Однокурсники - Эрик Сигал
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Некоторые из студентов выпуска воспользовались этой последней возможностью, чтобы заработать себе нервное расстройство.
В день, когда нужно было сдавать выпускной экзамен по истории и литературе, вблизи реки Чарльз обнаружили Нормана Гордона из Сиэтла, штат Вашингтон, бесцельно бродившего у берега, — по счастливому стечению обстоятельств его нашел преподаватель.
— Послушайте, Норм, вы так рано закончили писать экзаменационную работу?
— Нет, — с маниакальным блеском в глазах ответил студент последнего курса, который до сих пор учился только на «отлично». — Я решил, что мне совершенно не нравится выбранная мной специальность. В самом деле, я не буду оканчивать университет. Отправлюсь на запад и займусь скотоводством на каком-нибудь ранчо.
— О, — сказал преподаватель и заботливо отвел его в поликлинику.
А там студентом уже занялись психиатры, поскольку теперь они были ему нужнее, чем преподаватели.
Но в каком-то смысле юный Гордон осуществил свое тайное желание: ему удалось-таки остаться в этом надежном убежище и не покидать родных стен университета.
— Блестящая работа, — произнес Седрик Уитмен, когда встретился с Сарой в Бойлстон-холле во время последней консультации. — Не думаю, что проявлю неосмотрительность, если скажу вам, что эту точку зрения разделяют все, кто читал ее на нашем отделении. Вообще-то из вашей работы вполне можно было бы сделать докторскую диссертацию.
— Спасибо. — Сара застенчиво улыбнулась. — Но, как вам известно, я не собираюсь поступать в аспирантуру.
— Это прискорбно, — ответил Уитмен. — У вас весьма незаурядные умственные способности.
— Мне кажется, одного классициста в семье достаточно.
— И чем же вы намереваетесь заниматься, Сара?
— Стану женой… и матерью когда-нибудь.
— А разве это исключает другие занятия?
— Видите ли, я думаю, что смогу помогать Теду по мере своих возможностей. И будет проще, если я найду какую-нибудь не очень ответственную работу. Этим летом я пойду на курсы стенографии к Кэти Гиббс.
Уитмен не смог скрыть своего разочарования.
Сара это почувствовала и немного обиделась.
— Но это не потому, что Тед будет возражать, — оправдывалась она. — Просто так…
— Прошу вас, Сара, — остановил ее профессор, — вам незачем объяснять. Я прекрасно все понимаю.
А про себя он подумал: «А ведь Тед будет возражать, и это очевидно».
Он встал, чтобы пожать ей руку и пожелать всего доброго.
— Как приятно думать, что вы и Тед не покидаете Кембридж. Вероятно, у нас когда-нибудь появится возможность пригласить вас к себе в колледж. В любом случае я осмелюсь предсказать вам будущее. Уверен, совсем скоро вы оба будете носить ключи «Фи-бета-каппа»[42].
Пророчество Уитмена сбылось. 28 мая, когда старейшее в Америке почетное университетское сообщество объявило о принятии в свои ряды новых членов из числа студентов выпускного курса, Тед и Сара действительно оказались в списке избранных.
Как и Дэнни Росси (что неудивительно, ибо он оканчивал учебу с отличием), а также Джордж Келлер, который вначале не проходил по некоторым нормативным показателям. Однако затем его дипломная работа получила приз Элиота (sic!) как лучшее сочинение года по социологии. А доктор К. написал весьма убедительное письмо, в котором подчеркивалось, что Джордж добился этих ошеломляющих успехов за очень короткий срок.
Джейсон не снискал никаких академических наград. Но зато продолжил выдающуюся карьеру на теннисном корте. Он вдохновил свою команду на то, чтобы третий год подряд разбить Йель в пух и прах. И как показатель того, что важнее — спортивные достижения или интеллектуальные, — Джейсона подавляющим большинством голосов избрали маршалом выпускного курса. Поэтому именно он возглавит процессию на торжествах по случаю окончания университета.
Он также выиграл приз Бингема как самый мужественный спортсмен.
Понятие «пресыщенность», если речь идет о наградах, совершенно неприменимо для студентов Гарварда. Поэтому никто не удивился, когда Джейсон ко всему прочему получил еще и стипендию Шелдона — награду, присуждаемую студентам за особые заслуги. Стипендия покрывала все расходы на путешествия в течение года — при условии, что получивший ее человек официально не будет учиться. Очевидно, мистер Шелдон знал, что нужно для того, чтобы осуществилась мечта любого студента.
