Горничная Карнеги - Бенедикт Мари

Мари Бенедикт

Горничная Карнеги

Marie Benedict

Carnegie’s Maid

© Marie Benedict, 2024

This edition published by arrangement with Laura Dail Literary Agency, Inc and Synopsis Literary Agency.

© Покидаева T., перевод, 2024

© Кривоносова H., иллюстрация, 2024

© Издание на русском языке, оформление. Строки, 2024

Пролог

С улицы доносились нежные мелодии рождественских гимнов. Но человеку, занятому делом, они не мешали. Расположившись за письменным столом из черного ореха в роскошно обставленном номере отеля «Сент-Николас», Эндрю Карнеги писал, как безумный, и дорогая перьевая ручка буквально летала по листу бумаги.

Он помедлил, подыскивая единственно верные слова. Оглядел кабинет, освещенный новейшими газовыми фонарями, и словно заново увидел его. Плотные желтые парчовые обои на стенах. Темно-зеленые бархатные шторы, подвязанные золотыми витыми шнурами. За окном — прекрасный вид на Бродвей. Это лучший гостиничный номер во всей Америке, а возможно, даже в Европе. Раньше, во время прошлых визитов в Нью-Йорк, Эндрю нравилось это осознавать. Раньше — да, теперь — нет. Шнуры, державшие шторы, наводили на мысли о крепких веревках, и он чувствовал себя узником, запертым в золотой клетке.

Он пытался уговорить мать поселиться в другом отеле, не столь вызывающе роскошном. Он был согласен на любую гостиницу, где его не преследовали бы воспоминания о Кларе, — хотя вслух в этом не признавался. Ему почему-то казалось неправильным останавливаться в «Сент-Николасе» без Клары. Он почти год искал ее, но все напрасно. Даже лучшие полицейские детективы и частные сыщики не смогли выйти на след.

Да, он уговаривал мать, но она не желала ничего слушать. «Эндра, — сказала она со своим неподражаемым акцентом, — атрибуты богатства — это право Карнеги, которое мы заслужили, и, видит бог, мы займем подобающее нам место». Он согласился, не имея сил спорить. Но сегодня, когда они заселились в люксовый номер «Сент-Николаса», Эндрю все-таки настоял на своем, проявив доселе неслыханную сыновью непочтительность: отправил мать в ее смежные комнаты и не внял ее просьбам посетить праздничный ужин у Вандербильтов — представителей почти высшего эшелона нью-йоркского общества, куда просто так не пробьешься. Ему требовалось побыть одному. Наедине с мыслями о Кларе.

Клара. Он прошептал ее имя, покатал во рту, словно глоток элитного джина. Он хорошо помнил их первую встречу. Следом за миссис Сили Клара вошла в гостиную «Ясного луга», их дома в Питсбурге. Она держалась так скромно и ступала так тихо, что он едва заметил стук ее туфель и шелест юбок, когда девушка пересекала комнату. А потом мать резким голосом начала задавать вопросы. Вот тогда Клара впервые подняла глаза. Она тут же снова потупилась, но он успел рассмотреть промелькнувший в ее взгляде проблеск острого ума, который скрывался за манерами серой мышки, обязательными для горничной леди.

Следом за этими воспоминаниями пришли и другие, еще более сокровенные, а с ними — желание, настолько сильное, что оно причиняло физическую боль. Впрочем, вскоре Эндрю отвлекли посторонние звуки: раскаты смеха и звон хрустальных бокалов доносились из большого столового зала, располагавшегося прямо под кабинетом. Он задумался о том, что за торжество проходило в этой позолоченной комнате. Может, крупные предприниматели из других городов съехались в Нью-Йорк на рождественскую неделю? Или кто-то из недосягаемой «первой десятки» богатейших нью-йоркских семей решил выбраться из своего замкнутого мирка неприступных особняков и посетить самый роскошный из городских ресторанов? Стоило ли ему спуститься и посмотреть?

