Мао Цзэдун и его наследники - Федор Бурлацкий

Весь марксизм, подобно шагреневой коже, сужается и преобразуется в нечто иное — маоизм. К. Маркс, Ф. Энгельс, В. И. Ленин сохраняют свое место на маоистских знаменах. Их портреты можно увидеть на стенах многих официальных учреждений страны. Но идеология марксизма подменяется идеологией маоизма. Высшим критерием истины провозглашаются исключительно «идеи Мао Цзэдуна». Никто не может, ссылаясь на Маркса или Ленина, ставить под сомнение маоистские идеи. И наоборот: любой маоистский тезис или установка закрывает дорогу для пропаганды противоречащих им марксистских идей.

Механизм функционирования маоистской идеологии также преобразуется. Если раньше, особенно в период VIII съезда КПК, еще возможна была осторожная полемика, направленная против тех или иных маоистских установок (как видно на примере докладов на съезде Лю Шаоци и Дэн Сяопина), если в период «урегулирования» на заседаниях высших партийных органов еще была допустима критика маоистских идей «скачка» и «коммунизации», то после «культурной революции» даже этот род урезанного демократизма становится невозможным. «Идеи Мао Цзэдуна» священны и неприкосновенны. Их можно только цитировать и восторженно пропагандировать.

Это не значит, что идейная борьба после «культурной революции» полностью прекратилась. Это невозможно, сколь бы ни был суров политический режим. Кроме того, перед Китаем стоят настолько сложные и острые проблемы во внутренней и внешней политике, что неизбежно возникают и будут возникать альтернативные предложения, суждения, взгляды. Но вся эта борьба идет под куполом маоизма, малейшее отклонение от которого смерти подобно. Идеологическая дубина при посредстве газеты «Жэньминь жибао», журнала «Хунци», агентства Синьхуа и многих других органов печати, радио, телевидения действует с неослабевающей силой. Она становится важным инструментом власти.

Деятели, которые в тот или иной момент берут верх во внутренней политической борьбе, немедленно пускают в ход эту дубину, чтобы окончательно добить своих противников. Линь Бяо, если судить по его официальным выступлениям, был верным проводником маоистских установок, никогда не допускал ни малейших отклонений от маоистской идеологии, не претендовал на роль идеолога. Тем не менее после политического крушения он был немедленно объявлен врагом «идей Мао Цзэдуна». В Китае при Мао не было более опасного обвинения, чем это.

Ты можешь быть буржуа и получать свои проценты от капитала — это никто не поставит тебе в вину. Ты можешь допустить злоупотребление властью, присвоить казенные деньги, обогатиться за счет государства. Тебя будут судить, но к тебе будут снисходительны. Ты можешь быть даже уличен в уголовных преступлениях — кражах, мошенничестве, разбое, членовредительстве. Эти преступления заслуживают наказания, но это не самые тяжкие преступления.

Самый тяжкий преступник, которому нет и не может быть пощады, — это человек, выступивший против «идей Мао Цзэдуна». Такого сурового идеологического режима не знало даже европейское средневековье со всеми его религиозными войнами и инквизицией. Прецеденты подобного религиозного фанатизма можно найти, пожалуй, только лишь в китайской истории в определенные периоды.

Не только антимаоизм, но и немаоизм насильственно изгонялись из духовной жизни китайского общества. Никаких альтернатив в сфере духовных ценностей у китайца не должно было быть. Выбор один, и выбор окончательный.

Плоской и убогой становилась интеллектуальная жизнь и внутри самой партии. Если раньше те или иные руководители еще могли позволить себе иметь собственное суждение по поводу намечаемых политических решений, то потом это было исключено. Робко высказывая то или иное частное или чисто профессиональное суждение, они должны были тут же сослаться на цитату из Мао Цзэдуна. Все взоры были обращены к пьедесталу, на котором он восседал. А на пьедестале нередко царит безмолвие (не «белое безмолвие», описанное Джеком Лондоном, а скорее «белая радость» — символ смерти, о котором говорил Мао). И тогда образуется вакуум в решении многих проблем.

Специфическая особенность маоистского идеологического режима — это так называемая «линия масс». Некоторые ее внешние формы могут показаться даже весьма демократичными поверхностному наблюдателю. Публикация дацзыбао, в которых критикуются те или иные руководители; участие молодежи «на равных» в дискуссиях со старшими — студентов с профессорами, школьников с учителями; коллективное творчество рабочих и крестьян, сочиняющих стихи, поэмы, драмы, рассказы, — все это на первый взгляд выглядит пусть наивными, но все же какими-то средствами выяснения общественного мнения.

Однако направленность этой общественной активности разбивает в прах всякие иллюзии на ее счет. Массы могут творить только в духе официальной идеологической линии, в духе самых последних маоистских установок. Если сегодня поощряется критика Лю Шаоци — критикуйте сколько угодно, где угодно и как угодно, в самых крайних выражениях. Критикуйте его, но не трогайте Линь Бяо. Если завтра выяснится, что Линь Бяо является заговорщиком, «агентом социал-империализма», вы можете сколько угодно и как угодно поносить Линь Бяо, но не трогайте Чжоу Эньлая. Еще вчера было разрешено критиковать Дэн Сяопина, но сегодня он снова вошел в состав высшего партийного руководства. Поспешите взять обратно все свои критические замечания на его счет, если не хотите серьезных неприятностей.

Иными словами, «линия масс» — это метод манипулирования народом и опоры вождя на народ, воплощающий его «идеи». Это метод направления общественной активности по строго ограниченным каналам. Одновременно это способ отстранения или преследования активной части интеллигенции и сознательной части рабочего класса, и беспартийной, и партийной, поскольку через их голову Председатель прямо и непосредственно апеллирует к простым душам простых «представителей» народа.

Мы уже рассказывали о методах внесудебной расправы за идеологические «преступления», которые применялись хунвэйбинами, но к концу «культурной революции» они сами стали жертвой таких методов.

«Маленькие застрельщики культурной революции»

Перед IX съездом КПК стали объектом массовых репрессий. По сообщениям зарубежной печати, 27 января 1969 г. на одном из стадионов Пекина после своего рода митинга, именуемого судом масс (где имитируется процесс судопроизводства), были публично казнены 19 юношей из числа бывших хунвэйбинов. Аналогичные расправы проводились 10 и 11 февраля того же года в городе Янчэнсяне в присутствии 50 тыс. человек.