Возвращение Матарезе - Роберт Ладлэм

– Да этот «М сто тринадцать» нигде не расписан подробно! – в отчаянии воскликнул Брэндон. – И, что самое хреновое, он и не должен быть расписан.

– Я так и не смог продраться через эти заросли, – вздохнул Камерон. – Но что ты имеешь в виду?

– Концепцию вседозволенности, которая посылает ко всем чертям мальтузианский закон экономики.

– Повторите еще раз для тупых, – попросила Лесли.

– Конкуренция, – ответил Скофилд. – До тех пор, пока предложение официально не сделано, третья сторона не имеет права знать о том, что оно выдвинуто и даже обдумывается.

– И какое это имеет отношение к мальтузианству?

– Железо, бронза и золото, девушка. Железо хочет стать бронзой, бронза предпочла бы быть золотом, ну а золото уже стремится получить все скопом. И догадайтесь, кто у нас золото?

– Матарезе, – предположил Прайс.

– Господи Иисусе, наконец ты начинаешь заполнять пустоту у себя в голове… Сделайте пометку: возможно, речь идет о Матарезе.

– Что это за компания? – спросила Антония, держа наготове карандаш и лист бумаги.

– Да все тот же транснациональный конгломерат. «Атлантик краун», с управлением в городе Уичито, штат Канзас.

– Брэй, нам нужно узнать об этой корпорации больше, чем можно вытянуть из обычного статистического отчета, – заметил Камерон.

– Это только начало, сынок. Как только мы установим общую закономерность – если нам удастся ее установить, – мы поймем, куда двигаться дальше. Удивляюсь, что тебе нужно это разжевывать.

– Прошу прошения, дорогой, – Антония подалась вперед, – но, по-моему, нам надо устроить небольшой перерыв. Мы сидим здесь уже несколько часов подряд, и лично я чувствую, что больше не могу сосредоточиться.

– Мне очень не хочется прерываться, – подхватила Лесли, сжимая в руке пачку листов бумаги, – но я должна согласиться. Мне приходится по несколько раз перечитывать одно и то же предложение, чтобы понять его смысл.

– Слабаки, – зевнув, пробормотал Скофилд. – Хотя, возможно, вы и правы. Мне сейчас не помешало бы чего-нибудь выпить.

– Тебе сейчас не помешало бы немного вздремнуть, дорогой. Пошли, я провожу тебя наверх.

– Животное, – сказал Брэндон, подмигивая Прайсу и Монтроз. – Моя Антония – просто животное. Ждет не дождется, чтобы затащить меня в спальню.

– Действует очень освежающе, – заметила Лесли. – Правда, обычно все происходит наоборот, разве не так?

– Это миф, дорогая, – ответила Антония. – Собаки гоняются за машинами, но они же не умеют водить, правда?

– Меня окружают одни фарисеи. – Поднявшись с кресла, Скофилд снова зевнул и в сопровождении Тони направился к лестнице наверх.

– Если удастся, я нагоню на него страх божий, – задержавшись в дверях, многозначительно покачала бедрами Антония.

.– Боюсь, любимая, ты пожалеешь об этом. – Они начали подниматься по лестнице и скрылись за поворотом.

– Они просто прелесть, – сказала Монтроз.

– Ее я люблю, его терпеть не могу, – тихо промолвил Прайс.

– Полагаю, это вы пошутили.

– Да, пошутил, – признался Прайс. – У Брэя в двух мозговых извилинах ума больше, чем у меня во всей голове. И он побывал там, куда попадают немногие.

– Его постоянно что-то беспокоит.

– Только то, что от него не зависит, – уточнил Камерон. – И еще он видит свою вину там, где ее нет и в помине.

– Это предстоит выяснить каждому из нас, разве не так? Согласно определенным верованиям, чувство вины является неотъемлемым для всех людей.

– Лично я под этим не стану подписываться, подполковник Монтроз. Сомнения – да, но только не вина, если речь не идет о какой-то подлости, предотвратить которую было в твоих силах.

– Все это чересчур смахивает на философию, мистер Прайс…

– Кам, в крайнем случае, Камерон, вы не забыли? – прервал он. – Мы ведь договорились об этом… Лесли.

– Иногда я предпочитаю забывать о нашем уговоре.

– Почему?

– Если честно, мне неуютно. Вы неплохой парень, Кам, но у меня мысли заняты другими вещами – точнее, одной вещью.

– Конечно же, вашим сыном.

– Да.

– Поверьте, я тоже думаю о нем.

Монтроз, сидевшая напротив, смерила его долгим взглядом.

– Верю, – наконец сказала она, глядя ему прямо в глаза. – Однако, конечно же, моих чувств вам не понять, вы согласны?

