Тени в холодных ивах - Анна Васильевна Дубчак

который пока что не пишет картины, а просто малюет, и то готова была рассыпаться на части, когда слышала, что говорит по поводу моих картин сестра. У меня тогда сердце чуть не остановилось, когда она, глядя на мои работы, сказала, что это просто мазня! Где я, а где известный на всю страну, а то и на весь мир знаменитый художник-пейзажист Валерий Зимин! И так его опустить, так оскорбить, принизить, уничтожить, чтобы сделать его своим заклятым врагом, могла только моя сестра!

Мне показалось или я действительно произнесла это чуть ли не с гордостью?

Илья отошел к окну и принялся рассматривать свое отражение на черном стекле. У него, похоже, не было слов. Он и правда мало что понимал в душевных метаниях художников.

– Там будет скандал, если мы появимся, – сказала, чуть подумав, Кристина.

– И когда это ты боялась скандалов? – подначивала ее откровенно я. – Кристина, да ты пойми, все закончилось! Это точно он убил мою сестру. И теперь, когда его не стало, получается, что он и ответил за это убийство!

– Илья, вы же не пили ничего, кроме кофе? Вы можете отвезти нас туда? – спросила Кристина со вздохом.

– Да пожалуйста, – Илья был само смирение.

25

Тема правды довольно часто стоит перед каждым человеком. Нужно ли быть правдивым или нет – не так уж и просто ответить на этот вопрос. Насколько сложна человеческая жизнь, настолько и сложно выбрать свой путь и решиться либо на правду, либо отравить, накормить всех ложью. Однако в полицейских или прокурорских делах вообще черт голову сломит, и зачастую человек, сказавший чистую правду и ни в чем не виноватый, оказывается на скамье подсудимых, а потом и на нарах, а другой – настоящий преступник, солгав, остается на свободе.

Вот этого больше всего и боялся Михаил Мезенцев. Боялся, но все равно взял и во всем признался. Что был на берегу, что видел тело Марины, что сбежал. Провел такой, значит, эксперимент, сказал правду, да не всю, пусть, дескать, покажут себя, насколько они объективны, можно ли им доверять. И что же получилось? Посадили в камеру. Практически без доказательств. У них что, нож с отпечатками его пальцев оказался? Или появились свидетели, которые видели, как он убивал женщину? Как сбрасывал ее в воду? Следователь этот просто разозлился на него за то, что он не позвонил в полицию. Ну да, конечно, самое время было звонить в полицию и приглашать их сюда, на этот пир мести. Кто вы такой? Кем приходились жертве? А-а-а… Любовники? Понятно. Куда нож дели? Не было ножа? Как же, как же! Небось в камыши и выбросили или на глубину швырнули с берега. За что убили? Приревновали? Они что, слепые, на самом деле, что ли? Разве можно было эту ведьму ревновать? Да любой мало-мальски нормальный и умный следователь сразу бы понял, что таких женщин убивают не из-за их красоты, а из-за денег, подлости, зависти, ненависти и тому подобное. А если уж ее так всю истыкали, как игольную подушку, значит, и мотив имелся знатный. Такой мотив, который требовал немедленного удовлетворения, насыщения кровью.

Вот поэтому Мезенцев рассказал не все. И только ту часть истории, которую опровергать было невозможно – машина его засветилась, переписка существует, отношения вроде как были с жертвой… Поэтому он рассказал о том, что был там, что видел труп, что сбежал. А кто бы не сбежал, окажись на его месте? Это глядя криминальный сериал, сидя на диване, можно представлять себя героем, а в жизни никто не знает, как поведет себя в той или иной ситуации.

…Когда Михаилу сообщили, что Полина выбросилась из окна, он сразу не поверил. Она могла выпасть из окна, ее могли столкнуть с подоконника или заставить. Хотя нет, заставить не могли. Она никогда бы этого не сделала. Ее смерть не укладывалась в голове. Он не мог это воспринять, поверить. Он, Миша Мезенцев, превратился тогда в один сплошной вопрос: кто ее убил? Поля Мареева – она была ангелом, девушкой доброй, нежной и красивой, а еще умной, талантливой и какой-то необыкновенно чистой. К таким не прилипают грязные истории, о таких не сплетничают, таких уважают, ими восхищаются, на них хотят походить. Все, кроме одной. Вот та ее люто ненавидела, завидовала ее красоте, уму, ревновала к Мезенцеву, в которого была страстно влюблена и которому писала любовные письма.

– Послушайте, Марина, я понимаю ваши чувства и уважаю их, но я люблю другую, понимаете? Не ставьте меня, прошу вас, в неловкое положение. И не унижайте себя этими письмами. И не надо проводить долгие часы под моими окнами. Вот вчера, например, вы просидели на скамейке возле моего подъезда два часа. Шел дождь со снегом, вы промокли, ваш меховой берет был похож на мокрое птичье гнездо… Еще немного, и мне просто пришлось бы пригласить вас к себе, чтобы напоить горячим чаем. Но это же ничего не изменит…

Фионова смотрела на него с таким обожанием и страстью, что казалась просто безумной.

– Мне нравится даже ваш дом, ваш подъезд, ваши окна… Я даже подоконники готова целовать, окна, паркет, по которому вы ходите, и я ничего, ну просто ничего не могу с собой поделать. Я люблю вас, Михаил Львович, и любовь моя, признаю, какая-то странная и страшная. Может, любовь – болезнь, но одной мне никак не справиться. Помогите, прошу вас!

От нее в тот вечер пахло крепко сладкими духами и промокшим пальто, то есть влажной шерстью. И ему показалось, что в учительской, помимо них двоих, застрявших в этот поздний час в школе, спрятался пока еще невидимый, но довольно крупный и мокрый зверь с густой шерстью и характерными для животного запахами. Да, в такие опасные минуты ее откровений и признаний, когда разум оставлял ее и она вообще не понимала, что творит, Фионова напоминала ему животное. В его присутствии она из высокомерной и злобной твари, держащей в напряжении весь преподавательский состав школы, превращалась в беспринципное существо, единственной целью которого было добиться внимания скромного биолога Мезенцева. Ее словно заколдовывали всякий раз тогда, когда они оставались вдвоем в помещении. Она старалась схватить его за руку, цеплялась за рукав его пиджака, касалась ладонью его волос, она так сильно его, видать, желала, что порой издавала тихий и какой-то гортанный, булькающий стон или даже рык.

Не будь она той самой Мариной Дмитриевной Фионовой, местной знаменитостью, тем самым оборотнем, которого все, кто