Проект - Кортни Саммерс

а значит, идут прямо ко мне. Нельзя, чтобы меня здесь застали. Осматриваюсь. Обычный маршрут в хижину Льва мне заказан, но если пойти через лес, придерживаясь левой стороны, то в конце концов я наткнусь на нее. Насколько возможно тихо иду по снегу, и только ухожу с открытого места, как слышу возле него голоса Фостера, Льва и мужчины. Мужчина снова и снова повторяет: «Спасибо».

Запрещая себе оглядываться, хотя хочу только одного – обернуться, пробираюсь по лесу, пока наконец не выхожу к домику Льва.

Входная дверь открыта. Я захожу внутрь и разуваюсь. Здесь ни тепло ни холодно. Должно быть, Лев не так давно разжигал камин. Если он здесь работал, то чем именно занимался, непонятно, он не оставил следов своих трудов. Я снимаю куртку, сажусь на стоящую в углу кровать и, сгорбившись, роняю голову на руки. Может, я и не верю в Бога, но живу не с закрытыми глазами. Я знаю, что такое Таинства, и без всех этих церковных атрибутов и пафоса – Лев и мужчина в воде, в окружении леса, – Таинство крещения почему-то выглядело настоящим. Перед глазами стоит Лев: в воде, спокойный и неподвижный, равнодушный к холоду. Это вера его защищала? Если да, то от чего еще она может защитить? Я вдруг болезненно осознаю, как замерзла: зубы выбивают дробь, занемели руки и ноги, по телу пробегает дрожь.

2014

Ребенок, девочка, рождается раньше срока, до которого остался еще целый календарный месяц.

Это происходит столь быстро, что Би даже особенно не запоминает никаких деталей. Ее тело травмировано. Порвано и зашито. Ноет. После родов цвета родильного зала расплываются, звуки заглушаются ревом крови в ушах. Внезапно и остро ощущается пустота в теле, и Би накрывает эйфория от того, что та означает: она подарила жизнь маленькому человечку. Испытает ли она когда-нибудь еще такое всеохватывающее чувство полноты и завершенности? Би знает, что пока не следует ждать первого телесного контакта с дочерью – кожа к коже, но ждет его с нетерпением. Сейчас ей хочется одного: прижать малышку к груди, разделить на двоих стук сердец. Она ждет.

Би вспоминает, как родители назвали отделение интенсивной терапии новорожденных особенным местом. «Она не могла дождаться встречи с тобой и родилась раньше срока». Но это не особое место. Это особый филиал ада на Земле, в котором новоявленные родители с восковыми изможденными лицами стоят над инкубаторами, убеждаясь в том, насколько жизнь хрупка и несправедлива. Думать о тех, кому повезло больше, чем ей, невыносимо, видя столь беспомощное дитя в столь жестокой Вселенной. Воспоминания о рождении Ло напоминают и о том, как далека ее родная семья. В комнате ожидания нет ни единого человека с ее кровью и ее фамилией. Би думает о маме, о том, как прижималась к ее груди и мама обнимала ее. Ей сейчас так остро этого не хватает, что она идет поплакать в ванную. Как же ей сейчас нужна мама, когда она сама уже мама. Молоко не приходит.

* * *

Лев вызывает в больницу Фостера – разбираться с докторами и медсестрами, чей язык он понимает лучше их. Поговорив с ними, Фостер отводит Би в сторонку, где их никто не услышит, и ставит свой диагноз: этот ребенок, должно быть, его. Дитя Льва Уоррена, придя в этот мир, не столкнулось бы с такими сложностями. Дитя Льва Уоррена, придя в этот мир, не находилось бы на пороге жизни и смерти. Сотворенное ими – яд, ребенок этим ядом отравлен. Девочку нужно очистить от их грехов, или они потеряют ее навсегда.

Теперь, когда у Би есть дочь, мысль о мире без нее нестерпима.

– Мы должны рассказать ему, – говорит Фостер.

Эта мысль тоже нестерпима.

* * *

– Как вы ее назовете? – спрашивает медсестра. Никто не должен умирать без имени.

* * *

Пока Фостер признается во всем Льву, Би медленно, нетвердыми шагами, идет в безлюдную больничную часовню. Придавленная горем, падает перед алтарем и крестом и рыдает. Последний раз она обращалась с мольбой к Богу, будучи ребенком. Сейчас она – мать, а мать должна быть сильной ради своего ребенка.

– Боже! – всей душой взывает она к Богу.

И он приходит.

Когда Би поднимает лицо, Льва скрывают тени. От него веет ее предательством, и это разбивает ей сердце, поскольку она любит его, любит как никого другого, и с Фостером она была из любви и преданности к нему. Но Би ничуть не сомневается: Лев никогда не посмотрит на произошедшее ее глазами.

И сейчас она знает, что повторила бы содеянное, лишь бы снова стать матерью Эмми.

Эммануэль. Французское имя – «С нами Бог».

– Похоть же, – произносит Лев, приближаясь к ней, – зачав, рождает грех, а сделанный грех рождает смерть[27]. – Он замолкает, глядя на нее как на незнакомку. – Я поддерживал тебя, как никого другого. Ты предала меня, как никто другой.

Би склоняет голову.

– Благодаря мне ты прозрела и увидела рай. Я воскресил твою сестру. И несмотря на все, что ты видишь, несмотря на все, что я дал тебе, ты отвернулась от меня и теперь… теперь имеешь наглость просить сохранить жизнь ребенку, который не является моим?

Лев опускается рядом с Би на корточки, поднимает пальцами ее подбородок и заставляет посмотреть ему в глаза.

– Прости, – выдыхает она.

– Бог любит тебя. Но тех, кого Бог любит, он наказывает.

По щекам Би струятся слезы.

– Ты готова вернуться ко мне через страдания, Би? Готова страдать ради спасения дочери?

– Я готова на все, что угодно, – шепчет она.

Лев велит ей встать.

Февраль, 2018

– Еще есть время, – шепчет Би, забираясь в мою больничную постель. Она крепко сжимает мою ладонь. – Обещаю.

Я просыпаюсь, учащенно дыша, с трепещущим, как у колибри, сердцем. Пытаясь успокоиться, прижимаю к груди ладонь. Овладеть собой и понять, где я нахожусь, получается не сразу – хижина Льва.

Я свернулась калачиком в его постели, закрыла глаза и уснула, убаюканная оставшимся на подушке его запахом. Сейчас он в комнате, сидит за письменным столом, подперев рукой подбородок, и тихо работает за компьютером. Порой случаются такие своеобразные мгновения, когда ты чувствуешь, что вот она – твоя настоящая жизнь, но они так быстро ускользают, что ты не успеваешь разобраться в своих ощущениях. Сейчас я переживаю такое мгновение. Лев вздыхает, потирает глаза, поворачивает голову в мою сторону и видит, что я проснулась. В окне над раковиной за его спиной ни проблеска света. Ночь. В середине комнаты потрескивает огонь.

Тут тепло.

– Ты беспокойно спишь, – говорит Лев, скользя взглядом по покрывалу, закрутившемуся вокруг моих ног. – Я все думал: ты когда-нибудь чувствуешь себя выспавшейся?

Я медленно сажусь, выпутываясь из покрывала. Подтягиваю колени к груди и обнимаю их руками. Хочется ответить: «Нет. Никогда». Во всяком