
Подождали, прежде чем идти дальше, – не хотелось болтаться на хвосте у зейденцев. Егор лежал на боку, подперев рукой голову, и смотрел, как взбирается на дерево жук. Дорош вытащил кисет, помял в пальцах.
– Вот интересно, чего они возить собрались?
Егор пожал плечом.
– То-то и оно. Сидим там и ни хрена не знаем.
Сержант понюхал махорку, но курить не стал, сунул обратно в карман.
– Притомился?
Егор мотнул головой.
– Тогда встали.
Лес густел, над березами поднялись острые верхушки сосен. Узкоколейка то показывалась в просветах между деревьями, то скрывалась из виду. Снова проехала дрезина – в обратную сторону.
– Болотина кончится, и дальше я немножко знаю, – сказал Егор. – Мы как раз с того краю подходили. Думали штаб спрятать.
– Через два с половиной километра, – зашуршал картой Дорош.
Егор тоже хотел посмотреть, повернулся – и за спиной сержанта, на насыпи, увидел трех зейденцев. Один держал катушку с проводом, двое других навели на них винтовки.
– Ложись!
За дерево и сразу в сторону. Выстрелы захлестали по ветвям. Егор ссадил локоть о торчащий корень. Пальцы никак не могли справиться с курком, и, когда вспомнил про предохранитель, Дорош уже стрелял.
– Цел?
– Да!
С насыпи крикнули, на ломаном языке предлагая сдаться. Дорош пальнул на голос, и тут же ответили – брызнул щепой ствол.
Сержант вдруг матерно выругался, глядя на узкоколейку. Возвращалась дрезина.
– Значит, так, вали отсюда, – грубо сказал Дорош, стреляя короткими очередями. – Привет передашь вашему директору. Спасибо скажешь. Хорошее место для «Зарницы» выбрал. Гранату одну оставь.
Егор опешил.
– Ты еще тут? – оглянулся сержант. – Пошел!
– Но… – Егор не мог поверить, что должен уйти и оставить Дороша одного.
– Чего уставился, как девственница на… Приказ исполнять! Вон отсюда!
Егор снял с пояса гранату. Растопырил руки-ноги, точно механическая игрушка, и пополз назад.
Щелкало по листьям. Дорош огрызался. На той стороне уже не предлагали сдаваться. Грохнула граната – первая из трех. Загремела дрезина.
Ветки расходились и снова смыкались над головой. Егор приподнялся, прячась за молодым березняком, и тут с насыпи веером полоснули из автомата. Выхлестнуло щепу из-под руки. Толкнуло в спину – Егор не удержался и рухнул плашмя на тонкие деревца. Прикусил язык, чтобы не выдать себя криком.
Как больно, мамочка! Больно!
И как глупо – случайной пулей, на излете, когда Дорош уже остался.
Красные искры, вспыхнувшие перед глазами, погасли. Сквозь туман четко проступил ствол – белый, с черными отметинами. Егор ухватился за него.
Снова хлестнули из автомата, но уже в стороне, и неразборчиво крикнул Дорош.
Жгло под лопаткой, точно воткнули раскаленный прут. Хотел его выдернуть, но стоило повести рукой, и прут вошел глубже, заставив подавиться стоном.
Дорош стрелял все реже, видно, патронов оставалось мало. Но и зейденцы стали экономнее. Громыхнуло – в ход пошла вторая граната.
Егор ткнулся лбом в березу. Он должен встать. До рации уже недалеко. Ну не насквозь же его прострелили! Кряхтя от боли, сбросил рюкзак. Верхний клапан топорщился, прорванный пулей. Не могли чуть-чуть пониже, звякнуло бы по консервным банкам – и все. Без тяжести на плечах стало легче, но от движения сильнее закровило. Надо бы перевязать, но не сейчас. Уходить, пока сержант еще держится. «Пошел!» – приказал голосом Дороша и рывком вздернул себя с колен.
Выстрелы слышались долго, потом громыхнула последняя граната, и затихло. То ли Егор убрался достаточно далеко, то ли все было кончено.
