Тайные врата - Кристин Керделлян

Спустя еще метров тридцать почва, становившаяся все сырее и все круче уходившая вниз, стала скользкой. Глина липла к ногам. Нам пришлось согнуться еще больше, чтобы вскарабкаться по следующей лестнице, которая вела к первой цели. Габриэль Эстебан загасил масляную лампу и взял электрический фонарь.

– На этой глубине раньше вообще не было света, – сказал он. – Пламя масляных ламп гасло.

Мы остановились на углу, где могли удержаться, только скорчившись на корточках или сидя на трубах, проложенных по земле. Вокруг нас трубы сплетались, расходились и сходились снова, как гигантский подземный перегонный куб. Ты поежилась.

– Прямо тарантул!

Чудовищный тарантул, упавший на спину и не способный встать. Сидя на мокрой трубе ты, дрожа, думала о пауке. Мы были точно под Латоной.

Ведь то, что под землей не Аполлон, а та, кого смотрители по-семейному называют «доброй бабой», играет важнейшую роль. Вспоминаю фразу, которая меня поразила: «На этих мраморных основаниях мог бы стоять сам Юпитер; а там стоит всего-то Латона, одна из его жен». Фраза с большими последствиями. Но тогда я сделал из нее выводов не больше, чем в первый раз.

Все же какое чувство! Миллионы посетителей, прогуливающихся по террасе версальского замка, и не задумываются о том, что у них под ногами, в нескольких метрах под землей, где бьется сердце версальской механики, находится источник энергии большой строительной мастерской Людовика XIV. Здесь можно ласкать пальцем лилию, вырезанную на трубе. Инспектировать, как когда-то великий король, соединения труб. Восхищаться скрепляющими их шлангами, вручную приделанными друг к другу. И прежде всего, оценить техническую смелость инженеров короля: гидравлическая конструкция, разработанная в XVII веке, настолько крепка, что все еще работает спустя триста лет!

Вокруг царило катакомбное молчание, которое только изредка нарушалось капанием воды, жемчугом блестевшей на соединениях и сверкавшей на глине. Чрево Версаля отдыхало, но чувствовалось, что оно накапливает силы перед страшным рыком, от которого задрожит земля спустя несколько часов.

Тогда здесь будет слышен только грохот воды, пульсирующей в чугунных стенках, рвущейся на поверхность, чтобы разлиться по бассейнам Версаля. Две тысячи четыреста выходов потрескивали в садах во время пуска воды. Над нами белый мрамор Латоны и ее детей засверкает в тысячах водных брызг. Когорты туристов начнут аплодировать. Но пока мы с тобой вдвоем наслаждались привилегией шагать по закулисью прекрасного зрелища, касаться руками невероятных машин, которые позволили «королю-солнце» удовлетворить свое тщеславие. Ловкая штука, поднявшая его над человечеством, превратившая его в бога, который заставлял бить ключом самые красивые воды мира именно там, где природа упрямо отказывалась позволить течь мельчайшему роднику.

Почти час спустя я потерял терпение.

– Можем мы теперь идти к фонтанам Трианона? – спросил я.

Поскольку, несмотря на то что этот частный визит в Версаль меня вдохновлял, я не забыл о нашей цели. Я спешил проверить, та полость, вход в которую мы – Катрин, Гранье и я – нашли несколько недель назад с помощью радара, продолжается ли за пределами толстой стены, есть ли у покоев госпожи де Ментенон подземная часть, связанная с коридором подлиннее.

– Трианон? А зачем? – Габриэль Эстебан смотрел на меня ничуть не благосклонно. – Боюсь, что вы не очень отдаете себе отчет в расстоянии, которое разделяет Малый парк Версаля и Большой Трианон, – продолжил он. – Между двумя подземными системами несколько километров, и у каждой свой собственный резервуар. В чем был бы смысл объединять их?

Я нахмурился. Твоя ладонь легла на мою руку, чтобы предотвратить взрыв раздражения.

– Но вы же все равно проведете нас посмотреть вторую систему? – настаивал я.

– Это не предусмотрено… Кроме того, в сравнении с этой она не представляет никакого интереса!

Я не хотел признать себя побежденным.

– Вы знаете сеть Трианона наизусть?

Он рассмеялся:

– Это совсем несложно!

Эстебан направил фонарь на стену и нарисовал его лучом множество перекрещивающихся линий.

