Братский круг. По самому краю … - Вячеслав Юшкин

любви к ней значит. Грех твой дар на благое дело не использовать. Тем более, что я с серьезными намерениями.

— Да ладно, Саня, хорош заливать, — вмешался я. — Тебе сколько таких Марго пишет? Три? Пять?

— Камень что-то не идет. — задумчиво повторил авторитет, бросая зарики.

Меж тем, в кубрик заскочил запыханный Валера Шутов, наш с Немцем земеля с Нефтехимика. Мы даже по воле как-то с ним пересекались. А в лагере ясно еще больше сблизились. Землячество обязывает. Спокойный, веселый невысокий мужичок чуть за тридцать. В блатные никогда не лез, не стремился к этому. (Да и по игре говаривали, у него просрочка была прошлыми сроками. Фуфлом, правда, не объявляли, не стали жизнь ломать, но тень на репутацию все же легла.) Был на хорошем счету у земляков, среди мужиков слыл рубахой-парнем, и пользовался уважением, надо заметить, заслуженно. Обычно весело-скороговорчив, сегодня был понур. Да и не мудрено, пацан мать потерял недавно. Причем узнал об этом спустя неделю после похорон. По закону менты обязаны в таких случаях либо с конвойными на похороны арестанта вывозить, либо гроб с телом родственника в лагерь привезти (обычно в конверт завозят), чтобы сын попрощался. А с Валерой поступили, конечно, не по-человечески, не то, что попрощаться не дали, а даже известили о смерти близкого человека спустя неделю после похорон. Неправильно это. Не по-людски. Ну и потекла у пацана фляга. Отряднику нагрубил, в церковь лагерную стал ходить, ну и много чего еще, чего ранее за ним не водилось. Понять можно.

Вообще отношения с матерью у Валеры Шутова были особые. Он и последний срок-то, можно сказать, за нее получил. Любила гульнуть маманя, в смысле выпить, чего уж греха таить. Ну и естественно попадала, в связи с этим, в разные компании, где после очередного стакана, как водится, начинали выяснять отношения. Валера, конечно, за пеленой сыновьей любви не видел в матери алкоголичку, жалел ее. Вот однажды кто-то из очередных собутыльников довольно сильно отоварил маман на какой-то блат-хате. Те, кто постоянно с ней выпивал ее не трогали. Знали, что сын (а к тому времени у Валеры уже было три отмотанных срока за преступления различной степени тяжести) заступится так, что мало не покажется. Так что огребалась она обычно от залетных, не местных. Вот и в этот раз, придя домой Шутов, увидел материны руки и лицо в синяках, внимательно осмотрел побои и задал всего один вопрос — Кто⁈

Мать ответила, еле ворочая языком — на блат-хате, то ли шестнадцатая, то ли восемнадцатая квартира через дом в «Букварях». Сын исчез за дверью.

На долгий звонок в 16-ю квартиру открыл заспанный то ли армян, то ли грузин. Резко втолкнув его внутрь, Валера тут же одел ему на голову отсвечивающий в полумраке коридора дубовый табурет.

Армян завыл — Вай-вай! Убивают! — а Шутов еще раз пять пнул его тяжелыми ботинками, после чего прошел в комнату. Там находился еще один дитя гор, и какая-то ярко накрашенная дама, правда славянской внешности. Второго чучмека Валера отметелил руками. Девка, меж тем, как-то умудрилась просочиться мимо и выскочила в коридор.

Устав махать руками, гневный сын стащил гостей из ближнего зарубежья в кучу и начал проводить дознание, с целью выявить степень вины каждого из них. Но не успел. Дверь с треском распахнулась, и на пороге появился наряд милиции в полной боевой экипировке. За широкими спинами представителей порядка пылала рыжей копной свалившая ранее подруга пострадавших.

После беглого осмотра места происшествия, сотрудники вызвали армянам скорую, а Валеру скрутили и доставили в РОВД, пред светлые очи дежурного следователя Калмыкова Сан Саныча.

Посадив подозреваемого на предусмотрительно привинченный к полу табурет, дознаватель начал выпытывать у Валеры, за каким таким хреном тому понадобилось устраивать погром на квартире предпринимателей — братьев Карапетян. («Все-таки армяне» мелькнула мысль в голове задержанного.)

Выяснив, правда с трудом, — а напомним, Шутов не любил откровенничать с ментами, — суть происшедшего, следователь Колмыков покачал головой и сообщил бывшему зеку, что с армянами он расправился совершенно напрасно, так как они в этой ситуации категорически не причем и мать его в глаза не видели.

— Как так⁉ — искренне расстроился арестант.

— А вот так! — продолжал ментяра. — Ты, брат, квартирой ошибся. Надо было в 18-ю ломиться, а ты в 16-ю вперся.

И тут Валера вспомнил, что мать как-то невнятно назвала номер квартиры. Дом точно указала, а хата то ли 16-я, то ли 18-я. И точно, вспомнил он — в 18-й второй год уже какая-то блат-хата существует.

— Вот ишак, бля! — не сдержал эмоций арестант. — Начальник, разреши на дальняк сходить, не могу живот крутит, а вернемся я все подпишу. От расстройства, наверное…

— Ладно, иди. — следак, видимо, был доволен проведенной работой, а что подозреваемый не запирается, вину признает полностью, вот тебе еще одна галочка — раскрыл по горячим, как говорится. Задавил подследственного, так сказать, интеллектом. Даже бить не пришлось. Похвально, похвально!

— Филлипов! — громко позвал дознаватель.

На окрик дверь распахнулась, и на пороге возник молоденький сержант.

— Отведи подозреваемого в туалет. Но чтоб пулей мне! Туда и обратно! Ты понял, Шутов? Пять минут у тебя!

— Да понял, понял. — Валера встал и пошел из кабинета, привычно заложив руки за спину.

Прошло пять минут. Затем еще пять. Калмыков недовольно расхаживал по кабинету. Что он там обосрался что ли⁉

Наконец дверь отворилась, и в кабинет влетел запыханный сержант.

— Что так долго, Филлипов?

— Сбежал!

— Кто сбежал? — еще не понимая, машинально переспросил следак.

— Подозреваемый сбежал!

— Как, твою мать, сбежал? — Калмыков грохнул кулаком по столу. — Ты что мелешь⁉

И сержант заикающимся от волнения голосом рассказал, что повел задержанного в сортир не на третий этаж, как было положено, а на первый для работников РОВД. Потому как на третьем с вечера забилась канализация, (а слесарей до сих пор нет), а на втором тетя Лена (уборщица) делает генеральную уборку, к приезду комиссии с Главка, в связи с чем послала сержанта на пару с задержанным куда подальше. Ну и… Короче минут пять подождал, потом дверь отворил, а сортир пустой. И форточка приоткрыта. А главное, все бесшумно как-то, тихо, даже створка на окне не брякнула.

— Идиот! — Калмыков отодвинул ящик стола и вытащил из него табельный Макаров. — Дуй вниз, машину через три минуты к входу. На твое счастье, я, кажется, знаю где он.

Следак не ошибся. Дверь в квартиру 18 была (мягко говоря) не заперта, из небольшого проема слышны были всхлипывания, и несло какой-то сивухой. Войдя внутрь,