Дитя минувшего - Кристина Веда

Ночь оставалась где-то за берегом, небо было таким же светлым и ясным, как это было утром, стоило нам войти в город.

Марк повторил, что такое явление называют белыми ночами и они начинаются в Санкт-Петербурге с мая по июнь. В это время Навь слабее, чем обычно, ведь дневной свет отгоняет темные и туманные чары Нави.

Будучи на первом этаже, мы наелись вдоволь, загребая на тарелочки канапе с колбаской и бутерброды. Вихрь довольно распластался на лавочке и рассматривал стенд с сувенирами на верхней палубе. Магниты, ручки, шапки-ушанки и футболки, все как на подбор посвящены прекрасному и таинственному Санкт-Петербургу.

– Знаете, – призналась я Марку и Касиму, подсев к ним на лавочку, – я даже не ожидала, что большие, каменные города такие живые и таинственные. Столько прекрасных мест нам показал Горыныч, а сколько мы еще не видели! Это же мечта.

– Угу, – протянул Касим, лежа кверху черным пузиком и прикрывая его крылом, объевшись. Рядом лежала дюжина палочек от канапе, – хорошая получилась экскурсия. Я даже объелся. Но это место такое.

– А я говорил, – усмехнулся Марк, – схожу ещё за одним канапе, а то на ночь силы нужны, нам еще в Навь идти, – он подмигнул мне и ушел к столику.

Мои щеки загорелись и потребовался свежий воздух. Точно подгоняемая внутренней силой я поднялась на верхнюю палубу, где стояли люди и фотографировались, смеялись. У края палубы стоял Горыныч, что-то разглядывая на горизонте. Правая его голова ломано качалась, глаз дергался и словно вместе с головой, правая рука сжимала в когтистых лапах поручни ограждения.

– Горыныч? – позвала я, на что Змей тут же обернулся и на двух из его голов появилась улыбка, третья же смотрела куда-то в бок, тряслась, точно на неё кто кричал.

– О, полубог! Ты уже наелась?

Я кивнула, останавливаясь рядом. Повисла тишина, нарушаемая только шумом волн, бившихся о катер, что тихо двигался вперед, разрезал воду.

– Ты что-то хотела?

– А, да, – я собралась и посмотрела в глаза Горынычу, для этого пришлось запрокинуть голову, настолько он был высок, как две меня, – я хотела поблагодарить за такой чудесный день и за экскурсию. Ты помог мне отвлечься от реальности и насладиться обычной жизнью.

– Обычной, к-х, необычной. Это ж надо, к-х, мы ей навий туман, а она, к-х, «обычно». Неблагодарная, это плохо!

И правая голова резко отвернулась, точно обиделась.

– Нет, Горыныч, прости, я не это имела в виду.

– Не переживай, – вмешалась добродушно центральная голова, – у меня свои заморочки, к сожалению. Иногда злюсь на людей, нужно время, чтобы с этим справиться.

– Злишься? Из-за своего прошлого? – спросила, на что левая голова Горыныча с мечтательной улыбкой икнула:

– Кто профлое помянет, тому в глаф!

– Ох, я бы как дал в глаз, к-х, этому проходимцу! Плохо он поступил, плохо, к-х!

Под эту перепалку я чуть отодвинулась, напрягшись:

– О чем ты говоришь? Кто плохо поступил?

– А тебе расскажи, к-х.

– Так ты и фаскажи, – мягко подначила правая голова, пока центральная не отдала приказ:

– Тихо.

И все замолчали, после чего центральная голова Горыныча призналась:

– Ты извини, что так с тобой говорю, это я не на тебя злюсь, а на Кощея. Раз один из нас не держит язык за зубами, – и он недовольно покосился на правую голову. Левая хихикнула и опять икнула, – то расскажу, чтобы ты не додумывала ничего. Когда мне минуло тысячу лет, то я решил за головы браться, образование получить. А что? Но ты на них не смотри, головы у меня три, но мозг, видимо, один на всех. Отучился я несколько раз в университете и решил экскурсии проводить по тем местам, где еще недавно охотился. Много историй я знал и решил, что людям это понравится. Но не так-то просто всё делается в нашей стране, тем более в Питере. Меня поймали стражи закона и сказали, что для работы, нужно получить специальное разрешения через МФЦ. Знаешь, что это за Навье царство?

– Я там паспорт получала, – кивнула одобрительно, вспомнив как много бумажек пришлось собрать.

– То-то же, – кивнули все три головы, – это МФЦ создал никто иной как Кощей, Навий сын. Так и хорошее дело вроде сделал, людям помогает, но устроил всё, как со своей иглой. Чтобы одну справку получить, нужно не только зайца из утки достать, но и всех чиновников по очереди. Один в отпуске, второй этим не занимает, а третий вообще недавно устроился и ничем помочь не может! Как я намучился, бегая за разрешением по работе, так намучился, что лично пошел к Кощею, а он меня и проклял, теперь вечно моя голова в торопится и не доверяет ни зайцу, ни чиновнику.

Точно в подтверждении этих слов, правая голова печально кивнула и фыркнула.

– Горыныч, – задумчиво произнесла я, решившись помочь, – а что, если я вылечу твою голову?

– Ты, к-х?

– Фто?!

– Фто… – запнулась центральная голова и сплюнула, – тьфу ты! Что ты сделаешь? Вылечишь?

Я кивнула, хоть легкое сомнение и заворочалось внутри. Но я угомонила его, чтобы провести обмен:

– Я тебя вылечу, а ты мне вернешь волшебный клубок. Все-таки плохо, это не моя вещь, а я её тебе отдала.

Горыныч какое-то время думал, чеша сразу два затылка, а затем согласился.

– А давай, хуже не будет.

Я попросила правую голову наклониться ко мне и накрыла ее шершавую, чешуйчатую кожу ладонями.

– Сейчас утку достанет, к-х, а там и заяц.

Я закрыла глаза, ощущая покачивание, с которым катер шел по волнам. Шум мотора и гогот людей растворился в моем сознании, и я вновь представила поле и ветер. Потянулась за ним, подставив лицо потоку, и ухватилась за хвост, точно пускала воздушного змея. Почти не осязаемый, дерганный, он вырвался и умчался дальше, колыша траву. Я вздохнула глубоко и ещё раз представила как временной поток обретает вид нити. В этот раз его получилось ухватить, и я потащила его руками, мягко отматывая травмирующее для Горыныча воспоминание и растворяя его в воздухе. Моя сила уходила вместе с воспоминаниями, растворялась вокруг нас с Горынычем. Еще какое-то время я тянула нить, а затем ощутила пустоту и раскрыла глаза.

Голова, что была напротив меня, также разлепила глаза, а затем, недоверчиво моргнула.

– Ну как? – прохрипела я и качнулась. Силы покинули меня и пришлось схватиться за поручень. В этот раз я проводила обряд без зелья силы.

Горыныч выпрямился и посмотрел на свои когти, затем на меня:

– Сильная ты, это хорошо.

Больше он не фыркал и не дергался.