Быть бардом непросто - Ольга Мяхар

Но эльф, как ни странно, встает, подходит к котелку и начинает разливать свою бурду по тарелкам.

— Чего застыл? Сейчас будем есть. Небось опять весь день не ел и Рей не кормил.

Девочка принимает из его рук тарелку и осторожно принюхивается. Потом слышится тихое подвывание, — ребенок не ждет, когда остынет, и ест прямо так, обжигая небо.

Фыркнув, отворачиваюсь. Но желудок так громко при этом урчит… что и дальше стоять у стены с гордым видом просто глупо.

— Садись! — рявкает светлый.

Подхожу и сажусь рядом с Рей, гляжу на приятеля возмущенно.

— И чего ты ко мне привязался?

— На! — В руки суют горячую тарелку, а в зубы — ложку. Как раз между острых клыков.

— Уй.

— Ешь. Я нашел хорошую работу. Платят — ты видел как. Потому и не ночевал.

Глотаю густое варево, едва не облизываю ложку, кошусь на Аида. У него очень уставший вид. Под глазами залегли тени. Он когда спал-то в последний раз?

— И кем?

— Что — кем?

— Кем работаешь?

— А тебе и впрямь интересно или просто так спросил?

Фыркаю и сую в рот очередную порцию супа. Вкусно.

— Охрана. Одного местного богатея. Ему льстит, что в охране есть светлый эльф.

С трудом глотаю, гляжу на огонь и обдумываю услышанное. Светлые никогда не нанимаются в охрану. Гордость не позволяет. Не работают они ни в корчме, ни на рынке… да и нигде, пожалуй. Их лес, Вечный лес, дает столько, что, продав даже сотую часть, можно озолотиться. И он пошел? Забыв про гордость и свой род? Я… не могу понять зачем. Ведь не ради меня.

— Уходи оттуда.

— Это еще почему? — хмурится Аид. Он ложится, осторожно вытягивает ноги.

— Бросай своего богатея.

Золотистая бровь изящно выгибается дугой.

— А что мы будем есть?

— Я завтра пойду и заработаю.

— Как? Тебя нигде не берут бардом, а драться ты не хочешь.

— Напишем и развесим объявления. Я могу петь. И я — темный эльф. Если нужно спеть на свадьбе, пире, дне рожденья… да даже серенады под окном! Я все могу.

— Уверен? — Он закрывает глаза, поскольку не в силах держать их открытыми. В мое плечо что-то утыкается, повернувшись, смотрю на Рей, которая пересела к нам и прижалась ко мне.

— Уверен. Спи.

ГЛАВА 7

Самым сложным оказывается раздобыть бумагу. Типография закрыта на время проведения торгов, так что там дежурит всего одна девушка, которая не желает ни разговаривать, ни даже просто открывать дверь.

— Мадам! Я ненадолго! — прыгаю под дверью, как дурак, пытаясь заглянуть хотя бы в щелочку.

— Нет!

— Но мне бумага нужна!

— Закрыто!

— Да вы хоть посмотрите! Я — эльф!

— Мне все равно! Хоть эльф, хоть дриада, хоть русалка. Закрыто!

Во зараза. Беспомощно смотрю на смеющегося неподалеку Аида.

— Помочь не хочешь?

— А зачем? Ты и так неплохо справляешься, еще пара реплик — и она твоя навеки.

Вспоминаю, как утром легкомысленно пообещал очаровать всех, кто будет на нашем пути, и добыть все, что требуется лично. Рей стоит неподалеку и тоже с интересом за мной наблюдает.

— Я могу открыть.

— Э-э-э… не надо, Рей. Я все же попробую сам.

На фиг разрушать дверь, а то и все здание целиком?

Ребенок пожимает плечами и плотнее закутывается в плед. Эльф пытался утром переодеть ее в сухое, но девчонка вцепилась в этот плед, как утопающий в проплывающего мимо пловца. Так что… отнять не вышло.

— Кхм. — Осторожно стучу снова.

— Что?!

Блин. И чего так орать? Словно я монстр какой-то.

— Мы заплатим!

— Закрыто!

— Один золотой.

И тишина… Напряженно сжимаю кулаки и смотрю. Ветер треплет чуть отросшие волосы, когти постукивают по деревянной двери. Еще через секунду она широко распахивается, и на пороге появляется девушка с противным голосом и довольно своеобразной внешностью. В принципе… она выглядит совсем как человек. Белые, словно седые, волосы опускаются на плечи, хрупкая невысокая фигурка, упрямый взгляд и поджатые губы. Единственное отличие — зрачки. Они у нее вертикальные. Не очень заметно, но именно такие мелочи иногда и спасают жизнь.

— Оборотень?

Она вздрагивает и удивленно на меня смотрит.

— Твои глаза. Не человеческие.

— А ты что-то имеешь против оборотней? — упирает руки в бока и вызывающе на меня смотрит.

Мягко улыбаюсь, сощурив глаза и опираясь рукой о косяк. Ага. Румянец. Я точно знаю, что неотразим вблизи.

— Ну что ты. Оборотни гораздо интереснее людей.

Ее глаза расширяются, румянец пропадает.

— Правда? — спрашивает недоверчиво.

— Конечно. Кто именно?

— Кошка.

— Интересно. Пустишь?

Девчонка косится на стоящих за моей спиной эльфа и девочку. Рей зло щурится, подходит ближе, обнимает меня за руку.

— Ну… ладно. Заходите. Раз уж решили платить золотом.

Оглядываюсь на эльфа и вопросительно поднимаю бровь. Ну? Как я? Раз обещал, так сделаю! Эльф только вздыхает и входит в типографию следом за мной.

Внутри пыльно и сумрачно. Печатный станок — в единственном экземпляре — стоит у противоположной стены, замерев, словно огромный камень, позабытый в доме. Говорят, их делают гномы, они же устанавливают и чинят. С интересом изучаю ряды клавиш, на каждой из которых изображены какая-нибудь буква, иероглиф или картинка. Клавиши, кажется, можно менять. По крайней мере, часть из них вынута и разложена рядом с машиной на небольшом куске светлой ткани.

— Чинишь?

Девушка подходит к клавишам и рывком накрывает их краем тряпицы.

— Не твое дело.

— Ясно. Бумага есть?

Она кивает и уходит в глубь помещения, теряется между столами и ящиками. Слышится грохот, и в воздух поднимается новая порция пыли.

— Помочь?

— Нет! Сама справлюсь.

Пожимаю плечами и сажусь на край одного из столов… Рей тут же садится рядом, так и не отцепившись от моей руки. На девушку-оборотня она смотрит с крайним неодобрением. Светлый с большим интересом изучает печатную машину, склоняется над агрегатом и едва касается вытертых до блеска каменных клавиш тонкими пальцами.

— Поразительно… Люди вообще поразительные существа. То, что можно рассказать им, обязательно нужно написать и раздать всем.

— И что в этом такого? Их новостные листки довольно интересны. Там и объявления о поиске работы можно писать. О, кстати! Эй ты. Оборотень.

Ряд ящиков в углу шевелится и рушится. Спрыгиваю со стола и подхожу к куче. Сунув руки в карманы, с интересом наблюдаю за копошащейся среди груды бумаг девчонкой.

— Я не оборотень!