Кемаль Ататюрк - Александр Жевахов

Хорошо оплачиваемые, производящие впечатление своей черной формой, эти защитники порядка выступают через несколько недель после оккупации Стамбула. Момент выбран удачно: бывший жандарм Анзавур, наемник англичан, был снова потеснен черкесом Этхемом, несмотря на свои пушки, пулеметы и на святую троицу — «веру в душе, Коран на устах и приказ султана на руках».

В этой части Северо-Западной Анатолии, слишком близкой к столице, чтобы чувствовать себя полностью анатолийской, армия халифата продвигается, поддерживаемая крестьянами, которые радостно встречают защитников законной власти, чтобы с их помощью изгнать сторонников «предателя» Кемаля.

Разгорается гражданская война. В ответ на обвинения шейх-уль-ислама Кемаль мобилизует 153 анатолийских муфтия, чтобы с такой же убедительной силой и теми же цитатами из Корана дать религиозное обоснование своей борьбе. Великий визирь объявлен предателем родины. Но напыщенных заявлений и цитат Корана недостаточно. Нужно сражаться и проливать «кровь братьев». Войска, лояльные халифату, состояли преимущественно из черкесов, грузин, албанцев и арабов, что было разумно, если учесть значительное число черкесов и албанцев среди населения Северо-Западной Анатолии и их преданность султану-халифу. Националисты располагали ограниченными военными ресурсами. И всё же несколько решительных соратников Кемаля — Рефет, Этхем-черкес и Ариф смогли приостановить продвижение лоялистов. К концу июня армия халифата была распущена.

Турки оказались узниками в своей столице, пленниками, обреченными на унижение и ненависть англичан, греков и османских армян. Примеры подобного отношения к туркам только умножались. Школьники бывали избиты своими товарищами-греками за то, что отказывались кричать «да здравствует Венизелос»; женщин оскорбляли, срывая полог, отделяющий их в передней части трамвая; мужчин били по лицу за то, что они не уступили дорогу иностранному офицеру.

Оккупированный Стамбул не находился в абсолютной изоляции от Анатолии. Просто все желающие выехать должны были подвергаться тщательному и наглому контролю англичан и французов, а также сотрудничающих с ними греков и армян.

Только четыре человека избежали подобного осмотра. Эти четверо, признанные националисты, были направлены в Анатолию «для встречи с Мустафой Кемалем» с благословения англичан. Можно ли сомневаться, что они, не теряя ни минуты, бросились в объятия Кемаля.

Между тем контроль не останавливал тех, а их было немалому кого был билет только в одном направлении — в Анатолию. Бегство в Анатолию было единственным решением для Бекира Сами, Халиде Эдип, Юнуса Нади и других националистов, за голову которых были обещаны деньги правительством и союзниками. Переодевшись, перемещаясь по ночам при соучастии жандармов, рабочих железных дорог и матросов, используя тайные каналы, разработанные «Караколом», многие смогли присоединиться к националистам. Это было нелегко! Сколько волнений и страха пережили эти буржуа, неожиданно брошенные в мир борьбы и подполья. Когда привык посещать салоны, когда ты женщина с тщательно ухоженными руками, как Халиде Эдип, довольно сложно представить себя участником сопротивления.

Депутаты последнего османского парламента, военные, гражданские, известные и неизвестные, они избрали путешествие к националистам пешком, на лошадях, на арбах, на пароходе или по железной дороге. Их мужество тем не менее не должно позволить забыть о политике выжидания многочисленных военных и высокопоставленных чиновников. Только финансовый кризис правительства Стамбула заставит их уехать. В декабре 1920 года, через девять месяцев после оккупации, военное руководство Анкары бросает призыв офицерам Стамбула: «Смерть и нищета будут преследовать вас до тех пор, пока вы остаетесь в Стамбуле. Тогда как здесь вы будете обеспечены, ваше жалованье будет увеличено в пять раз. Ускоряйте ваш отъезд и спешите спасать родину».

Для Кемаля мотивы приезда в Анатолию не очень важны: прибытие в Анкару по любым причинам и присоединение к движению националистов приветствуются. Кемаль персонально принимает большинство из тех, кто сумел выбраться из Стамбула. Особенно его обрадовало прибытие старого друга Исмета, который будет играть важную роль в окружении Кемаля: «Добро пожаловать, Исмет! Исмет, я очень рад твоему приезду; как хорошо, что ты приехал так скоро!»

Вновь прибывшие сразу поняли, что Анкара — далеко не рай. В городе свирепствовали малярия, болотная лихорадка и брюшной тиф. Не много домов было пригодно для обитания, не было ни одного отеля «европейского типа». Даже в наиболее приличных зданиях отсутствовал водопровод. Вместо ресторанов — скромные кофейни с шаткими столами и поломанными стульями. Магазины можно было пересчитать по пальцам на одной руке. Передвигаются в городе пешком или в колясках. До конца 1929 года в Анкаре был всего один старый, изношенный автомобиль, находящийся, естественно, по словам Исмета Инёню, в распоряжении Кемаля. Министры передвигались в фаэтонах по пыльным, грязным улицам города без тротуаров. Джеляль-бей, став министром экономики, предпочел передвигаться верхом на лошади!

Депутаты были вынуждены расположиться в здании школы для мальчиков. «С ними обращались как со школьниками», — отмечал французский офицер, взятый в плен 16 марта и освобожденный в начале мая. Действительно, общая спальня, столовая в строго определенные часы, скудный бюджет — всё это производило удручающее впечатление. Но в отличие от французов для анатолийцев, особенно тех, кто присоединился к движению сопротивления, Анкара — «великий город». Они прибыли сюда не для того, чтобы искать очарование скромной, суровой жизни. К тому же все обитатели Анкары, как старожилы, так и вновь прибывшие, добровольно избрали этот путь.

Через несколько дней в Анкаре стала царить атмосфера возбуждения и волнения. Каждый стал осознавать, что участвует в авантюре. Одним из первых законов, принятых в Анкаре, был «сухой закон», а начальник полиции Дилавер стал производить и распространять ракы, анисовую водку, любимый напиток турок, что рассматривалось как чрезвычайное событие. Вскоре в Анкаре только и говорили, что о «воде Дилавера».

Ярким примером боевого, решительного духа, царящего в Анкаре, является создание пресс-агентства Анатолии (Anadolu Ajansi). То, что Кемаль очень заинтересован в прессе и уверен в роли информации в успехе своих проектов, не ново. Это подтверждают история создания газеты «Минбер» и многочисленные интервью Кемаля турецкой и особенно иностранной прессе.

Во время конгресса в Сивасе Кемаль учреждает официальную газету националистов «Национальная воля». Прибыв в Анкару, Кемаль стремится расширить ее влияние, символически изменяет ее название на «Национальный суверенитет» и решает заставить понять своих собеседников, что наилучшим доказательством их присоединения к националистам будет подписка на «Национальный суверенитет». Прекрасно понимая влияние информации, даже в стране, неграмотной на 90 процентов, он рассылает многочисленные телеграммы, требующие контролировать почтовую службу и препятствовать распространению правительственной и иностранной прессы, враждебно настроенной к националистам. С мая он вводит цензуру, в чем ранее националисты так упрекали англичан, когда те ввели цензуру в Стамбуле.