Деревья затеяли бестолковую, не ко времени, игру: двоились, прятались друг за друга и неожиданно выскакивали на пути. Ухватил березу за ветку – та качнулась под рукой.
– Стой!
Береза не желала слушаться.
По спине текло. Санитарный пакет Егор забыл в рюкзаке. А если б и не забыл, то все равно не смог бы сделать перевязку одной рукой. Правая повисла колодой и не желала двигаться. Левая занемела под весом автомата. Сморщившись, Егор сунул его в дыру под корнями и, как смог, подгреб туда листвы. Расстегнул кобуру.
Береза, кажется, присмирела. Оттолкнулся от нее и ухватился за следующую. Осталось не так уж много, километров двадцать. Он дойдет. От дерева к дереву. Солнце должно быть справа и чуть впереди… Или нет? Оно же садится. Егор поднял голову – и небо упало ему в лицо.
Очнувшись, понял, что сидит под березой, навалившись плечом. Знобило, жгло под лопаткой. Очень хотелось пить. Егор облизнул губы и подумал: «Бессмысленно». Ну, дойдет он до рации, а обратно кто приказ передаст? Отправит отец другого связного… Если успеет… А как он узнает, что уже – все? Догадается?
«Вставай! Разнюнился». Может, организуют поддержку с воздуха. Рацию с самолета сбросят, черта лысого в ступе, что угодно! Главное – доложить обстановку.
Поднес к глазам «командирские» и поморгал, пытаясь разглядеть стрелки – они почему-то расплывались. Семнадцать двадцать. Стемнеет еще не скоро. «Я совсем немножко посижу, – оправдываясь, подумал Егор. – Чуть-чуть. До восемнадцати. Нет, до семнадцати сорока пяти». Он повернулся, удобнее приваливаясь к березе, и увидел человека.
Вскинул руку – пистолет показался непривычно тяжелым. Солнце резало глаза, мешая целиться.
– Егор, не стреляй!
– Не подходи!
Правая рука скользнула по гранате, но онемевшие пальцы не смогли нащупать чеку.
– Егор, я от твоего отца!
Человек шагнул на поляну.
– Стоять!
Мужчина поднял руки и сказал медленно, четко выговаривая:
– Я от подполковника Вцеслава Натадинеля. Иду к рации на замаскированный командный пункт.
Егор продолжал целиться. Этого человека не было в Старой крепости, и одет он странно.
– Откуда вы знаете про рацию?
– От твоего отца.
Рука начала подрагивать. Егор согнул ногу в колене и подпер ее.
– А с тобой мы виделись в пошлом году. В Ольшевске, в городском парке. Я еще подарил тебе нож.
Парк Егор помнил. Тенистая дорожка, засыпанная клейкими тополиными почками. Белый пух лежит пушистым ковром. Брось спичку – вспыхнет легкое, быстрое пламя. Но рядом шагает отец, он такое хулиганство не одобрит. Клубничное мороженое в вафельном стаканчике. Тает, капает. Отец в штатском – легких брюках и тенниске. Над деревьями поднимается колесо обозрения. Цветные кабинки кажутся маленькими, не больше спичечных коробков.
– Прокатимся? – подмигивает отец.
Егор торопливо запихивает в рот остатки мороженого.
С боковой тропинки им наперерез выходит мужчина. Окликает:
– Вцеслав!
Отец улыбается, жмет незнакомцу руку. Мужчина, быстро взглянув на Егора, тихо произносит непонятное, а потом протягивает сверток.
– Совсем уже мужчина. Держи.
Сквозь ткань чувствуется что-то твердое. Егор разворачивает – и не может сдержать восхищенного вздоха. В руках у него нож с деревянной рукоятью, лезвие прячется в чехле из плотной кожи.
– Спасибо! Это охотничий, да?
Мужчина кивает.
– Сынок, сбегай, купи билеты, – говорит отец и достает бумажник.
Только у кассы до Егора доходит: сначала мужчина говорил на незнакомом языке, и по звучанию не угадать – на каком. Подносит к глазам подарок: на ножнах вытиснены птица и странные символы. Если это и буквы, то чужого алфавита.
Потом, сидя в кабинке, медленно всплывающей над тополями, Егор спрашивает: