Однокурсники - Эрик Сигал

— Моя дочь — самое дорогое, что есть у меня на свете. Единственное, чего я хочу в своей жизни, — чтобы она была счастлива…

— Я буду очень стараться, сэр.

— Тед, — сказал мистер Харрисон, — поклянись, что никогда не обидишь мою малышку.

Тед кивнул — в горле застрял ком, мешавший говорить.

— Да, сэр, — сказал он тихо, — я обещаю.

Двое мужчин постояли, глядя в глаза друг другу. А потом, хотя никто из них не шелохнулся, мысленно обняли друг друга.

Из дневника Эндрю Элиота

2 февраля 1958 года

Может, в будущем из меня все-таки что-нибудь да получится. Например, я мог бы стать сводником. По крайней мере, стоило мне единственный раз в жизни устроить знакомство двух людей, как все закончилось свадьбой.

Венчание прошло в прошлую субботу в Первой унитарной церкви в Сайоссете, на Лонг-Айленде. Невестой — очень хорошенькой — оказалась сестренка моего приятеля Джейсона Гилберта, Джулия. А счастливчиком стал мой бывший одноклассник Чарли Кушинг — раньше я про него думал, будто он бестолковый и ни на что не годится.

Очевидно, я заблуждался на его счет, поскольку он ухитрился сделать так, что Джулия забеременела в первый же вечер, как только они вместе легли в постель.

К счастью, факт грядущего материнства раскрылся на самой ранней стадии, поэтому дело удалось обставить comme il faut[41]. Фото Джулии напечатали в «Нью-Йорк таймс», и миссис Гилберт сумела организовать пышное торжество с таким тактом — и быстротой, — что ее внук (или внучка), если и появится на свет чуть раньше положенного срока, то не настолько, чтобы дать пищу злым языкам.

Вообще-то вынужденным стал для них этот брак или нет, но, по-моему, эти двое очень подходят друг другу. Хотя Джулия и сообразительная девушка, но точно не Мария Кюри. И профилирующей дисциплиной у нее в Брайерклиффе, наверное, была «охота за мужьями». И можно сказать, она добилась в этой сфере наивысших результатов.

В конце концов, Куш, как мы ласково называли его в подготовительной школе, настоящий «бостонский брамин» с родословной, уходящей корнями во времена первых поселений.

Что касается Гилбертов, то нехватку патины на своих американских корнях они с лихвой восполняют энергией и динамизмом. Папаша у Джейсона — настоящий первопроходец в области телевидения и летает в Вашингтон чуть ли не каждую неделю.

Более того, если между семьями и существовало некоторое напряжение, связанное с обстоятельствами этого бракосочетания, то внешне оно никак не проявлялось. Из этих двоих получилась красивая пара, и, к радости молодоженов, старик Гилберт поселил их в весьма комфортабельном доме в Вудбридже, чтобы Куш мог, живя со вкусом, доучиваться в Йеле.

Однако полной неожиданностью для меня стало то, что во время церемонии я вдруг словно язык проглотил от волнения. Ведь Куш стал первым из всей нашей шайки-лейки, кто женился. Это навело меня на мысль, что однажды я тоже могу решиться на подобное. Вот только какой же благоразумной девушке захочется выходить за меня замуж?

*****

После завершения брачной церемонии Ньюол и Эндрю, втиснувшись в «корвет» Джейсона, поехали с ветерком назад в Кембридж.

Постепенно Эндрю стал замечать, что Джейсон выглядит мрачным. В самом деле, за все это время он почти ни разу не улыбнулся.

— Послушай, Гилберт, — сказал Эндрю, когда они подъезжали к мосту Хартфорд, — ты вроде как злишься.

— Да, — ответил Джейсон лаконично и прибавил скорость.

— Я так понимаю, ты не одобряешь этот выбор.

— Верно, — буркнул тот сквозь зубы.

— На каком основании? — поинтересовался Ньюол.

— На том основании, что этот Кушинг — придурок, каких я еще не встречал в своей жизни.

— Не слишком ли ты суров, Джейс?

— Черт возьми, нет, — ответил он. — Моей сестре всего восемнадцать. Неужели этот тупица не мог быть чуть осторожнее?

— А вдруг они любят друг друга? — предположил Эндрю: его роль в этой жизни заключалась в том, чтобы выискивать хоть какие-то светлые моменты в самых тяжелых ситуациях.

— Да брось ты, — взорвался Джейсон, хлопнув рукой по приборной доске, — они едва знакомы.

— Зато родители остались довольны, — вставил Ньюол.

— Еще бы, — отозвался Джейсон. — Единственное, что у них есть общего, — это нелюбовь к скандалам.

— Насколько я могу верить своим глазам, — сказал Ньюол, — твоему папе Куш на самом деле понравился.