Даже в Корпусе морской пехоты все были под впечатлением от количества знаков отличия, полученных Джейсоном, и ему охотно перенесли срок службы, с тем чтобы он сначала успел насладиться стипендией Шелдона.
(«Сейчас самое подходящее время, — пошутил командир. — Одна война закончилась, а другая не началась».)
Вся эта чрезмерная шумиха вокруг имени Джейсона привлекла к нему внимание даже тех студентов, которые никогда бы не стали читать спортивную страницу в «Кримзоне» просто так. И как следствие, однажды днем в его дверь постучался неожиданный гость.
— Да, чем могу быть полезен?.. Ба, что привело ходячий словарь в мое жилище? Закончились новые слова?
— Не надо язвить, — резко возразил Джордж Келлер. — Я пришел, чтобы попросить тебя кое о чем.
— Меня? Но, Джордж, я ведь всего лишь тупоголовая груда мышц.
— Я знаю, — сказал Келлер с тончайшей улыбкой. — Именно в этом качестве ты мне и нужен.
— Зачем? — спросил Джейсон.
— Научи меня играть в теннис, Гилберт. Я был бы тебе очень признателен.
Эта просьба, похоже, озадачила Джейсона.
— Почему в теннис? И почему я?
— Это же так очевидно, — сказал Джордж. — Прошлым летом я убедился, что это самый — как бы лучше выразиться? — выгодный с точки зрения социальных отношений вид спорта. А ты, безусловно, владеешь им лучше всех в Гарварде.
— Я очень польщен, Келлер. Но к несчастью, мне поручено отметелить всех ребят, которые будут охотиться за моей головой в турнире НССА[43] на следующей неделе. И у меня совершенно нет времени.
Надежда во взгляде Джорджа Келлера сменилась разочарованием.
— Я бы с удовольствием тебе заплатил, Джейсон. Сколько скажешь.
— Дело не в деньгах. Я бы тебя и бесплатно стал учить…
— Когда? — тут же спросил Джордж.
— Черт возьми, не знаю, — сказал Джейсон, чувствуя, что его загнали в угол. — Может, как-нибудь в течение недели перед вручением дипломов.
— В воскресенье, восьмого числа, в пять часов — годится? Я узнал, на это время нигде ничего не планируется.
Этот парень знал весь распорядок университета наизусть!
— Ладно, — сдался Джейсон, вздохнув. — У тебя есть ракетка?
— Конечно, — сказал Джордж, — а еще у меня есть мячики.
— Это мне и так известно, мог бы и не говорить, — проворчал Джейсон, закрывая за ним дверь.
Джордж Келлер остался стоять за порогом, светясь от самодовольства. А сарказма в последней фразе этот новоиспеченный знаток английского языка, привыкший к высокопарным речам, так и не уловил.
Когда вывешивались списки с оценками за выпускные экзамены, Эндрю Элиот уже томился в ожидании перед дверями исторического отделения. Он даже взмок от пота — вне спортивной площадки такое с ним случалось крайне редко.
Стоило секретарше отделения выйти из кабинета председателя комиссии, чтобы приколоть к доске объявлений результаты экзаменов, как к ней сразу же ринулась толпа студентов.
К счастью для Эндрю, его роста хватило, чтобы видеть поверх многочисленных голов. То, что он прочитал, сразило его. Потрясенный, он вернулся в «Элиот-хаус» и немедленно позвонил отцу.
— Какого дьявола, сынок, что стряслось? В это время еще дорого звонить.
— Папа, — пробормотал Эндрю, как в тумане, — папа, я просто хотел, чтобы ты первым узнал об этом…
Юноша замолчал.
— Давай, парень, выкладывай. А то уж очень дорого молчать по телефону.
— Папа, ты не поверишь, но я… сдал выпускные. Теперь я точно получу диплом.
Услышав это заявление, отец Эндрю сначала лишился дара речи.
В конце концов он произнес:
— Сынок, это и в самом деле очень хорошая новость. Если честно, я никогда не думал, что у тебя получится.
Из дневника Эндрю Элиота
10 июня 1958 года
Во время последней, выпускной, недели в стенах Гарварда проводятся разнообразные мероприятия — дабы облегчить наши страдания во время символического «второго рождения» — кульминация которого, со священным возложением рук, наступит утром в четверг.
Служба, которую провели в воскресенье в Мемориальной церкви по случаю окончания университета, прошла немного бестолково. По крайней мере, так мне рассказывал один из тех парней, кто ходил туда. Народу там было не очень много.