Человек со шрамом - Виктор Аннинский

Все машины собрались на конце мола, люди курили и обсуждали случившееся. Такого финала не ожидал никто.

Мельников сидел на капоте передней машины, нервно курил сигарету за сигаретой и смотрел в море. Метрах в трехстах от мола болтался какой — то грязный буксир. Было видно, как его команда собралась на корме и рассматривает их в бинокли. Подполковник уже собрался распорядиться, чтобы отогнали этот зачуханный буксир подальше от мола — чтоб не пялили зенки, но тот и сам не спеша начал уходить к другому берегу бухты.

Минут через сорок прибыли водолазы и Мельников перебрался на их катер. После первого же погружения, на глубине около 15–ти метров водолазы нашли «Опель». Но ни людей, ни кейса с деньгами в нем не оказалось. Это ни на шутку встревожило подполковника, и он снова и снова посылал водолазов на поиски.

Все последующие погружения ничего не дали, если не считать найденной соломенной шляпы, темных очков и мелких вещей из салона машины. К тому времени уже успели прочесать порядочную площадь, но смогли найти только пару стоптанных мужских туфель. Подполковник рвал и метал, он начал подозревать, что его все — таки обвели вокруг пальца. Единственно, чего он не понимал, так это, каким именно образом?

Подогнали плавкран и вскоре «Опель» вытащили на берег. Внутри, как и следовало ожидать, ничего интересного не нашли, если не считать многочисленных отпечатков пальцев. Но только вряд ли это были «пальчики» того камикадзе. На такую удачу Мельников не надеялся даже в душе.

При таких автокатастрофах была, конечно, вероятность того, что тела могло унести течением — обе передние двери «Опеля» были открытыми. Но уж очень странное здесь оказалось течение: два человека и кейс с деньгами исчезли бесследно, а вот соломенная шляпа, туфли и солнцезащитные очки остались. Нет, в это Мельников не верил: течение здесь не при чем…

И тут он понял: «Тот грязный буксир, который болтался неподалеку от мола… Да будь я проклят, если не так! Вот где была их «домашняя заготовка»! Любой другой на его месте подошел бы поближе к молу, чтобы поглазеть и почесать языками. А тот буксир сделал свое дело и свалил тихонько в сторону…»

Подполковник схватился за рацию, и команды посыпались одна за другой. Оба катера и вертолет кинулись в погоню за буксиром к другому берегу бухты. Четыре оперативные машины с включенными мигалками и сиренами помчались в объезд по короткой, но далеко не самой лучшей дороге.

Катер с водолазами стал на якорь примерно на середине того расстояния до места стоянки буксира и уже через 10 минут догадка Мельникова подтвердилась: на дне моря, на камнях и водорослях, обнаружили следы троса.

− Ну, проходимцы! — психовал подполковник. — Всё же обвели вокруг пальца! И, похоже, надули они нас гениально просто… Тогда всё сходится: «Опель» не случайно несся как сумасшедший…

− Почему ты так считаешь, шеф? − спросил капитан Хопров.

− А потому! Если бы он ехал медленно, то и свалился бы в воду рядом с молом, где не так глубоко. А на глубине в пятнадцать метров они могли не только портфель с деньгами утащить, но и сам «Опель» — только он им не нужен.

− Всё равно непонятно…

− Все очень просто, Хопер! Заранее протянули трос по дну моря и пара аквалангистов с запасными баллонами поджидали, когда машина нырнет в воду. А дальше дело техники: загубник в рот и держись за трос — лебедка подтащит к буксиру за пару минут. Буксир и высадил где — то на том берегу всю эту гоп — компанию. А затем они могли спокойно пересесть в катер или в машину, которая их дожидалась.

− Да куда угодно могли пересесть, — Мельников посмотрел на свои часы, — время у них было. Ничего, сволочи, не боятся — даже с Комитетом решились поиграть в свои игры. А теперь ищи ветра в море… Да и чего им боятся, если они смогли придумать такой простой и остроумный способ уйти из — под плотной опеки? Кто же мог знать, что они додумаются до такого свинства?

Капитан Хопров озадаченно скреб свою макушку, на его лице было заметно недоумение.

− Двадцать к одному, что их план сработает — и он сработал! − плевался Мельников. − Маркин теперь это мне припомнит — он на память никогда не жаловался.

− Да, шеф, год вспоминать будет при случае, − удрученно согласился старый товарищ. − Да и без особого повода — тоже, чтобы язык почесать и глотку подрать.

