Из новейшей истории Финляндии. Время управления Н.И. Бобрикова - Михаил Михайлович Бородкин

не есть слуга ни царя, ни народа, но доверенное лицо их обоих. Его обязанности к своему народу не меньше, чем к Монарху», поясняла редакция. Развивая далее идею возвеличения должностных лиц, местная печать усмотрела в них «толкователей законных прав народа перед Монархом».

Генерал-губернатор Н. И. Бобриков не дал увлечь себя новыми софизмами и взглянул на дело с иной точки зрения. По его мнению, сенат и сейм своим поведением «сами подставили себя под удары, которые и надлежало им нанести без потери времени». Сенат в это время возбудил неудовольствие также и B. К. Плеве... «Я берусь доказать юридическим аргументом — писал он Бобрикову (19 июня 1900 г.), — что слово мятеж вполне применимо к действиям сената». Замечено было также, что сенат в своем всеподданнейшем отчете поместил дифирамб в честь местной печати, которая вызывала карательные меры со стороны генерал-губернатора.

При таких условиях, преобразование этого учреждения напрашивалось само собою. «Сердечное мое убеждение, писал Н. И. Бобриков, клонится к необходимости коренной реформы сената с постепенным введением русской администрации, так как финляндцы боятся бойкота сородичей». Борьба с сенатом создала несколько новых планов, а отчасти заставила припомнить прежние предположения, которые были высказаны еще при Императоре Александре I; а именно, об обращении судебного департамента в высший суд, а хозяйственного — в совет генерал-губернатора... «В Финляндии не должно быть двух генерал-губернаторов: я или сенат, но мы не можем стоять на одной ступени», настаивал Н. И. Бобриков. В одно время возникла мысль перенести центр тяжести подготовительных законодательных работ в Петербург. К этому проекту B. К. Плеве склонялся и Н. И. Бобриков. Затем имелось в виду ввести в сенат русского финансиста, соединить должность вице-председателя с должностью помощника генерал-губернатора и т. п. А так как некоторые прокуроры вели себя, как «старые подьячие», то возникло еще предположение «приучить финляндцев обходиться без прокурора, заменив его юрисконсультской должностью при канцелярии генерал-губернатора».

Все подобные проекты роились в умах наших государственных мужей в то время, когда сенат стоял в полной оппозиции ко всем объединительным мероприятиям русского правительства. Был даже момент, когда уже Н. И. Бобриков наметил русских кандидатов в сенат, но сам же приостановил их назначение, как только заметил некоторое успокоение в сенате. «Введением в его состав русского человека не хочу нарушать устанавливающегося со мной согласия», писал он. Обыкновенно местные кандидаты в сенаторы говорили, что не боятся бойкота, что готовы служит Монарху, честно ограждая общегосударственные интересы и т. п. Но они далеко не всегда оставались верными данному слову.

Печать убеждениями, а агитаторы бойкотом и угрозами побуждали членов «местного правительства» к протестам и даже отставкам. Единства во взглядах и действиях в этом отношении, однако, не существовало. Все делалось в зависимости от обстоятельств. Сегодня газеты проповедовали одно, а завтра — другое. «С точки зрения общественного блага, оставление должности может быть равносильно побегу с ответственного поста и справедливо порицается обществом», писала одна газета, а когда нужно было поставить преграду новому закону, то та же печать настаивала на поголовной отставке сенаторов и губернаторов. Очевидно, что все средства одобрялись, лишь бы ими создать противодействие русскому правительству.

Сенат стоял ближайшим к начальнику края; генерал-губернатор ежедневно приходил в соприкосновение с ним и, потому, необходимо было найти условия сносной совместной работы. Одному из них нужно было уступить. На этот раз сдал сенат, после нескольких перемен в составе его членов. Оценивая поведение нового сенатора, генерал-губернатор прибавил: «будущее Финляндии во многом зависит от благоразумия современного сената».

«Настроение современного сената много лучше» — писал Н. И. Бобриков 5 ноября 1901 г. «Преследование двух пасторов инициативой сената, епископов и церковным судом вполне одобряю. Такой путь, в случае удачи, покажет Государю, что среди местной администрации имеются честные, благоразумные и преданные Его Величеству лица». «С современным сенатом живу хорошо и такой результат достигнут, конечно, не моими уступками, а справедливостью и беспристрастием», заключал не без основания Н. И. Бобриков.

Прошло более года. Делопроизводство сената происходило уже на русском языке и генерал-губернатор занял в нем первенствующее положение. Почти сто лет господства в нем чуждого языка сделало из сената совершенно замкнутое для нас учреждение. Усилиями Н. И Бобрикова оно было, наконец, открыто и впервые представитель русской власти вошел в него полноправным хозяином.

Государственное значение этой реформы не подлежит сомнению. Россия исправила прежнюю оплошность и внесла в Финляндию духовное знамя своей государственности. Честь этого важного дела принадлежит Н. И. Бобрикову! Если бы он более ничего не сделал на Финляндской окраине для русского дела, то и тогда сохранение его имени в истории было бы обеспечено.

9-го октября 1903 года Николай Иванович Бобриков сам впервые председательствовал в сенате, где уже все доклады делались на русском государственном языке. Отношение Николая Ивановича к сенату живо отразилось в его письмах. «Сегодня (9 октября 1903 г.) заседал в сенате от 11 до 2-х. Впечатление хорошее». «Заседал еще раз в сенате, и все сенаторы видимо сознают пользу от более живого моего в деле участия. Дела, прошедшие в общегосударственных интересах, доставили мне тем не малое удовлетворение» «Участие мое в сенате идет пока успешно и для края плодотворно. До сих пор разногласия не было». «Заседал в сенате уже четыре раза и пропустил свыше 120 дел» (3 ноября 1903 г.). «Я доволен сенаторами и думаю, что они не очень против меня» (16 ноября 1903 г.). Еще ранее, а именно в марте того же года, Николай Иванович писал: «На сенат жаловаться теперь не могу, но беда в том, что против него интригуют шведоманы, рассчитывающие сменить фенноманов и упускающие из вида, что их управление сопровождалось для Финляндии великим злом». «Отношения мои к сенату вполне дружественны»... «На меня несколько претендуют за русское делопроизводство в сенате, но косые взгляды все-таки не портят взаимных добрых отношений».

Противодействия сената делу распубликования новых законов вызвали нововведение. Явился закон о том, что впредь распоряжения об обнародовании исходят от генерал-губернатора.

Затем в административном управлении края обнаружена была недостаточная точность в разграничении власти генерал-губернатора и сената. Это повело к пересмотру части постановления о сенате и всей инструкции генерал-губернатору.

Едва Финляндия была присоединена к России, как Державный Покоритель ее учредил (19-го ноября 1808 г.) должность финляндского генерал-губернатора, вопреки шведской Формы Правления 1772 г., воспрещавшей назначение подобных административных лиц в областях государства (§ 33). В рескрипте, данном на имя первого финляндского генерал-губернатора Спренгтпортена, сказано было, что на него возлагается управление «по гражданской части» края. Вступая в должность, Спренгтпортен