Горничная Карнеги - Бенедикт Мари

Без единого слова и без всегдашней теплой улыбки он подошел к центральному столу, где уже стоял наготове поднос с безе, яблочными тарталетками и крошечными сэндвичами с форелью, взял заварочный чайник и вернулся к плите, на которой в огромном ковше с утра до вечера кипятилась вода.

— Как проходит ваш день? — спросила я.

Но он не ответил. Лишь покачал головой.

Я не знала, что еще можно сказать. После той ночи, когда мистер Форд застал нас с Эндрю в объятиях друг у друга, он перестал со мной разговаривать. Вернее, он говорил, но лишь по необходимости. Я пыталась ему объяснить, что это были невинные объятия, бессознательный отклик на хорошие новости, которые мне сообщил мистер Карнеги, однако мистер Форд оставался неумолимым. Он просто закрылся, отгородившись от меня стеной молчания. Потеряв его доброе расположение, я лишилась единственного друга в этом доме — да, впрочем, и во всем городе. Не считая Эндрю, конечно, но наши отношения с мистером Карнеги были слишком запутанными и сложными, слишком рискованными во всех смыслах, чтобы считать их просто дружбой.

Глава тридцать пятая

Как обычно, держась на два шага позади хозяйки, я вошла в вагон поезда, оправлявшегося в Нью-Йорк. Кондуктор проводил нас к дверям купе. Коридор был таким узким, что я боялась, как бы миссис Карнеги — женщина пышных форм, да еще в многослойных юбках — не застряла в проходе. Когда она благополучно протиснулась в дальний конец вагона, кондуктор распахнул перед ней массивную дверь из красного дерева с витражным окошком.

— Добро пожаловать в купе «Серебряный дворец», мэм.

Купе напоминало миниатюрную гостиную богатого дома. Восточные ковры устилали пол, бронзовые люстры с хрустальными подвесками свисали с потолка, два широких кресла с шоколадно-коричневой обивкой стояли рядом и — вот удивительно! — в глубине прятались две односпальные кровати, установленные в два яруса, одна над другой, почти скрытые за красными парчовыми шторами, которые можно было задернуть для уединения.

Я не сумела сдержать вздох изумления. Я привыкла к вагонам с жесткими деревянными скамьями — или вообще без сидений, — с голым полом и с черными окнами в корке сажи. У меня сразу мелькнула мысль: что подумали бы о таком великолепии мои родители и сестры? От нее мне стало грустно. Кто-то купался в роскоши, а кто-то, как моя семья, прозябал в нищете. Я почувствовала себя виноватой за то, что наслаждалась милостью семьи Карнеги в то время, как мои близкие еле сводили концы с концами.

— Потрясающе, правда? — раздался за моей спиной голос Эндрю. Я удивленно обернулась. Я не ожидала, что он так быстро приедет на вокзал из центральной конторы.

— Да, сэр.

Слово «сэр» предназначалось исключительно для ушей миссис Карнеги, которая беседовала с кондуктором, но стояла достаточно близко и наверняка слышала, что происходило у нее за спиной.

— Это особенный вагон. Высшей категории, произведен на заводе Вудраффа. Обычно такие вагоны ходят по другой линии, но я попросил, чтобы его предоставили для нашего путешествия.

Услышав голос своего обожаемого старшего сына, миссис Карнеги сразу же поспешила к нему и, оттеснив меня в сторону, стиснула его в ревнивых объятиях. Он улыбнулся мне поверх ее головы. Я поняла, что вся эта роскошь предназначалась не только для моей хозяйки.

— О чем ты говорил с Кларой? — спросила она, подозрительно глядя на меня.

— Я рассказывал ей о Вудраффских спальных вагонах. Помнишь, мама, как я заключил первую сделку с компанией Вудраффа? — спросил он, выскользнув из ее крепких объятий.

Она встала прямо напротив него, тем самым исключив меня из беседы.

— Конечно, помню. В тысяча восемьсот пятьдесят восьмом году. Или пятьдесят девятом?

Эндрю чуть сдвинулся в сторону, чтобы все же видеть и меня.

