Лимонный хлеб с маком - Кристина Кампос

стойки, чтобы выпить кофе. Ньебла улеглась у ее ног. Гостья начала разговор, как и планировала, с лакомства, которое Лола готовила каждое утро, а большинство горожан макали в молоко и кофе.

– Я вызвалась вчера помочь…

– Все равно у нас не хватит рук, чтобы испечь триста буханок для всего поселка. А ведь еще нужны лимоны, мак… Летом Лола собирала мак в полях по соседству. А теперь придется ездить в Пальму… И кто будет туда ездить?

– Я могу.

Каталина удивленно подняла брови. По какой-то причине она не желала, чтобы в продажу поступил кекс, который когда-то она готовила каждое утро.

– Нет никакого дерьмового смысла, потому что это был подарок Лолы клиентам. Она не брала с них ни гроша. Сколько раз мы ссорились из-за этого проклятого лимонного хлеба.

– Это многое о ней говорит, – вставила Марина.

– Марина, я очень благодарна тебе за возрождение пекарни, но, честно говоря, ты работаешь слишком медленно. Что мы вдвоем сможем сделать? Лола не только пекла лимонный хлеб, но и помогала мне в изготовлении темного хлеба. Пойми, триста батонов – это слишком много… и, конечно, либо ты мне поможешь, либо нам придется кого-то нанять, а хлеб не приносит столько денег, чтобы обеспечить хорошую жизнь. Нам с Лолой хватало, но нанимать кого-то невыгодно.

– Знаете что? – перебила ее Урсула, ловившая каждое слово, которым обменивались женщины. – Врач прислал мне упражнения от артрита, поразившего мои пальцы, а я ими не занимаюсь. Думаю, что месить тесто пойдет мне на пользу.

Каталина с подозрением посмотрела на старую аргентинку.

– Что ты имеешь в виду, Урсула? – спросила она.

– У вас не хватает рабочих рук, так ведь? Я уже стара и нуждаюсь в отдыхе, но, если хочешь, могу помогать вам по утрам. А в оплату мне хватит и подарка – вашего темного хлеба.

– По-моему, неплохо, – подхватила идею Марина, глядя на нахмурившуюся Каталину.

– Да что ты мне плетешь, Урсула? Не понимаю.

– А то, Кати, что отдаю тебе свои руки. Знаю, что они не очень-то, но все же лучше, чем ничего.

– Не понимаю, я не врубаюсь, – бубнила Каталина по-майоркански, уставившись на Марину.

– Похоже, северный ветер надул вам в головы, – сказала Урсула, переведя взгляд на Марину. – Ведь если я ничего с вас не стану брать, то вы заработаете больше денег, – настаивала Урсула, поглядывая на пекаршу.

– Какие странные эти немцы, – приговаривала Каталина, открывая дверцу печи.

– Аргентинка я, Кати, аргентинка.

Урсула и Марина обменялись быстрыми взглядами: намеченный накануне план ожидаемо сработал. Как призналась Урсула с присущим ей юмором, она убивала время, перечитывая свои любимые романы, и когда Марина с ней прощалась, вдруг объявила: «Знаешь, я не просто приду к вам завтра на короткое время. Я на самом деле хочу тебе помочь. Меня обуяло любопытство, и вот что я тебе скажу: перенос в жизни умирающей старухи ежедневного чтения на шесть часов абсолютно ничего не меняет в этом мире».

Так думала восьмидесятилетняя немецко-аргентинская женщина. Но жизни иногда свойственно удивлять. И те часы, которые она проведет в пекарне вместе с двумя подругами, изменят траекторию ее судьбы, траекторию оставшихся ей лет.

Анна повесила трубку телефона и оперлась локтем о комод свекрови, пытаясь успокоиться. Она только что впервые в жизни солгала мужу. (Не непосредственно ему, а на его автоответчик.) Анна сказала, что поужинает с Мариной в пиццерии в Пальме, чтобы попытаться заставить ее передумать насчет мельницы. Шагая по лестнице через две ступеньки, она вошла в свою спальню. Сняла носки, джинсы, рубашку, майку, лифчик и пошла в ванную в одних трусах. Присела на мраморный выступ рядом с раковиной и согнула ноги. Затем достала из ветхой сумочки для туалетных принадлежностей эпилятор и включила его. Еще недавно она обращалась за этой процедурой к косметологу, но, поскольку Армандо уменьшил ей ежемесячные расходы, пожертвовала сеансами красоты и все делала сама.

Когда она провела приборчиком по внутренней стороне ноги, у нее возникли вопросы.

«Что же ты творишь, Анна? Что задумала? Собираешься продемонстрировать Антонио свои ножки?» «Нет, конечно, не стану я этого делать, – ответила сама себе, – что за глупость». «Ведь депиляция – обычное дело, не так ли? Я не сбривала волосы почти пять месяцев, и они мне мешали». Оглядев свои гладкие ноги, она вдруг занервничала. «Но ведь это простая встреча с бывшим парнем, расслабься. Ты не делаешь ничего предосудительного». К тому же это свидание с единственным бывшим парнем: за всю жизнь у Анны были только Антонио и Армандо.

Она ненавидела депиляцию подмышек машинкой. Но, глубоко вздохнув перед зеркалом, начала и эту процедуру. Едва сбрив волосы на теле, она включила горячую воду в душе и встала под струю. Намылилась мылом с экстрактом ромашки, ей нравился запах ее детского шампуня, который никогда не менялся. «Может, Антонио узнает запах». «Не лучше ли остановиться, Анна? Ну и старомодную уловку ты вспомнила». Она вышла из-под душа и вытерлась.

Приблизила лицо к зеркалу и вымучила из себя улыбку, чтобы разглядеть морщины. Да, ботокс действительно сработал. Она взглянула на себя в зеркало совершенно голой. Все еще хорошенькая, несмотря на свои почти пятьдесят лет, но бюст впервые показался ей чрезмерным. Силиконовые имплантаты объемом четыреста сорок кубических сантиметров, которые у нее появились более пяти лет назад, выглядели смешно. Она знала, что это не имеет никакого отношения к бывшему юному рыбаку. Они точно не понравились бы Антонио… «Хватит, хватит, хватит, Анна. Перестань думать о таких вещах», – сказала она себе вслух.

Самое ужасное в чертовых имплантатах: она решилась на операцию не для себя, а чтобы стать привлекательнее для самовлюбленного мужа. Прикасаясь к груди, она думала о нем. Анна не желала его сексуально; они не прикасались друг к другу годами, и она не возражала. Более того, предпочитала, чтобы он не настаивал. И ее половая жизнь была почти нулевой. Нет, не почти, а вовсе на нуле. Анна нуждалась всего лишь в объятиях Армандо, чтобы чувствовать себя защищенной, ценимой и любимой. Чтобы время от времени слышать: «Я люблю тебя». Но он не произносил этих слов уже много лет. Она не помнила даже, когда в последний раз обнимал ее. Анна никогда никому не призналась бы, но прошло уже более четырех лет с тех пор, как у нее были сексуальные отношения с Армандо.

Справедливости ради: за исключением Куки, у ее подруг из яхт-клуба почти не было секса с мужьями. Самая легкомысленная среди них, по имени Хеска, как-то за ужином с небольшим количеством вина