Тайные врата - Кристин Керделлян

– И как?

– Сегодня мы опять вернемся в Большой Трианон.

– Но у нас нет ключей, да и разрешения войти тоже…

– Спрячемся в садах прямо перед закрытием. Они сами запрут нас!

– Зачем?

– Потом поймешь. Возьмем с собой радар. Тот, который мы использовали с Гранье. Я привез его в сумке в машине.

Ты нахмурилась – лоб прорезала длинная вертикальная морщина. Я настаивал.

– А потом проверим окна госпожи де Ментенон.

Ты явно до сих пор не понимала. Ты меня почти разочаровывала.

– Туннель отходит от ее покоев, – объяснял я. – Он же должен проходить под садами, так?

Наконец лицо у тебя прояснилось, и ты ответила.

– Хочешь сказать, что достаточно проверить их поверхность радаром вдоль и поперек, чтобы найти второй вход?

– Именно. И, по-моему, на это понадобится не так много времени. Несколько десятков квадратных метров газона или партера, всего-то. Я точно знаю, где находится комната, от которой отходит туннель.

Я видел только одно препятствие: необходимость дождаться ночи. А в конце сентября темнело только в девять вечера.

Я терпел – а ты знаешь, как мне это трудно, – позволив себе увлечься красотой зрелища. Я думал о короле, который укротил воду. Этом короле-боге, строившем свою планету. Король-бог, хозяин воды, могущественнее, чем хозяин огня, потому что вода, ты же знаешь, сильнее пламени. Пламя жарко полыхает, но потом гаснет, оставляя после себя только пепел и золу. А вода течет, брызгается, сверкает, чтобы давать жизнь. Король, приручивший воду, становится хозяином жизни. Если бы он правил сегодня, в начале XXI века, хозяином чего постарался бы стать Людовик XIV? Каким источником жизни хотел бы он завладеть? Наверное, по-прежнему водой. Ведь прорицатели уже объявили: спустя несколько веков на нашей страдающей от жажды планете будут вести войны не за нефть, а за воду. Как великий Людовик в своих садах.

В пять пятнадцать все смотрители выстроились в линию между бассейнами Дракона и Нептуна и открыли каждый свое «отверстие для ключа», что-то вроде миниатюрной канавки. Наш друг Габриэль был с ними: в конце концов именно он заведует пуском воды благодаря своей должности. Каждый положил на землю свой ключ-лиру, нечто вроде большого металлического стержня искателя подземных родников, и повернул его. Ровно в пять двадцать открылись шлюзы.

Гарбриэль нас предупредил: в течение десяти минут Нептун будет полыхать огнем. Но я ждал не этого. Когда я увидел в этом самом большом бассейне парка сорок больших вертикальных труб, направленных к небу в ритме пассакайи, я зааплодировал. Сам того не желая – ты же всегда упрекала меня в том, что я никогда не аплодирую. От подобного проявления моего мальчишеского энтузиазма ты фыркнула.

Я снова подумал о Людовике XIV и его искусственном водяном пламени, когда спустя несколько часов мы с тобой шли в темноте в садах Большого Трианона. Мы шли молча. Я помню, что размышлял о мотивах короля: чего он хотел, по сути, в то время? Созерцать падающие воды или радоваться своей возможности подчинить природу? Самому наслаждаться зрелищем или наслаждаться тем, как восхищаются другие? Если он действительно считал себя Создателем, было ли ему нужно обращаться к своему сражению и победе над водой, чтобы найти формулу, доказывавшую существование Бога?

Мы без труда спрятались в садах до закрытия. Достаточно было не отвечать на крики охранников. Тебя это позабавило. Меня тоже, кажется, впервые в жизни. Раньше я никогда не испытывал, и ты это знаешь, дрожи удовольствия, которую некоторые ощущают, нарушая правила. В тот вечер все было по-другому. Может быть, потому что рядом была ты и потому что с тобой вместе мы играли в этакого джентльмена-взломщика. Возбуждение, намного сильнее того, что я испытываю в тех случаях, когда хочу что-то получить или когда подписываю чек. С большим или меньшим количеством нулей до запятой.

Мы долго проверяли все с радаром. Мы были похожи на искателей на берегу моря, которые с середины лета исхаживают километры пляжей в надежде найти кольца, часы, цепочки и металлические вещи, которые отдыхающие потеряли в песке. Ты обратила мое внимание на абсурдность сцены: создавалось впечатление, что самый богатый человек мира фанатично обыскивает землю в поисках одного потерянного евро.