С одного из пограничных катеров пришло по радио сообщение: «Нашли тот замызганный буксир, стоит на своей обычной стоянке. Команда — пьяная в ураган, до сих пор всех лежа качает. Вроде бы какой — то залетный мореман угостил их по случаю своего дня рождения. Больше никто ничего не помнит, даже — чем закусывали…»

Мельников сплюнул с досады в море, зашвырнул туда же окурок и разразился грубой матерщиной, где упоминал своих людей во всех шести падежах русского языка. Минуты две он отводил таким способом душу, но потом начал выдыхаться.

− Ох, и аферисты, — продолжал он злиться, — пробы негде ставить! Тьфу! Хапнули триста пятьдесят тысяч долларов — и концы в воду! Хоть в прямом, хоть в переносном смысле… А Ветвицкий всплывет, конечно: дерьмо в воде не тонет. Больше ничего интересного не будет. Этот проклятый «Легион» выполнил обе подготовленных для нас программы: и обязательную, и показательную. Примерно как в фигурном катании…

− Это точно, шеф… − зло согласился Хопров. − Все оценки шесть целых, хрен десятых! А аплодисментов они дожидаться не стали. Зачем им дешевые аплодисменты? Такими комплексами они не страдают… Теперь, поди, пересчитывают бабки, ржут как кони и считают нас если не кретинами, то уж, как минимум, лохами. Прославились, сукины дети…

− Ну, это же надо, − сокрушался Мельников, − кинуть Комитет как каких — то тупых уркаганов! Вот уж твари хитромудрые… Попадетесь вы мне в руки — душу из вас вытрясу!

Подполковник еще раз наорал на своих людей, сел в «Волгу» и поехал в Управление. Ехал он в машине один, поэтому дал волю своим чувствам, которые переполняли его. Всю дорогу он злобно крыл «Легион» самыми хорошими словами, в три этажа и с переходами. Цензурными во всех его благих пожеланиях в адрес Шувалова и его подельников были только предлоги. Но и предлогами он не злоупотреблял и легко обходился всего тремя: «на», «в» и «к»…

Глава 29. ЗДЕСЬ НЕ ГОЛЛИВУД!

Семен Ветвицкий пришел в себя в чистой белой комнате, похожей на больничную палату. Только вместо окна были наклеены фотообои с каким — то красивым морским пейзажем. Несколько минут он рассматривал потолок и голые стены. Но кроме видеодвойки «Panasonic», сиротливо стоящей на тумбочке недалеко от его кровати, ничего примечательного не обнаружил.

Память быстро возвращалась к нему, но голова отчаянно трещала. Кроме того, его донимала тошнота. Он осторожно ощупал голову и на лбу, выше правой брови, обнаружил свернутый в несколько раз кусок бинта, закрепленный пластырем. Было еще несколько порядочных шишек на голове и много свежих ссадин на лице и руках. Все кости были целы, но руки и ноги ныли, как будто по нему прошлось стадо слонов. В своих легких он ощущал неприятное покалывание, а во рту — солоноватый привкус.

Он быстро припоминал последние события, которые мелькали в его затуманенном сознании как яркие картинки калейдоскопа и, наконец, вспомнил последние секунды самоубийственной гонки. Тот ненормальный псих — так Ветвицкий окрестил его про себя — сначала заставил его пристегнуть ремень безопасности, а потом неожиданно спросил: «Тормоза хорошие? — Н — нормальные, — слегка заикаясь, ответил он, — новая машина… — Сейчас проверим!» — загадочно усмехнулся бандит и утопил педаль газа до пола.

«Опель» взвыл и как ошпаренный понесся по бетонному молу, будто за ним гналась тысяча чертей во главе с самим дьяволом. Метров за сто до конца мола Ветвицкий завопил не своим голосом: «Тормози!!! Разобьемся!» и вцепился в панель обеими руками. Но тот ненормальный крепко обхватил его за шею и дико заорал в самое ухо: «Банзай!»

Потом был ужас свободного падения в бездну. Перед ним промелькнула вся его жизнь, которая оборвалась яркой вспышкой, и его сознание начало исчезать в вязкой и звенящей черноте. Удара он не почувствовал… Затем чудовищная боль, тысячами острых когтей раздиравших его легкие, на мгновение прояснило сознание и ни с чем не сравнимый ужас вновь переполнил его. В зеленой мгле он увидел над собой самого дьявола с растопыренными лапами и уродливой головой с единственным глазом, горящим ослепительным адским огнем…

Больше он ничего вспомнить не мог.

Ветвицкий позвал слабым голосом, которого сам не узнал: — Александр Ефимович! Товарищ подполковник!

Он прислушался — ответа не было. Затем осторожно спустил ноги с кровати и неуверенно встал на мягкий пушистый коврик. Несколько минут он нетвердо стоял, держась за спинку кровати и прислушиваясь к слабым звукам, доносившимся из коридора.