Осколки - Евгений Игоревич Токтаев

Голос её дрожал от волнения.

— Рассказать всё Птолемею, — прозвучал за её спиной ответ Верховного Хранителя.

Таис повернулась к нему. Облачённый в церемониальную леопардовую шкуру, он стоял, тяжело опираясь на посох Ириса так, будто массивная золотая пектораль на груди подламывала ему ноги. Пектораль изображала Маат, своими крыльями обнимавшую Хранителя за плечи.

— Менкаура, прошу тебя, не делай этого, — взмолилась Таис.

— Почему ты не хочешь, чтобы Двойную корону надел тот, кому она принадлежит по праву? — спросил Хранитель.

— Я не понимаю тебя, — ушла от ответа афинянка, — не удивилась бы, если бы ты желал, чтобы она досталась египтянину.

— Это неважно, кровь какого народа течёт в жилах Величайшего, — пожал плечами Менкаура, — за много веков Двойной короной владели и нехси, и та-неху, и аму. Хаки владели короной Дешрет[69].

— И вы считаете эти годы годами бедствий.

— Не все, — возразил Менкаура.

— Но ведь есть внук Нектанеба… — проговорила Таис.

— Внучатый племянник…

— Пусть так, всё равно он его единственный наследник.

— Только не он, — прошипел Менкаура, — пока я жив, сделаю всё, чтобы род труса держался подальше от трона. Он посвящённый Исет и лучше бы служил нетеру. Большая ошибка, что ему доверили крепость. Но раз уж так, то пусть сидит в болоте, там ему самое место.

Афинянка не нашла, что ответить. Помолчала немного, потом спросила:

— Этот Антенор… Он ведь в душе очень противился своему рассказу. И я его понимаю. Понимаю причину. Я бы тоже не хотела для своего сына…

Менкаура перебил её.

— Он слабый человек.

— Кто?

— Антенор.

— Почему ты так решил?

— Сильного человека нельзя купить, а Хорминутер купил его.

— Я считаю, что Антенор поступил достойно, — возразила афинянка.

— Это не важно, достойно или нет. Никто из ири так бы не поступил. Есть долг превыше личных интересов. Превыше собственной жизни.

— Он отдавал другой долг, — вновь не согласилась Таис.

— Ему был дан выбор, — упрямо мотнул головой Менкаура, — ири выбрал бы иное.

— Ты слишком идеализируешь ири, — сказала Таис, — в чём заключался долг твоего отца?

Менкаура поджал губы и не ответил. Отвернулся.

— Гераклу сейчас двенадцать лет, — сказала Таис, — всю жизнь он прожил в изгнании. Совсем, как Нектанеб младший. И лет ему было в начале той усобицы столько же. Теперь ты хочешь устроить так, что мальчика сделают знаменем для будущих войн. Как сделал знаменем своего воспитанника Кауирпехти. И к чему это привело?

Менкаура не отвечал.

— Ты думаешь, Птолемей спит и видит, как бы вернуть Аргеада на трон? — спросила Таис, — хотел бы, уже давно предъявил бы всем Леонтиска.

Она не боялась говорить Хранителю такие вещи, тот давно дал ей понять, что не слепец и не дурак.

— Нет, — продолжила Таис, — я слишком давно знаю его, чтобы так обманываться. В Вавилоне он противился избранию на царство сына Барсины, думаешь что-то изменилось?

— Люди, бывает, меняются.

— Бывает, — кивнула Таис, — а ещё бывает, что хитрец с годами становится хитрее. Геракл может понадобиться Птолемею по совсем другой причине.

— Госпожа моя, — мягко сказал Менкаура, — ты знаешь, что достаточно лишь твоего слова и я сделаю всё, чтобы за тебя и Леонтиска встали двадцать тысяч воинов.

— Нет, Менкаура, — ответила Таис, — я скорее умру, чем позволю такому случиться.

— И о том мне давно известно, — кивнул Хранитель, — но Священная Земля нуждается в Величайшем.

— Я знаю, — негромко произнесла Таис.

— С твоего позволения я прикажу подготовить «Звезду Обеих Земель» к путешествию. Я отправлюсь с Антенором и Месхенет в Александрию. Леонтиск может поехать со мной. Ему пора возвращаться к отцу.

Таис вздрогнула от того, каким тоном он произнёс последнее слово. Кивнула.

— Живи вечно, госпожа.

С этим словами Менкаура удалился.

Таис набросила на голову тонкий шерстяной платок-диплакс и тоже шагнула в тень.

Знаменитую афинскую гетеру Антенор прежде видел лишь однажды, мельком, в Вавилоне, незадолго до смерти царя. Но, конечно, был наслышан. Всю дорогу до Гиркании войско обсуждало случившееся в Персеполе. Мнения Антенора на сей счёт в ту пору никто не спрашивал, да и, по правде сказать, не было у него своего мнения. Он тогда бывалым в рот смотрел. А тем до дворца Ахеменидов не было дела. Ну сожгла и ладно. Гораздо интереснее, с кем она спит. Прямо даже ставки делали. Большинство на царя. Гермолай тогда с видом знатока заявил, что афинянку своей женщиной считает Птолемей. Ему не поверили. Чем спор закончился, Антенор не помнил, но оказавшись сейчас перед правительницей Мемфиса вспомнил те разговоры и смутился. Почувствовал, как уши запылали.

Таис его не узнала, да и не могла узнать, но встретила приветливо. Бывший конюх увидеть её здесь, да ещё в качестве правительницы, совсем не ожидал. В результате, вкупе с помянутым смущением совсем дар речи потерял и поначалу отвечал невпопад. Но Таис улыбкой и мягкими речами быстро вернула ему уверенность, разговорила. Однако после приветствий и почтительных предисловий большую часть вопросов задавал египтянин в золоте, полосатом платке и леопардовой шкуре. Он смотрел на македонянина сурово, с прищуром, будто из лука целился.

Антенор прежде видел такой взгляд у Эвмена в тот скверный день в Бактрии, когда Птолемею донесли о заговоре «царских юношей». Тогда только-только обласканный царём вчерашний «крылатый воин» едва не оказался среди обвиняемых только за то, что раньше состоял при Гермолае, главном заговорщике. Эвмен допрашивал, а Александр сидел, полускрытый в тени, сверлил взглядом исподлобья в Антеноре дырку и молчал.

Именно тогда и состоялось знакомство бывшего конюха с кардийцем. Отвечал он на вопросы спокойно, искренне не видя за собой вины. Ни Гермолай и никто другой из юношей на него не указали, а вот архиграмматику поведение Антенора на допросе приглянулось, и он его запомнил, чтобы чуть позже, в Индии, приблизить новоиспечённого продрома-разведчика.

Лицо египтянина во время допроса не выражало никаких эмоций, а вот глаза Таис, едва речь зашла о главном, заметались. Она побледнела и до белизны в костяшках сжала подлокотники кресла.

Раскрыв им тайну, Антенор испытал двоякое чувство. С одной стороны он теперь ощущал себя мерзким предателем, с другой — ну ведь натурально гора с плеч свалилась. Тяжела была ноша, ох тяжела…

Менкаура отпустил их, сообщив, что во дворце они дорогие гости, но покинуть его и тем более уехать не вольны. Ни Антенор, ни Месхенет этим словам не удивились. Впрочем «гостить» пришлось недолго, их ждало новое путешествие. Уже на второй день они в сопровождении Верховного Хранителя и старшего сына Таис взошли на борт роскошной золочёной ладьи. Ну и кшатрий с ними.

— Менкаура,