— Да, в пятьдесят восьмом. Клара, я познакомился с мистером Вудраффом, когда отправился в очередную командировку по делам Пенсильванской железнодорожной компании. Он сам обратился ко мне с предложением о спальных вагонах. Показал мне разработанную им модель, и я передал информацию мистеру Скотту и мистеру Томсону.

— И на них это произвело впечатление, — перебила его миссис Карнеги. Не меняя положения, она обращалась только к своему сыну, демонстративно не замечая меня. — И предложение Вудраффа, и твоя дальновидность, Эндра. Они сразу купили два спальных вагона компании для Пенсильванской железнодорожной компании. И в знак благодарности выделили тебе долю в компании Вудраффа.

Я заметила, что миссис Карнеги ни словом не упомянула о том, что у мистера Томсона и мистера Скотта тоже была своя доля в компании вудраффских спальных вагонов. Собственно, это стало одним из условий контракта с Вудраффом. Эндрю поделился со мной этой конфиденциальной информацией, когда я завершала свою таблицу акционных активов Карнеги. Неужели его мать не знала об интересах мистера Томсона и мистера Скотта в Вудраффской компании? Неужели ей и правда не известно, что Томсон и Скотт постоянно использовали инсайдерскую информацию для инвестирования в компании, с которыми собирались заключать партнерские контракты? И не только Томсон и Скотт, а почти все владельцы компаний, включая и ее собственного сына. Мне не верилось, что моя хозяйка — женщина умная и искушенная в вопросах бизнеса — не в курсе этой распространенной предпринимательской практики, которая поначалу показалась мне крайне сомнительной. Возможно, ей просто хотелось думать, что ее обожаемый сын стоял выше всех махинаций.

— Твои память и деловое чутье, как всегда, поразительны, мама. — Эндрю с гордостью обвел взглядом купе. — Мы прошли большой путь от тех двух первых вагонов, верно?

Миссис Карнеги провела пальцем по шелковой бахроме, свисавшей с подлокотника мягкого кресла.

— Верно, Эндра. — Она на секунду умолкла и вдруг жестко прищурилась. Ее лицо посуровело. — Теперь ты просто обязан победить этого клятого Пульмана в вашей гонке за спальные вагоны. Ты же с ним справишься, да, Эндра?

— Когда это я не справлялся, мама? — ответил он, и его взгляд сделался таким же жестким, как у нее.

Я принялась разбирать вещи хозяйки, превращая купе в некое подобие ее хоумвудской спальни: разложила на столике ее любимые косметические принадлежности, разбрызгала в воздухе ее духи, распаковала дорожные сумки и переложила белье в комод. Мне не сказали, где я буду спать, и я сомневалась, что миссис Карнеги захочет делить со мной двухъярусную кровать. Наверное, мне придется ночевать в кресле или в соседнем вагоне на обтянутой плюшем скамейке, которая все равно мягче, чем моя кровать дома в Голуэе.

При мысли о родном Туаме мое сердце сжалось. У нас больше нет дома. Я уже никогда не увижу ферму, и звонкий ручей, и пологие холмы, набегающие друг на друга, словно изумрудные волны, и наш домик с белеными стенами и соломенной крышей. Почему я не думала об этом раньше? За всеми переживаниями о семье, еле сводившей концы с концами в Голуэй-Сити, я как-то выпустила из виду факт, что навсегда потеряла дом своего детства. Это казалось неважным по сравнению с бедственным положением моих родных, ведь сама я, поступив в услужение в богатый дом, жила очень даже неплохо.

— Клара, — окликнула миссис Карнеги, прервав ход моих горестных мыслей. — Спроси у моего сына, в котором часу будет ужин. Мне надо знать точное время, чтобы успеть переодеться к столу.

— Да, мэм.

Я вышла в коридор и направилась к купе Эндрю, борясь с нарастающим беспокойством. Я пыталась наслаждаться неожиданной роскошью путешествия и не поддаваться глупой тревоге, но снова вспомнила прощальный разговор с мистером Фордом, и на душе стало скверно. Особенно теперь, когда мне предстояло пусть ненадолго, но все же остаться с Эндрю наедине.

Утром я пришла на кухню забрать у мистера Форда корзину с едой, которую он приготовил для нашего путешествия. Я думала, что он молча отдаст мне корзину и этим все и ограничится. Но он неожиданно произнес: