Серебряная рука - Стивен Рэй Лоухед

— Я не знал, что еще с ними делать, — объяснил слегка смущенный Кинан. — Они блуждали по болотам. Холодно, голодно, дети… и все такое — в общем, некуда им идти.

— Не переживай. Правильно сделал, — сказал Лью.

— У них не было ни оружия, ни продовольствия — они бы замерзли в конце концов, — продолжал Кинан. — Я на них не рассчитывал. Знал бы, захватил побольше зерна. Бросить их погибать — извини, никак не мог…

— Не волнуйся, брат, — заверил его Лью. — Мы же строим Динас Дур именно для таких, как они. Веди их сюда.

Эотаэли переминались в стороне, неуверенные, что их примут. Лью, Кинан и я поговорили с ними — восемь мужчин, пятнадцать женщин, остальные дети, несколько грудных. Лью сказал, что им нечего бояться: им дадут еду и одежду, о них позаботятся, и, если они захотят, то смогут остаться. Но они пока не верили своему счастью.

Ребенок истошно заревел, но мать быстро его успокоила. Звук зажёг мой внутренний взор, и я увидел кучку оборванных измученных пришельцев, настороженных и встревоженных, в их глазах таился страх. Первым стоял худощавый мужчина с лицом будто из кремня, рука обернута грязной, пропитанной кровью тряпкой, — видимо, он был лидером группы — и это все, что осталось от трех семейных племен.

— С нами не следует обращаться снисходительно. Нас не изгоняли, — заговорил этот мужчина, и в его голосе звучали ноты негодования. — На нас вероломно напали; нашу крепость разрушили, убили наших людей, угнали наш скот. Мы сумели избежать смерти, но даже смерть для нас лучше, чем позор.

— Добро пожаловать в наш лагерь, — ответил на это Лью. — Что позорного в том, что вам предлагают убежище? Или ты считаешь наше гостеприимство ниже своего достоинства?

— Мы — Эотаэли, — холодно сообщил мужчина. — Однако мы все-таки не малый народ, с которым можно обращаться не лучше, чем со скотом.

Лью наклонился и коснулся моей руки.

— Скажи ему лучше ты, Тегид. А то я начинаю повторяться.

Эотаэли — отдельное самостоятельное племя. Они живут — или когда-то жили — на юге Ллогриса, упрямо цепляясь за свои скалистые берега, как моллюски за свою раковину. Известно, что маленькие сплоченные кланы способны защищать себя, но ни богатством, ни боевыми навыками не владеют. Зачем Мелдрину понадобилось нападать на них, ума не приложу. Возможно, из-за нескольких кораблей?

Эотаэли начали мрачно переговариваться между собой. Я поднял посох и резко ударил им по земле.

— Слушайте, идиоты! — объявил я. — Слушайте Главного Барда Придейна!

Это заставило их замолчать. Против барда никто не осмелился поднять голос. Лью пытался их успокоить; я решил выбрать более прямой путь.

— Стыдитесь! Неужели вы настолько невоспитанны и неблагодарны, что отвергаете дружбу, которую вам предлагают? Вы пришли к нам измученными и с пустыми руками, но мы вас не отвергаем. Мы дарим вам тепло нашего очага, если вы, конечно, примете его. Так что же вы стоите, как пленники в яме для заложников? — Я поднял посох, указал на их вождя и спросил: — Вот ты! Как тебя зовут?

— Иоллан, — коротко ответил худощавый человек, и больше не захотел сказать ни слова.

— Тогда слушай меня, Иоллан из Эотаэлей. Никто не покушается на ваши обычаи. Мы предложили вам дружбу. Вы вольны принять ее или отказаться. Выбор за вами. Если решишь остаться, к тебе будут относиться справедливо. Если решишь уйти, так и уйдешь без всякой помощи.

Иоллан нахмурился, но ничего не сказал.

— Вот упрямый дурак, — прошептал Кинан.

— Пусть подумают, — сказал Лью, отворачиваясь.

Мы с Кинаном последовали за ним, но не прошли и десятка шагов, как вождь Эоталей крикнул:

— Мы принимаем ваше предложение. Мы остаемся, но только до тех пор, пока не наберемся сил и не сможем идти дальше.

Лью обернулся.

— Хорошо. Делайте, как считаете нужным. У нас к вам нет никаких требований.

Мы привели их к жилищам на лугу и устроили на ночлег. Я хотел дать им собственный дом, но Лью воспротивился.

— Нет, пусть лучше рассеются среди нас — скорее проникнутся общими заботами. В Динас Дуре никто не должен чувствовать себя чужаком.

Я согласился. Мы рассредоточили беженцев потеснив народ в каждом доме. Так за один день нас стало вдвое больше, и крыши уже четырех домов украсились уютными дымами. Когда ледяной ветер по ночам завывает в деревьях, как-то теплее жить не так свободно, зато рядом с товарищами.

Соллен выдался холодным и мокрым, но нас это не очень беспокоило. В домах было уютно, огонь горел ярко. Часто по вечерам мы собирались в самом большом доме, я брал арфу и пел. Пел песни, которые пели в этом мире с его начала. Вспоминал «Сказку о птицах Рианнон» и «Фонтан Матонви»; пел «Манавиддан и Тлвит Тег», «Кун Аннун», «Сказку о серебряном колесе Арианрод» и многие, многие другие. Весь холодный Соллен мы провели с песнями, а потом дни постепенно стали длиннее.

К тому времени, когда Гид уговорил молодые зеленые побеги вылезти из земли, беженцы уже не заикались об уходе. Они практически полностью растворились среди нас; их упрямство, порожденное гордостью и страхом, сменилось решимостью взять на себя работы по обустройству нашего поселения. Они стремились отплатить за доброту, с которой их приняли, выражая благодарность изнурительным трудом: подготовка долины под посевы, работа на веслах лодок с камнем для свай кранногов, уход за волами и лошадьми, рубка леса, вспашка земли, приготовление пищи, уход за скотом.

Всюду, где находилась какая-то работа, тут же возникал один из Эотаэлей, и выполнял ее неутомимо и тщательно. Они работали усерднее рабов. Действительно, сделай мы их рабами, они бы ни за что не работали так.

— Они другие, Кинан, не такие как мы, — заявил Лью однажды, когда осматривал свежевспаханные поля. — Я никогда не видел, чтобы люди так изнуряли себя работой. Они платят нам своим усердием.

— Ну, значит, и нам придется постараться, — ответил Кинан. — Не подобает благородным кланам Каледона позволять кому-то превосходить нас в чем бы то ни было.

Алан Трингад, стоявший неподалеку, услышал это и громко заявил:

— И не думай превзойти эотаэлей; для начала попробуй обогнать ретанцев. Только это напрасная затея.

Кинан гордо выпрямился.

— Если бы