— Да уж, — ответил Джейсон с сарказмом, — но главным образом потому, что его предки сражались при Банкер-хилле.

— И мои там сражались, — подхватил Ньюол. — Не поэтому ли и я тебе нравлюсь, Гилберт?

— Нет, — ответил тот полушутя. — Ты мне совсем не нравишься, если честно.

*****

— Дэнни, я считаю, вы совершаете большую ошибку.

Профессор Пистон пригласил своего ученика, отмеченного наградами, к себе в кабинет, чтобы обсудить с ним планы на следующий год.

— Мне очень жаль, профессор, но я не вижу смысла в том, чтобы учиться еще один год.

— Но, Дэнни, занятия с Надей Буланже вряд ли будут для вас тяжким трудом. Ведь, можно сказать, эта женщина само воплощение современной музыки. Не забывайте, большинство крупнейших композиторов нашего времени учились у Буланже.

— А если я отложу все это, скажем, на год? Мистер Харок уже договорился о концертах с такими оркестрами…

— Ага, значит, вам просто не терпится сорвать все аплодисменты. Дэнни, — понимающе произнес Пистон, — как бы мне хотелось, чтобы вы не были так импульсивны в своих поступках. Поймите, стоит начать ездить по свету, как этот водоворот затянет вас с такой силой, что продолжать учебу уже будет некогда.

— Но мне очень хочется использовать этот шанс. Как бы там ни было, может, это прозвучит слишком самонадеянно, но я уверен, что смогу начать писать музыку самостоятельно.

Глава музыкального отделения задумался, ничего не сказав. Но Дэнни почувствовал, он что-то скрывает, и спросил без обиняков:

— Правильно ли я вас понял, сэр: вы не считаете, будто я сложился как композитор?

— Видите ли, — Пистон говорил неспешно, подыскивая верные слова, чтобы деликатно изложить свою мысль, — большинство из тех, кто пошел учиться к Наде, например Копленд, к тому времени уже были вполне зрелыми музыкантами. Однако ей удалось выявить в них еще какие-то возможности, о которых они сами не подозревали, и это обогатило все их последующее творчество…

— Мне кажется, вы не совсем ответили на мой вопрос, — вежливо заметил Дэнни.

— Ладно, — сказал Пистон, потупив взгляд, — полагаю, обязанность учителя — говорить правду. Если он действительно хочет чему-то научить.

Он помолчал, а затем вынес свой вердикт:

— Дэнни, всем известно, вы великий пианист. Со временем вы обязательно вырастете в прекрасного дирижера, в этом у меня нет ни малейшего сомнения. Но что касается ваших композиторских опытов в этих стенах, они все еще — как бы это сказать? — сыроваты. То есть идеи ваши прекрасны, но оформлены немного небрежно, ибо у вас пока не хватает знаний. Вот почему я так настойчиво рекомендую вам позаниматься год с Надей.

Это был удар по самолюбию Дэнни. Профессор разговаривал с ним, словно какой-нибудь рецензент из «Кримзон».

Он смотрел на Уолтера Пистона и думал про себя: «А что хорошего дала Буланже тебе? Твои симфонии не такие уж и великие. И когда в последний раз какой-нибудь оркестр приглашал тебя выступить в качестве солиста? Нет, Уолтер, сдается мне, ты немного завидуешь. И все же я пропущу учебу в «Буланжерии»».

— Мне кажется, я задел ваши чувства, — участливо произнес Пистон.

— Нет-нет. Вовсе нет. Вы сказали, что думаете, и я благодарен вам, вы были честны со мной.

— В таком случае, может, вы еще раз все обдумаете? — спросил руководитель отделения.

— Конечно, — дипломатично сказал Дэнни.

Затем поднялся и вышел из кабинета.

Он не стал возвращаться к себе в общежитие, а сразу пошел искать телефонную будку на Гарвардской площади — так ему не терпелось позвонить в Нью-Йорк.

— Мистер Харок, можете договариваться с любым залом в любой точке земли, лишь бы там был настроенный инструмент.

— Браво, — обрадовался импресарио. — Я устрою для тебя восхитительный год.

Вот так, проявив не то храбрость, не то безрассудство, Дэнни Росси решил выделиться из всего выпуска. Первым добровольно выскользнуть из уютной, безопасной оболочки теплого Гарварда и с головой окунуться в ледяные воды Реального Мира, где акулы так и кишат.

*****

Подобно стретто в финале оперного акта, когда происходит ускорение движения в заключительном разделе произведения, весенний семестр убыстрил темп всей музыкальной темы, и без того разогнавшейся до предела. Май, казалось, наступил раньше, чем закончился апрель. Те, кто только что завершил свои дипломные работы, едва успевали перевести дух перед тем, как приступить к сдаче выпускных экзаменов.