– Естественно, – подтвердил Прайс, – и все же это не уменьшает мое беспокойство. Итак, что будем делать?

– Мне бы хотелось немного прогуляться, подышать свежим воздухом. Сигары Брэндона пахнут приятно, но в таком большом количестве от них начинает болеть голова.

– Так скажите ему об этом, и он откажется от них или станет курить меньше.

– Боже милосердный, ни в коем случае. В каком-то смысле он одержим так же, как и я, и если ему становится легче, когда он попыхивает сигарой, пусть будет так.

– И тем не менее, полагаю, вы сами не курите, – рассеянно бросил Прайс, когда они поднялись с кресел.

– Вот и ошибаетесь. Мы с Джимом бросили курить вместе. Следили друг за другом. Но после того как он пропал без вести, я снова пристрастилась к сигаретам. Конечно, заядлой курильщицей меня назвать нельзя, и я никогда не курю в присутствии подчиненных – на это смотрят очень неодобрительно – но, как бы глупо это ни звучало, сигарета действительно помогает успокоить нервы.

– Ну хорошо, а теперь давайте пойдем прогуляемся. – Они направились к выходу.

– Я снова забыла, – сказала Лесли, когда Камерон открыл перед ней усиленную стальной накладкой дверь. – Нам, хрупким женщинам, не разрешается гулять одним. Нас обязательно должен сопровождать один из вас, больших и сильных мужчин, или, предпочтительнее, боец отряда «Гамма».

– Мне почему-то кажется, что вы, хрупкие женщины, и одна, и вторая, способны одной пулей загнать гвоздь в стену.

– Как изящно вы выразились.

– Ладно, шутки в сторону, пошли.

Монтроз рассмеялась – да, ее смех получился очень коротким, но веселым, искренним.

Они дошли до развилки горной тропы, вымощенной белыми бетонными плитами, что было сделано для большего удобства старческих ног и гольф-каров. Левая дорожка плавно спускалась к пруду, посреди которого возвышалась горка камней с живописным искусственным водопадом – препятствие перед шестнадцатой лункой. Правая тропа круто поднималась к полосе деревьев, отделявшей первые девять лунок от остального поля.

– Куда – к фонтану молодости или в первобытный лес? – спросил Прайс.

– О, в лес, разумеется. От этого ила, который гоняет по кругу насос, точно никакого проку не будет для молодости, такой, какой мы ее помним.

– Эй, послушайте, и в вашем, и в моем случае это было не так уж давно. Я пока что еще обхожусь без инвалидного кресла, и у вас в волосах седины не видно.

– Поверьте мне, седые пряди у меня уже есть, и не одна. Вы просто не присматривались внимательно.

– Я бы не стал заострять на этом внимание…

– Благодарю вас, – остановила его Лесли. Ступив на белые плиты, она продолжала: – Вы не изменили свое мнение относительно Тома Кранстона?

– Не совсем, – ответил Камерон, догоняя ее. – Уж слишком он скромный, уж слишком быстро начал извиняться. Для такого умного человека это неестественно. Если честно, я ему не доверяю.

– Вздор! – воскликнула Монтроз. – Том достаточно умен и признаёт свои ошибки. И извиняется за них. Как, например, по поводу того сотового телефона в лагере.

– Какого еще телефона?

– Того, который Том прислал мне вертолетом, замаскировав под посылку от моего сына. С написанной от руки запиской внутри, которую мне предписывалось сжечь. Но я помню дословно: «О господи, я совсем забыл, что ЦРУ будет прослушивать ваш телефон! Каюсь, что не подумал об этом раньше. Воспользуйтесь вот этим».

– И все же вы поменялись телефонами с Брэкетом.

– Черта с два!

– Фрэнк проследил звонки в Белый дом именно с этого телефона; с вашего никто никуда не звонил.

– В таком случае, должно быть, это произошло еще тогда, когда нас только перевели в Чесапикский лагерь. Эверетт вскрыл коробки с нашими телефонами, проверил, заряжены ли аккумуляторы, и просто передал мне один.

– Разве он не знал, что каждый телефон закреплен за конкретным человеком?

– Полагаю, Эв даже не задумывался над этим. В мелочах он мог быть очень нетерпеливым. В любом случае, какая от этого разница?

– Еще один тупик.

– Что?

– В этой так называемой «операции» и так слишком много тупиков, – сказал Прайс. – И лишние нам не нужны. Но где-то должен оставаться настоящий телефон, который был у Брэкета в лагере. Куда он подевался? Он исчез.

– Не сомневаюсь, сейчас этот телефон уже покоится на дне Чесапикского залива, – ответила Лесли. – Тот, кто его украл, постарался как можно скорее от него избавиться. Не забывайте, разговоры по этому телефону прослушивались, и его можно было даже запеленговать.