Люди и учреждения Петровской эпохи. Сборник статей, приуроченный к 350-летнему юбилею со дня рождения Петра I - Дмитрий Олегович Серов

Сенат обязал губернаторов и провинциальных воевод вывесить списки этого указа в людных местах в городах и сельской местности, а также организовать зачитывание указа вслух в приходских церквах каждое воскресенье после литургии[598].

Итак, в законодательной и организационной сферах на протяжении первых двух десятилетий XVIII в. в России были предприняты беспрецедентные меры по противодействию взяточничеству. Каков же оказался практический эффект от исполнения грозных законов, каковы были итоги деятельности вездесущих фискалов, обуздали ли «грабителей народа» обращенные к царю жалобы?

Прежде всего, стоит отметить, что из попытки организовать прямое информирование главы государства о случаях взяточничества толку вышло мало. Обеспечить широкое непосредственное участие правителя в поддержании законности было реально разве что в удельные времена, но никак не во втором десятилетии XVIII в. По крайней мере, автору данной статьи не довелось встретить ни единого уголовного дела о взяточничестве, возбужденного после обращения частного лица на имя государя.

А вот деятельность фискальской службы по разоблачению взяточников следует признать вполне эффективной. К примеру, только за июль — сентябрь 1713 г. фискалы выявили трех взяточников среди должностных лиц: комендантов Соли Галицкой и Скопина, а также командированного в Суздальский уезд переписчика крестьянских дворов. Именно фискальская служба вскрыла факты взяточничества со стороны таких «птенцов гнезда Петрова», как сенатор Я. Ф. Долгоруков, губернатор М. П. Гагарин, вице-губернатор А. А. Курбатов[599].

Очевидная загвоздка возникла, однако, с практической реализацией суровых законодательных актов о пресечении взяточничества. Прежде всего, нельзя не обратить внимание на крайнюю ограниченность случаев уголовного преследования должностных лиц только лишь по обвинению во взяточничестве. Среди изученных автором многочисленных судебных дел первой четверти XVIII в. таковых удалось выявить буквально единицы. Однако и в этих случаях в петровское время взятки продолжали рассматриваться — вполне в духе Уложения 1649 года — не сами по себе, а почти исключительно в увязке с обусловленными их получением преступлениями против интересов службы и правосудия.

Одним из немногих чисто «взяточных» процессов того времени стал состоявшийся в 1711 г. суд над дьяком Д. И. Новиковым, обвиненным во взятках с откупщика Л. М. Чижова. Хлопотавший о получении подряда на ремонт Яузского моста Лукьян Чижов вручил дьяку в общей сложности 400 рублей, чтобы «был бы добр». После не особенно затяжного судебного разбирательства опрометчиво пообещавший откупщику «во всяких делах чинить всякое вспоможение» Данила Новиков был в декабре 1711 г. приговорен Сенатом к наказанию кнутом и штрафу в 1400 рублей[600].

В 1712 г. за взятки попал под суд гвардии поручик Н. Т. Ржевский. Выходец из многократно ветвившегося старинного рода, восходившего к удельным князьям Смоленской земли, поручик Никита Ржевский был в октябре 1707 г. направлен Петром I в союзную Речь Посполитую на должность российского коменданта Полоцка. Получив под команду небольшой гарнизон, Никита Тимофеевич должен был на своем направлении наглухо перекрыть сухопутную и речную доставку товаров и продовольствия в принадлежавшую тогда еще шведам Ригу.

Однако с выполнением государева поручения дело у Никиты Ржевского не заладилось. Воспользовавшись относительно автономным положением, Никита Тимофеевич занялся неуемным личным обогащением. Избрав в качестве посредника некоего «полоцкого жида» Авраама Рубанова, потомок удельных князей принялся вступать в переговоры с купцами и регулярно предоставлял некоторым из них, говоря современным языком, «зеленый коридор» в сторону Риги. Разумеется, небезвозмездно.

11 июня 1712 г. уже отданный под суд Никита Ржевский подал царю повинную, в которой признал факт пропуска в Ригу за взятки шести купеческих судов с товарами[601]. Спустя месяц в летнем войсковом лагере под Санкт-Петербургом был созван военный суд («кригсрехт») под председательством генерал-майора А. А. Головина. 16 июля 1712 г. судьи единодушно приговорили Н. Т. Ржевского за получение взяток к смертной казни[602].

Поскольку приговор строевому офицеру вступал в законную силу только после утверждения царем, материалы кригсрехта были в сентябре 1712 г. направлены Петру I. Высочайшее утверждение состоялось 8 апреля 1714 г.: вместо смертной казни Н. Т. Ржевский присуждался к наказанию кнутом, конфискации имущества и бессрочной ссылке в Сибирь. В том же месяце перед строем полка Никита Ржевский был «кладен на плаху к смертной казни и по свободе от смерти учинено наказание, бит кнутом»[603].

Последним должностным лицом, жестоко поплатившимся в первой четверти XVIII в. исключительно за взяточничество, оказался ярославский фискал А. И. Никитин, ставший одним из фигурантов грандиозного «дела фискалов», расследовавшегося в 1722–1723 гг. Обвиненный в получении взяток с жителей Ярославля, Алексей Иванович Никитин был в сентябре 1722 г. впервые допрошен в следственной канцелярии генерал-прокуратуры. Поскольку он упорно отрицал предъявленные обвинения, 3 декабря 1722 г. его отправили в застенок.

Не стерпев дыбы и семи ударов кнутом, Алексей Никитин признался в четырех эпизодах получения взяток на общую сумму 111 рублей (плюс бочонок вина)[604]. В трех случаях фискал получил вознаграждение за преступное должностное бездействие. А вот бурмистр Борисоглебской слободы Родион Горбунов вручил в феврале 1722 г. Алексею Ивановичу 40 рублей, чтобы «он, Никитин, не часто приезжал к нам в слободу… и не чинил бы нашим слобожаном каких напрасных нападок и раззорения»[605].

Полученные с ярославцев деньги и вино дорого обошлись Алексею Никитину. 22 января 1724 г. Вышний суд приговорил А. И. Никитина к смертной казни с конфискацией имущества. Впрочем, император смягчил приговор, заменив казнь «политическою смертию». Два дня спустя, 24 января 1724 г., на эшафоте, установленном на Троицкой площади Санкт-Петербурга, Алексею Никитину дали 25 ударов кнутом, вырвали ноздри и отправили на вечную каторгу[606].

Однако печальной стороной российской действительности первой четверти XVIII в. явилась не только крайняя избирательность уголовной репрессии в отношении взяточников. Не меньшие проблемы оказались порождены теми изменениями в корпусе государственных гражданских служащих и в построении государственного аппарата, что произошли в результате проведения административных реформ Петра I.

Во-первых, государственных служащих стало значительно больше, а государственный аппарат стал более разветвленным. Если в 1640‐х гг. один «приказной служитель» приходился на 4,4 тысячи жителей, то в 1710‐х гг. — уже на 2,9 тысячи. Особенно резко возросло количество служащих в местном звене системы управления. Если в 1640‐х гг. на всю Россию таковых насчитывалось 774 человека, то в 1710‐х гг. (при двукратном увеличении населения) — 4082[607]. В итоге к началу 1720‐х гг. среднестатистический российский житель вынужден был соприкасаться с представителями государственной власти заведомо чаще, нежели его предок, живший в середине XVII в.

Во-вторых, заметно ухудшился качественный состав чиновничества. Множество новооткрытых вакансий заполнили лица, далеко не лучшим образом подготовленные к