Люди и учреждения Петровской эпохи. Сборник статей, приуроченный к 350-летнему юбилею со дня рождения Петра I - Дмитрий Олегович Серов

непонятной причине) уголовное преследование высокопоставленного должностного лица. Этим лицом был старейший сенатор, генерал-пленипотенциар-кригскомиссар князь Я. Ф. Долгоруков. По успешно расследованному канцелярией И. И. Дмитриева-Мамонова эпизоду о незаконном заимствовании Яковом Долгоруковым 50 тысяч рублей из кассы Военной канцелярии для коммерческой «прокрутки» сенатор был в 1718 г. предан Генеральному военному суду под председательством А. А. Вейде. Приговор по этому делу не состоялся, поскольку Петр I неожиданно остановил судебный процесс[647].

В итоге подозревавшийся в многократном получении взяток и злоупотреблении должностными полномочиями, состоявший под следствием трех «майорских» канцелярий Я. Ф. Долгоруков не понес никакой ответственности. Более того: оказавшись по высочайшей воле подследственным (а затем и подсудимым), князь Яков Федорович никак не пострадал карьерно. Царь не вывел князя из числа сенаторов, сохранил за ним пост президента новоучрежденной по образцу шведской Kammarrevisionen Ревизион-коллегии (на каковой Я. Ф. Долгоруков был определен, что характерно, менее недели спустя после того, как попал под следствие, — 15 декабря 1717 г.[648]).

Впрочем, внимание царя привлекали не только уголовные дела с участием сановных подследственных и подсудимых. Вполне активное участие Петр I принял в процессе по обвинению группы ординарных служащих Ревельской адмиралтейской провиантской канцелярии во взятках и хищении казны («ревельском адмиралтейском деле»)[649]. Получив сведения о злоупотреблениях ревельских военно-морских интендантов, царь счел дело настолько важным, что 8 августа 1718 г. распорядился направить его для предварительного расследования в Тайную канцелярию[650]. Некоторые фигуранты этого дела были в 1720 г. осуждены военным судом, а комиссар Я. Лопухин 4 августа 1720 г. — Правительствующим сенатом[651].

Стоит заметить, что личное присутствие монарха на допросах нередко оказывало на подследственных и подсудимых значительное психологическое воздействие, способствуя даче признательных и откровенных показаний. К примеру, именно в ходе допроса 5 февраля 1723 г., проходившего с участием императора, судья Московского надворного суда бывший обер-фискал М. В. Желябужский признался в подлоге завещания вдовы Акулины Поливановой[652].

Из числа судебных органов повышенный интерес Петра I привлекала, конечно, работа специализированных судов по государственным преступлениям — Тайной канцелярии и Преображенского приказа. Показательно, что 25 ноября 1718 г. царь установил себе особый день (понедельник) для посещения Тайной канцелярии[653].

Напротив, с судебной деятельностью Правительствующего сената монарх соприкасался лишь эпизодически. Как явствует из архивных материалов и фундаментальной публикации Н. А. Воскресенского, за 1719–1724 гг. Петр I направил на судебное рассмотрение Сената лишь 14 дел. Например, 11 марта 1721 г. царь передал в судебное производство Сената расследованное канцелярией И. И. Дмитриева-Мамонова дело бывшего сибирского губернатора М. П. Гагарина, а 18 мая 1722 г. — расследованное канцелярией С. А. Салтыкова дело бывшего воронежского вице-губернатора С. А. Колычева[654]. Относящихся же к 1719–1725 гг. фактов направления Петром I на рассмотрение Сената дел из Юстиц-коллегии выявить к настоящему времени не удалось. Таким образом, в этот период нормы, закрепленные в ст. 4 именного указа от 19 декабря 1718 г. и в ст. 4 «Должности Сената» от декабря 1718 г., остались мертвой буквой.

В последние годы жизни наибольшее внимание первый российский император уделял учрежденному в 1723 г. в качестве высшего органа правосудия Вышнему суду. В частности, сохранились реестры дел суда с многочисленными высочайшими резолюциями, наложенными 24 октября и 9 декабря 1723 г.[655] А в составленном императором 13 января 1724 г. распределении занятий по дням недели значилось: «…В [Вышнем] суде — середы вечер и четвертка утро»[656]. Данный распорядок отнюдь не остался на бумаге: как явствует из походного журнала Петра I, за вторую половину января 1724 г. он посетил Вышний суд восемь раз[657].

Систематические данные о количестве как вынесенных, так и утвержденных Петром I приговоров на сегодня не установлены. Исходя из архивных материалов и сведений, приведенных в литературе, возможно лишь предположить, что количество таких приговоров исчислялось сотнями. Например, по подсчетам Н. Б. Голиковой, только за 1700–1705 гг. по делам, находившимся в производстве Преображенского приказа, царь вынес более 50 приговоров[658].

В качестве судьи Петр I действовал не всегда строго последовательно. Скажем, в 1698 г. будущий император приговорил к смертной казни жену стряпчего конюха Аксинью Трусову и ее холопа Григория Леонтьева. Осужденные были изобличены Преображенским приказом в произнесении «непристойных речей». Беседуя между собой о жестокости царской расправы над восставшими стрельцами, они пришли к крамольному выводу о том, что Петр I «ожидовел и бес тово де он жить не может, чтоб ему некоторый день крови не пить». Между тем три года спустя, в явственно сходном случае, царь вынес более мягкий приговор. В 1701 г. он осудил к наказанию кнутом, урезанию языка и пожизненной ссылке в монастырь в Вологде посадскую дочь Евдокию Часовникову, признанную виновной в произнесении фразы: «Которого де дни великий государь и стольник князь Ромодановский крови изопьют, того де дни в те часы они веселы, а которого дни они крови не изопьют, и того дни им и хлеб не ес[т]ца»[659].

Что касается существа деятельности Петра I по утверждению приговоров, то он либо подтверждал, либо смягчал их, но никогда не отменял (вовсе освобождая осужденных от наказания) и почти никогда не ужесточал. На сегодня в литературе и среди архивных материалов довелось встретить всего два эпизода ужесточения первым российским императором санкции при утверждении приговора.

Первый эпизод имел место в связи с уголовным делом о побеге из Москвы в 1703 г. высокопоставленного пленника — бывшего бея крымской крепости Кызы-Кермен. В содействии побегу были изобличены трое приезжих украинцев и двое крестьян подмосковного села Кувекино (последние выступили в роли извозчиков, а также 10 дней прятали беглеца у себя в селе, в бане). 9 февраля 1705 г. судебное присутствие Боярской думы приговорило всех подсудимых к семи годам каторжных работ. Не согласившись со столь мягким приговором, 13 февраля 1705 г. царь указал «тех черкас и извозчиков казнить смертью»[660].

Во втором случае дело касалось комиссара А. Дирина, который был в октябре 1718 г. изобличен особым военно-судебным присутствием в незаконной продаже казенного леса для строительства дома генерал-майору Г. П. Чернышеву. За эти деяния Алексей Дирин был приговорен к штрафу в 500 рублей и возмещению стоимости проданного леса в 100 рублей. Несмотря на то что подобный штраф являлся весьма значительным[661], царь существенно усилил санкцию, определив комиссару, помимо штрафа, наказание кнутом и ссылку на каторгу на один год[662].

Напротив, примеров смягчения приговоров Петром I известно множество. Так, из восьми смертных приговоров, вынесенных судебным присутствием Боярской думы в июне — октябре 1700 г. за ложные изветы, царь утвердил единственный — лжеизветчику, который оказался виновен еще