Мы провели ночь, осматривая Большой Трианон. Ночь работы – неблагодарной, нудной и бесплодной. Потому что радар ни разу не завибрировал. Еще раз мне пришлось признать, что я ошибся. Разочарование очень разозлило меня.

– Дэн, – сказала ты, чтобы успокоить меня, – мне тоже очень хочется верить в существование туннеля, но, может, он уходит в почву слишком глубоко?

Ты, конечно, была права. Радар просвечивал только три метра вглубь. А ведь под Большим Трианоном есть пустоты, ведущие в подземелье пещеры высотой примерно два метра. Туннель, который Катрин, Гранье и я заметили на экране, должен был быть легко заметным в начале, когда только уходил под пещеру. Затем он, несомненно, спускался очень глубоко, в любом случае слишком глубоко, чтобы мы могли его засечь, зондируя почву под лужайками маленького дворца.

– А если ты все расскажешь хранителям Версаля? Попытаешься убедить их продолжить поиски, зайти в туннель под покоями госпожи де Ментенон?

– Ни за что! Это займет лет десять. Ты же знаешь, кто управляет историческими памятниками.

В пять часов утра я заявил тебе, чтобы закажу переносной радар мощнее этого. Модель, которая проникает на десять метров. Если потребуется, я куплю производителя радаров. Это займет считанные недели.

В этот момент ты не выдержала. На сей раз твое терпение было исчерпано. Помнишь? Ты начала орать.

Ты напомнила наши первые партии в бридж, когда я играл по девять часов подряд, не желая останавливаться. И тот знаменитый уик-энд в Бразилии, где я заставил тебя изучать книгу Ватсона. Тысяча страниц за три дня, автор – один из открывателей ДНК! Я хотел все понять про молекулярную биологию генов. В Рио. Так и вижу, как ты лежишь, взбешенная, на пляже в Ипанеме. Два часа читали книгу вместе. Затем ты резко встала и направилась к морю. Через несколько метров, увидев, что я не пошел за тобой, ты повернулась.

– Ты не идешь купаться?

Я ответил, не поднимая глаз:

– Подожди. Я думаю.

Ты вернулась, села передо мной, пылая злобой. Последовал чересчур оживленный разговор о поисках совершенства.

– Почему столь необходимо закончить эту главу о молекулярной биологии гена?

– Потому что мы так решили. Когда за что-то принимаешься, идешь до конца.

– А ты не можешь удовлетвориться, как все люди, простым удовольствием открытия?

– Нет.

– Почему?

– Я стремлюсь к успеху, а не удовольствию.

– Одно не противоречит другому.

– Успех влечет за собой удовольствие, а не наоборот.

Ты припомнила наше путешествие в Санта-Барбару, где мы прослушали одну за другой все записи лекций Ричарда Фейнмана в университете Корнеля. И поездку с друзьями на остров недалеко от Занзибара. Я пригласил Дональда Йохансона, который в гостиной нашего коттеджа пять часов рассказывал нам об эволюции человека.

– Успех, Дэн, успех! Быть лучшим! – продолжала ты, призывая небо в свидетели. – А что это значит, быть лучшим? Достичь превосходства, совершенства?

– Больше, чем это.

– Что ты имеешь в виду?

– В бизнесе превосходство не гарантирует победу. Ни одна победа, дорогая моя, не является полной, пока ты не стал хозяином своего соперника, пока не создал ситуацию, в которой он не сможет доминировать, не раздавил его.

– Раздавить? Зачем?

– Потому что выбора же нет! Я не верю, что оба соперника могут получить выгоду в соревновании. Один теряет, второй выигрывает. Ситуации, в которой выигрывают оба, не бывает, хоть это и противоречит тому, чему обычно учат на семинарах.

– Ты дарвинист.

– Нет, я бинарен, всего-навсего бинарен! Все в жизни сводится к комбинации нулей и единиц. В конце концов результат всегда один: белый или черный. Внутри или снаружи. Мертв или жив.

Словесное состязание разгоралось. Соседи по пляжу смотрели на нас с любопытством.

– Это неверно! – настаивала ты. – Эмоции, которые испытывает человек, чувства, не всегда бинарны. Они эволюционируют. Они непредсказуемы. Непрограммируемы.