Из новейшей истории Финляндии. Время управления Н.И. Бобрикова - Михаил Михайлович Бородкин

учебников и книг для чтения, употребляемых в финляндских школах по истории и географии. Комиссия признала, что в учебниках географии не соблюдены подлежащие пропорции при описании России и Финляндии, и до такой степени недостаточно ясно выражено действительное отношение Великого Княжества к Империи, что получается основание даже сказать: учащимся скорее внушается представление, будто Финляндия и Россия равнозначные понятия в географическом смысле. Учебники истории также «слишком мало говорят о принадлежности Финляндии к России и слишком недостаточно касаются того влияния, которое исторические судьбы России оказывали на историческое развитие Финляндии. Напротив. слишком много значения придается историческим событиям Швеции и весь состав учебников истории таков, что они «в самом начале могут возбудить у учащихся представления, будто Финляндия все еще принадлежит Швеции, чем ослабляется у них сознание важности единения Финляндии с Российской Империей».

Не обошел Николай Иванович в школьном деле и того, что с первого взгляда могло казаться мелочным. Он нашел полезным именовать в таблицах недельных уроков, в школьных отчетах, в расписаниях и т. п. русский язык — «государственным». Установил периодическую проверку каталогов общественных библиотек и народных читален, с целью недопущения в них нелегальных изданий. Эти издания в обилии и почти открыто предлагались малограмотному населению. Брошюрки вшивались иногда в другие книги, чтобы скрыть их от властей.

Н. И. Бобриков настоял на том, чтобы в реальных лицеях число уроков русского языка было доведено до 40 в неделю. Проведение этой меры не обошлось без борьбы. «Вполне согласен с вами, писал Николаю Ивановичу B. К. Плеве (21 июля 1901 г.), что в проведении русского языка следует обнаруживать твердость и настойчивость, прибавлю также и последовательность». И Н. И. Бобриков проявил все требуемые качества в полной мере. То, что крепко было в его сознании, он с удивительной настойчивостью и последовательностью проводил в жизнь.

В деле укрепления русской речи, он старался уяснить себе, насколько было бы полезно преподавание истории и географии России на государственном языке. Его занимала мысль, что следовало бы в Сердобольской семинарии усилить уроки русского языка. Он думал о надлежащей подготовке опытных преподавателей по этому предмету. Он заметил ненормальность того явления, что одобрение учебников предоставлено исключительно усмотрению главного училищного ведомства Финляндии (устав 1872 г., §§ 80 и 81), без малейшего участия в подобном важном деле представителей русской власти. Все показывает, что он охватывал вопрос широко и проникал в него глубоко, но не спешил с несозревшими и не вполне разработанными проектами. «Действуя с особой осторожностью, — писал он, — я признал возможным» поднять пока только вопрос о числе уроков русского языка.

В деятельности учебного ведомства в период финляндской смуты приходится отметить одно далеко неотрадное явление. Замечено, что в числе агитаторов попадались и учителя, которые уговаривали призывных не являться в воинские присутствия, устраивали лекции, собрания и театральные представления, с целью внушения слушателям разных заведомо неверных сведений об угрожающей Финляндии опасности, и о необходимости защищать ее, так как она якобы переходила в другие руки и под воздействие чужого закона. Были преподаватели, содействовавшие рассылке нелегальной литературы, принимавшие участие по сбору подписей на массовых адресах и призывавшие своих слушателей к борьбе с русскими, которых при этом обзывали обидными именами. Даже финляндским судом один из учителей был осужден за распространение прокламаций между учениками в стенах школы.

Из учебных заведений края Сердобольская учительская семинария никогда не отличалась расположением к русскому, а напротив, всегда обращала на себя внимание своей политической деятельностью в Карелии. В 1902 г. состоялся съезд учителей Сердобольского округа, на котором принята была резолюция содействовать назначению лишь таких учителей, которые будут стойки в противодействии мерам русского правительства. Но особенно печально, что в разных местностях Финляндии школьные ученики принимали участие в политических демонстрациях. Газета «Котка Утисет» (в 1903 г.) признала даже необходимым напечатать статью («Учителя народных школ на ложном пути»), с целью выразить порицание за раздачу учителями незрелым мальчуганам политических брошюр.

Наиболее причастен к политике почтенный университет Гельсингфорса, насчитывающий более 250 лет службы своей родине.

Его жизнь не лишена привлекательных сторон, его студенческие корпорации пользуются широкими правами, университетская дисциплина хороша; но в его истории за последнее столетие политика преобладает над наукой. Его выдающиеся профессора известны более, как публицисты, чем ученые. Общим девизом учащих и учащихся оставалась формула Арвидссона: «шведами мы более не можем быть, русскими мы не хотим быть, так будем же мы финнами». На практике это свелось к служению идее обособленности от России.

Из стен Гельсингфорсского университета вышла теория финляндского «государства». До шестидесятых годов можно было еще встретить в среде профессоров таких, которые говорили о Финляндии, как о провинции, но в последнее полустолетие таких уже не имелось.

Там, где шла горячая политическая борьба и пропаганда, главными ораторами и деятелями обыкновенно выступали профессора университета. Ни одно движение в крае не обошлось без их участия. Если обобщить их учение, то получится, что источником света и культуры является Швеция, источником мрака и насилия — Россия. Леденящий ветер, губительные морозы и мрачные грозовые тучи неизбежно шли в их описаниях с «Востока». Упоминания о благодеяниях, коими Россия осыпала Финляндию, отыскиваются в их речах с большим трудом, как величайшая редкость.

Университетское начальство считало студентов предназначенными к распространению в народе политического учения. Интерес к политической жизни в студентах поддерживался ректорами и профессорами. Для проведения известных политических воззрений в среду академической молодежи ректора обыкновенно пользовались теми речами, кои принято было произносить перед семестрами. «Политические условия нынешнего положения не могут быть оставлены университетом без внимания» — такова формула всех последних ректорских речей (Я. Форсмана, Hjelta). Общество аплодировало политическим выходкам молодежи. Не все, конечно, руководители учебных заведений края сочувствовали такому новому направлению. Но протесты против неуместного политиканства делали их мучениками своих убеждений, ибо благоразумным голосам мало кто желал внимать в дни общего брожения. Гласом вопиющим в пустыне оставались также заявления тех, которые указывали, что молодежь воспитывается в последнее время в презрении к авторитетам и в пренебрежении к церкви.

Во время смуты последних лет можно было видеть студентов мчавшимися с прокламациями и адресами-протестами на велосипедах по городам. Они появлялись у призывных присутствий в деревнях и раздавали нелегальные издания народу. Они отклоняли других от исполнения воинской повинности и сами не являлись к призыву. В 1902 г. из 195 студентов явилось только 25; в 1903 г. из 256 призывавшихся лиц с высшим образованием уклонилось 120 ч. Национальный дом Нюландского землячества служил излюбленным местом сборищ для всякого рода протестов. Без студентов