Дважды кажется окажется - Елена Николаевна Рыкова

потом подумала: а вдруг? Вдруг это именно то, на что я надеюсь? Вдруг тут имеется в виду – шагать между мирами? Вдруг именно такие близнецы, как вы с Цабраном, сможете открыть разлом, когда вам исполнится двенадцать лет?

Я подарила тебе свистульку, сказала, что она отцовская. Жизнь шла своим чередом, я ждала, когда тебе исполнится двенадцать, решив в любом случае съездить с тобой в Крым. Ничего не зная, не понимая точных техник, я рассуждала так: если случится чудо, ты откроешь разлом, и мы сможем воссоединиться с нашей семьёй. Если нет – просто отдохнём на море. Я по-прежнему ничего не говорила тебе, чтобы не волновать, не внушать ложных надежд. Ты была простым ребёнком, и я делала многое для того, чтобы у тебя было счастливое детство. Ведь ты единственная у меня осталась.

Когда весной ты пришла домой и сказала, что вы с группой по настольному теннису едете в спортивный лагерь рядом с Гурзуфом, я подумала, что так даже лучше. Ты любишь своих подруг, у тебя так ладно получается играть в этот теннис, и я решила дать тебе этим насладиться. Если бы нам удалось перейти на ту сторону, ты бы их больше не увидела.

Я поехала вслед за тобой. Я твёрдо решила, что открою тебе правду о нашей семье, только если ты увидишь родителей и брата. Поэтому я следовала за тобой тайно, а в Крыму поселилась в пещерах Чатыр-Дага, как девять с половиной лет назад.

Поначалу я была всё время рядом. К счастью, я не забыла, как превращаться в змей и маленьких ящериц.

Почти сразу после нашего прибытия в Крым я начала чувствовать, что всё получится. Ты загорала на южном солнце, воздух вокруг тебя колебался, и я видела, как в тебе просыпаются силы. Через неделю я почти уверилась, что тебе удастся открыть разлом. Но я и предположить не могла, чем это обернётся.

Первый раз это случилось в лесу, когда вы пошли в поход. Я была рядом, свернулась ужом в корнях тиса. Лопнула плёнка между мирами, и – о чудо – я увидела своего внука впервые за много лет. Он был так похож на тебя! Потрясённая, я не успела принять человеческий облик и броситься к Цабрану, видение исчезло. Василий Викторович скомандовал вам собирать палатки, и вы ушли из леса в лагерь. А я осталась, чтобы поискать следы разлома.

Вдруг старый тис начал плавиться и тлеть, пока не рассыпался на горящие головешки, оставив вместо себя чёрную воронку. Я смотрела и не верила глазам: передо мной стоял Балам. Я уползла с этого места в надежде, что он не заметил меня.

На следующий день я узнала, что пропала Соня. Я испугалась, что это дело рук Балама, и позвонила тебе, чтобы выяснить подробности. Мне нужно было при этом разыграть, что я дома, в Москве, и кажется, у меня это получилось.

Я всё ещё надеялась, что нам удастся перейти на ту сторону, я даже убедила себя, что освобождение Балама никак не связано с разломом. Если бы я знала, что случится дальше, я бы забрала тебя из лагеря в тот же день, клянусь!

Когда ты открыла разлом во второй раз, случилась ещё бóльшая беда. Я снова была рядом и следила за тобой, превратившись в ящерку. На этот раз плёнка лопнула в отдалении, у тебя за спиной, и ты не видела того, что видела я: Цабрана, Серёжу и Юну, которые, разомлев от жары и в блаженной задумчивости, молча шли по тропинке. Внезапно и сын, и невестка упали на землю, замерев, перестав шевелиться, а потрясённый Цабран побежал за помощью. Я бросилась к сыну, но нашла на его месте камень.

Зато меня ждала встреча: Ламия, моя сестра, перешла на эту сторону. Я была рада ей, но отчаяние от того, что случилось на моих глазах с Сергеем и Юной, затмевало радость. Мы отправились с ней в Чатыр-Даг, в нашу пещеру. Тогда я поняла, что разломы нельзя открывать без последствий, но ещё надеялась всё исправить.

Я ждала, что Ламия расскажет о годах, прожитых без нас по ту сторону. Но, к моему великому разочарованию, оказалось, что сестра покинула семью сына практически сразу после их перехода и жила отдельно, охотясь на животных и иногда – на людей. Она говорила невнятно, скрывала от меня правду. Из её путаного рассказа я поняла, что Серёжа с Юной, потеряв дочь, решили поступить так же, как поступила я: они скрыли от сына, что у него была сестра. Думаю, что, как и я, они хотели уберечь его от горя.

Ламия же, проявляя свою дикую природу по ту сторону всё больше и больше, вскоре была вынуждена уйти от них, потому что они не разделяли её страсти и пытались как-то сдерживать её. За девять с половиной лет, проведённых по ту сторону, остатки разума покинули её.

Она начала часто пропадать. Однажды Ламия пропала на целую ночь, и тогда я испугалась, что она может причинить зло кому-нибудь из лагеря, твоим подругам или даже тебе. Вернувшись, она утверждала, что встретила Ахвала, который вступил в союз со скогсрой и пытался убить её, но я не поверила. Не мог старый ифрит взять в сообщники духа леса – это было невозможно, противоречило всякой логике. Я поняла, что разум Ламии повреждён сильнее, чем я думала. К тому же она стала очень опасна.

То, что я сделала, причинило мне сильную боль, но поверь, душа моя, я должна была так поступить: у меня не было другого выхода. Я приковала сестру в пещере, чтобы она не смогла никому навредить.

Это было огромной ошибкой.

Я горевала по сыну. Я была опустошена и растеряна. Почти десять лет я тосковала по нему, а когда увидела – в это же мгновение он обратился в камень. Я ходила к нему. Я пыталась найти нужное заклинание в әфсенүләр китабы, которую переписала, улучшив заклинания, и привезла с собой, но всё было тщетно. Я перестала следить за тобой и не знала, что происходит в лагере. Это было очередной ошибкой.

В тот день я поддалась отчаянию и змеёй лежала на камне, которым стал мой сын. Когда я вернулась в пещеру, Ламии уже не было, вещи перерыты, әфсенүләр китабы исчезла. Цепи были заговорённые, но ей удалось обмануть мои заклинания. Теперь в Ламии кипел гнев на меня и мою семью. Я поняла, что не будет от неё пощады ни Сергею, ни вам с Цабраном. Своей глупостью и опрометчивостью я превратила родную сестру в кровного