– Понимаете, я знаю все углы всех фонтанов всех систем, которые объединены с нами: Сен-Клу, Марли, Версаль…

– Тогда вы точно знаете…

Я чуть все ему не выложил. Твой взгляд поощрял меня сделать это. Но в следующее мгновение я передумал. Нас и так было уже слишком много.

Я обошел «препятствие». Объяснил Габриэлю, что обожаю оба Трианона. Там я промечтал целую ночь. Я хотел знать там каждый квадратный метр, на поверхности и под основанием. Он не уступал.

– Честное слово, подземные системы Трианона не представляют никакого интереса, поверьте! Три или четыре галереи, уже, чем эти, каждая ведет к бассейну. Туда нет такого входа, как здесь: нужно поднять крышку люка и спуститься по лестнице. Вернемся в офис, я покажу вам планы.

Он провел нас по улице Робера-де-Котта. Снаружи, с вымощенным двором и плющом на стенах, офис смотрителей походил на отдельный маленький особнячок. Но изнутри здание больше всего напоминало старый диспансер. Картины в трещинах, чугунные радиаторы, тусклые люстры славных тридцатых годов.

Габриэль Эстебан сел за свой стол: металлическая поверхность с тумбочкой и два продавленных и в пятнах чернил ящика. Под лампой в сорок ватт его загорелая кожа отливала зеленовато-оливковым цветом.

Комнату освещала только страсть, исходившая от смотрителя. Он разложил бумаги на столе, дал темным очкам на цепочке упасть себе на грудь и показал нам план системы, по которой мы только что прошли. Он положил рядом подземный план садов Версаля, систему «сложную и тщательно продуманную», и план Трианона, «построенного за несколько ударов молотков, без больших затрат».

На бумаге версальская сеть напоминала мишленовскую карту большого города, переплетение серпантинов всех размеров. Карта Трианона больше походила на план Мондриана. Несколько редких черных линий между красными и голубыми квадратами. Я с трудом понимал, где там лестницы.

– А если наложить на этот план здания, где, например, будет Большой Трианон?

– Вот здесь! – показал он, касаясь нижней части плана, почти пустой.

– Но ведь есть тоннели, проходящие под зданиями?

– Только со стороны Лесного Трианона…

Я настаивал:

– А может существовать проход, отходящий от одного из коридоров и проходящий под главным зданием?

Он нахмурился.

– Зачем вам надо, чтобы коридоры проходили под главным зданием? С другой стороны нет фонтанов!

– Мне откуда знать, зачем! Коридор, идущий к тайной комнате, например!

Он снова посмотрел на меня мрачным взглядом, как отец, недовольный своим сыном. Словно ему, маленькому смотрителю, приятно поправлять своего «короля».

– Ах, вот в чем дело! Вы тоже хотите найти секретные переходы! Народ ковыряется в Версале уже триста лет в поисках тайников и тайных дверей. Кое-какие есть… но не под садами же!

Он ударил ладонью по стене, затем по полу, покрытому серым линолеумом.

– Месье Баретт, это вопрос здравого смысла! Вы представляете себе, как Людовик Четырнадцатый просит своих садовников проводить его каждый раз в коридоры, когда ему нужно пройти в тайную комнату? Все должно было быть сложнее и не столь надежно, как несгораемый сейф, признайте!

Я был разочарован, на твоем лице тоже появилась кислая мина. Когда смотритель провожал нас до двери, в моей голове резонировал крик Кевина, с каким он всякий раз побеждал меня в видеоиграх:

– Game over, daddy! Game over!

Но на сей раз я не собирался признавать, что он прав. Я вернусь в Трианон, когда наступит ночь.

24

Ресторан был полон, но Эмма сразу нашла Гранье. Он разговаривал с блондинкой неопределенного возраста, в уголках губ которой пряталась заговорщическая улыбка. Гранье сидел напротив своей собеседницы на самом краю террасы, за столиком у самого стекла, защищавшего гостей ресторана от ветра. Справа от него простиралась гавань Арроманша, которая в ритме отступающего моря открывала свой бетонный скелет – молы, поставленные здесь во Вторую мировую войну союзниками, чтобы организовать высадку десанта и сброс грузов. Сегодня, разъеденные волнами, они проржавели так, что по ним нельзя ходить. Месть моря за вторжение.