«Прекрати, — мысленно осадил он себя. — Именно такие честолюбивые мысли всегда претили Кларе».

Когда-то он поклялся ей, что изберет иной путь, отличный от устремлений алчных промышленников и тщеславного высшего света. И сдержит клятву, пусть даже Клары не будет рядом. Он вернулся к письму, которое писал в память о ней и переписывал заново уже бессчетное количество раз. Нажимая на кончик перьевой ручки так сильно, что чернила просачивались сквозь тонкую бумагу, он выводил строчку за строчкой.

Мне тридцать три, и мой годовой доход составляет 50 000 долларов! За два года можно будет наладить все так, чтобы прибыль от всех предприятий составляла стабильно не меньше 50 000 долларов в год. Мой план такой: не стремиться получать сверх того — не стараться копить и приращивать капитал, а все ежегодные излишки дохода вкладывать в благотворительные начинания. Уйти из бизнеса навсегда и посвятить себя помощи ближним.

Поселиться в Оксфорде, получить надлежащее образование, завести личные знакомства в литературных кругах — на это уйдет три года активной работы — и уделить особое внимание выступлениям на публике. После обосноваться в Лондоне, приобрести контрольный пакет акций в газете или журнале с правом управлять изданием и заняться решением общественных вопросов, особенно связанных с образованием и улучшением участи бедных слоев населения.

Человеку свойственно сотворять себе кумиров, и накопление богатства относится к худшим из видов идолопоклонства, ведь нет идола более разрушительного, чем деньги. Чем бы я ни занимался, мне следует отдаваться всякому делу полностью и без остатка; а потому я должен проявить осмотрительность и выбрать жизнь, которая будет возвышать меня. Целиком посвятив себя вопросам бизнеса, сосредоточившись на стремлении заработать как можно больше и как можно быстрее, я очень скоро деградирую без всякой надежды на возрождение. В тридцать пять я окончательно отойду от дел, но и в течение ближайших двух лет хочу ежевечерне заниматься чтением и самообразованием.

Эндрю отложил ручку и перечитал написанное. Получилось местами нескладно, но он все равно был доволен. Хотя Бог лишил его Клары, он вооружится ее убеждениями, будто мечом. Он больше не станет поклоняться разрушительным идолам тщеславия и богатства. Да, он продолжит наращивать свой капитал и укреплять репутацию в деловом мире, но лишь ради одной высшей цели — помощи и содействия другим людям, особенно иммигрантам, желающим закрепиться в новом отечестве и продвинуться наверх. Даже в плотном тумане отчаяния Эндрю позволил себе улыбнуться. У него все-таки нашлось утешение. Это письмо порадовало бы его Клару.

Глава первая

Я не должна была ехать. Не мне, а Сесилии или Элизе полагалось бы киснуть в смрадной общей каюте на трансатлантическом корабле. Это их право — а для Элизы и вовсе прямая обязанность, ведь она старшая из нас троих, — пуститься в путь и устроиться в новой стране. Но родители привели убедительные аргументы, почему сестрам следовало остаться дома: Элиза, недавно отметившая двадцать первый день рождения, находилась на пороге замужества, которое позволило бы нашей семье сохранить ферму на арендованных землях (я, наверное, тоже могла бы найти жениха, но отец говорит, что я слишком умна для брака), а пятнадцатилетняя Сесилия еще маловата для самостоятельного путешествия и к тому же слаба духом. Так что кроме меня спасать семью больше некому. Безусловно, родители были правы. Я согласилась с их соображениями и поднялась на борт «Странника», невероятно гордясь своей миссией. Однако теперь, сорок два дня спустя, отчаянно жалела о том, как заносчиво и надменно повела себя с сестрами перед отъездом. Я осознала, что считаться родительской síofra — волшебным ребенком-подменышем, способным принять любой облик, которого потребует Америка, — не самый счастливый удел. К тому же я безумно скучала по сестрам.