Книга 3_Город богов - Юлиана Суренова

Сначала он увидел свою руку, сжимавшую плеть с такой силой, что вены набухли, пальцы побелели от напряжения, потом на глаза попалось испуганное, перепачканное кровью и слезами лицо рабыни, и, наконец, перед его взглядом предстал Шамаш.

Повелитель небес стоял лицом к караванщику, глядя на него с сочувствием и грустью. Растрепавшиеся смоляные волосы острыми прядями падали на лицо, откинутый за спину плащ трепетал осколком бездны, широкие рукава рубахи были закатаны до локтей.

Темные одежды оттеняли побледневшую кожу, казавшуюся тонкой, полупрозрачной, подобно солнечному лучу, скользившему по кромке пустыни. И поэтому столь отчетливо выделялась на предплечье, тыльной стороне ладони, запястье правой руки багровая отметина.

В первый миг Атену показалось, что это отблеск костров, но, приглядевшись, он узнал грубый рубец – след, оставленный плетью. Пальцы разжались, ноги подкосились…

– Господин…! – хозяин каравана упал на колени.

Шамаш, чуть качнув головой, повернулся, наклонился к рабыне, протянул руку, помогая подняться.

– Спасибо, господин…! – проговорила та, глотая текшие по щекам слезы, в которых не осталось места ни боли, ни страху, ни ненависти. Женщине даже показалось, что благоговейный трепет, охвативший ее душу, заменил солоноватую горечь чистотой и сладостью росы, ложившейся поутру на лепестки роз. Она сложила руки перед грудью, словно в молитве.

– Возвращайся к Рамир, – тихо проговорил Шамаш. – Я скоро приду.

– Да, господин! – Фейр низко поклонилась ему и, прошептав: – Спасибо Тебе! – заспешила прочь, исполнять приказ.

Дождавшись, пока рабыня исчезнет из виду, колдун повернулся к караванщику.

Атен не останавливаясь ни на миг, шептал молитвы. Непослушными, точно их обдало ледяным дыханием метели, пальцами он достал из-за пояса острый охотничий нож, зажал его обеими руками перед грудью, готовясь…

– Безумец! – Шама выхватил у него из рук оружие смерти. – Как ты можешь думать о самоубийстве здесь, сейчас!

– Я ударил Тебя… Я не хотел, но… Это случилось… Ничего не изменить…

Умереть – единственное, что мне остается, все, о чем я способен теперь думать…

Я уже мертв… Нужно лишь отпечатать след сделанного шага…

– При чем здесь ты? Оглянись! Вспомни, где мы находимся! – он схватил караванщика, рывком поднял на ноги, с силой тряхнул, заставляя прийти в себя. – Ярость города наполнила тебя! Она пыталась подчинить себе твою душу! Она управляла тобой, словно кукловод марионеткой!

– Пусть так… Пусть так… – безнадежно повторяли губы караванщика. Его голова оставалась склоненной на грудь, глаза смотрели вниз. – Но того, что случилось, не изменить…

– Пока еще ничего не случилось! – голос Шамаша стал подобным грому – не тому, что шумит снаружи, а гремящему внутри, в душе. Этот голос заставил Атена не думать ни о чем, лишь слушать… И подчиняться. – Но я тебе могу сказать, что произойдет, если ты не выбросишь из головы эту безумную мысль о самоубийстве!

Мысль, которая не достойна свободного человека, лишь раба, готового слепо подчиняться беде и пустоте! Так вот. Если ты убьешь себя, тем самым ты покончишь со всем караваном, со всеми теми, кого любишь, кем дорожишь, о ком обещал заботиться и кто сейчас нуждается в тебе больше, чем когда бы то ни было раньше!

Неужели ты не понимаешь? Или это именно то, чего ты хочешь? Если так, держи, – правой, покрасневшей и опухшей рукой колдун протянул караванщику нож, держа его за лезвие, острием к себе. Но когда пальцы караванщика инстинктивно потянулись к рукоять, Шамаш удержал клинок.

– Только прежде убей меня, ибо пока я жив, я не позволю тебе покончить с собой и со всеми остальными!

– Почему Ты делаешь это со мной, господин! – глаза хозяина почернели от ужасной душевной муки, которой, казалось, не будет конца.

– Ты нужен живым, торговец: своей малышке, своему каравану. Ты нужен мне, ибо без тебя я потеряю все, что у меня есть в этом мире. Я потеряю себя.

Караванщик глядел на Него, не мигая, боясь пропустить то, что должно было составить смысл всей его последующей жизни.

– Это действительно так, господин? – не веря до конца, когда в такое было трудно, почти невозможно поверить, спросил хозяин каравана.

– Я никогда не лгу, Атсинен! – Шамаш впервые за все время, проведенное в караване, назвал его по имени. И это было полное, тайное имя.

– Но откуда… – караванщик растерялся. Он не мог припомнить, чтобы называл Ему…

Да вообще, никто никогда не пользовался заклятыми именами! Сокращенные были куда удобнее и безопаснее…

"Все верно, – Атен быстро приходил в себя, – бог должен его знать, ведь оно как раз для Него…" -Спасибо, господин…

Тот тяжело вздохнул. Он чуть наклонил голову, в глазах мелькнул укор. Однако колдун понимал, что не следовало нажимать на смертного, стремление к жизни в котором было еще слишком слабо и могло потухнуть от любого дуновения слова.

Его взгляд скользнул по сверкнувшему в лучах луны клинку.

– Отдай его мне, – неожиданно для собеседника, попросил он.

– Нож? Да, конечно! Возьми… – его пальцы выпустили рукоять.

– Спасибо… – Шамаш повернул клинок к огню ближайшего костра так, чтобы отблески пламени заиграли на металле, расцвечивая его покой алыми красками, тревожа дух дыханием пламени. – Ты часто повторяешь, что в моих руках судьбы всех людей, всей душой веришь в это… Что ж, пусть так и будет. Я хочу, чтобы ты запомнил: вместе с этим ножом я забираю себе право судить тебя. С этого мига я буду решать, виноват ты в моих глазах, или нет.

– Моя жизнь в Твоих руках! – в его глазах вспыхнул огонь благоговейного трепета и готовности на самопожертвование.

– В таком случае, выкинь из своей головы мысль о самоубийстве. Забудь о смерти.

Помни: ты нужен живым.

– Живым… – повторил Атен. Караванщик не спускал взгляда с ножа до тех пор, пока Шамаш не заткнул его себе за пояс.

То облегчение, которое он ощутил после всех произнесенных слов, было не сравнимо ни с чем.

Караванщик не заметил, как Шамаш качнул головой. В его глазах была печаль: "Это лишь свобода раба, рабство царя, одевающего себе на пальцы кольца власти, не зная, что они – самые крепкие и нерушимые кандалы… Увы, сейчас нет иного выхода удержать его среди живых. Город. Он выбрал торговца своей первой жертвой.

Он подчинится или мне, или ему… Надеюсь, потом, когда опасность минует, я смогу все исправить… " -Пойдем, нас ждут, – негромко проговорил колдун.

– Рабыни… – на лице караванщика отразилось сомнение.

– Не сердись на этих несчастных. Они ни в чем не виноваты.

– Все дело в городе, – брови Атена сошлись на переносице, глаза глядели вокруг настороженно. Караванщик стал прежним: решительным, властным. Его разбившаяся было на части душа вновь соединилась воедино, не оставляя места пустоте. Однако грусть не покинула его сердце, боль не ушла, она просто стала другой.