Темные воды Тибра - Михаил Попов

Таким образом удавалось на время отвлечь внимание горожан и по мере возможности продвигаться вперед. Рубя направо и налево. Из каждой подворотни летели предательские копья-пилумы; втыкаясь в щиты, они гнули свои длинные острия, и воины были принуждены бросать щиты, невольно подставляя себя под удары.

«Золотая молодежь» из всаднических кварталов сражалась неважно, но временами проявляла чудеса терпения. Они словно на какое-то время вспоминали, что тоже являются римлянами.

И потом – их было так много.

Нелишне напомнить, что к тому моменту население Рима составляло примерно семьсот-восемьсот тысяч человек. Это был муравейник, в котором наступающие колонны выглядели заблудившимися жуками.

Легион, ведомый Децимом, рвался к площади на вершине Эсквилина.

– Там все и решится! – еще в начале боя предупредил его Сулла.

Децим забыл о своем скверном настроении, а попав в стихию боя, вовсе преобразился.

Когда он в числе первых вбежал на голую вершину Эсквилинского холма, обнаружил там резерв, подготовленный стариком Марием из последних сил. Это были его и Сульпиция личные клиенты, их верные рабы, это были надсмотрщики из цирков во главе со своими ланистами, это была охрана курии, целый манипул хорошо обученных, хотя и заплывших жирком без постоянной работы легионеров.

Они ударили в самый неподходящий момент.

Децим не успел как следует построить своих людей. К тому же большинство из них были уже без щитов и без копий, а без этого снаряжения не организуешь надежную оборону.

Обе ведущие когорты Децима подались назад, несмотря на все чудеса его командирской храбрости и изобретательности.

Сулла шел следом, он быстро оценил ситуацию и, вместо того чтобы с тыла подпирать безнадежно гибнущие когорты Децима, подобно куску окровавленного мяса медленно сползавшие с холма, взял левее.

Его легкие, еще не уставшие воины бросились в обход образовавшегося затора по узким переулкам Субуры.

Марий понял, что рискует быть окруженным. Ему нужно было отводить своих людей, несмотря на то что они сейчас рвали в клочья отползающего деморализованного врага.

Переламывая в себе инстинкт гончей собаки, который живет в каждом полководце, он приказал ретироваться к храму богини Теллус, расположенному как раз в том месте, где Эсквилин опускается к форуму. Но с господствующей высоты, что была выбрана им в начале боя, он отлично видел, как начинают штурмовать холм когорты Квинта Помпея Руфа. Ему, опытнейшему военному, было ясно, что обороне у храма богини Теллус не продержаться и часа.

Марий, почувствовав, как это бывает в такие моменты, внезапную усталость, сел на первый подвернувшийся камень. Опустил голову на руки.

Как ни странно, рядом с ним в этот момент оказался лишь Публий Вариний. Не из чувства преданности, просто он явился узнать, что же теперь делать со всеми этими схваченными актерами.

– Может быть, убить?

Марий с интересом посмотрел на него.

– Убить бы надо, только времени нет.

– Нет времени?

– Надо бежать.

– Да. – Вариний оглянулся. – Сульпиций уже давно куда-то исчез.

– У него слишком много друзей, которых он не может бросить. Ему трудно будет убежать.

– А тебе?

– Мне? Мне легче, я один. Совсем один.

– Да, одному хорошо.

Глава седьмая

Марий

88 г. до Р. X.,

666 г. от основания Рима

Празднество разворачивалось в уже знакомых нам садах Сульпиция. Как уже писалось выше, этот борец за народные права получил по наследству от своих родителей огромное состояние. Оно отнюдь не уменьшилось после того, как он сделался одним из высших выборных лиц республики.

В подвалах и на складах его жилища нашлось в изобилии вина, масла, хлеба. А фрукты, рыба и прочее было немедленно доставлено с городского рынка, который открылся, несмотря на вчерашнее побоище.

Торговля и война – ближайшие родственники и всегда понимают друг друга.

Круг празднующих был весьма широк. Помимо, естественно, друга и соратника Квинта Помпея Руфа и высших офицеров его консульской армии присутствовали Децим, все трибуны и преторы кампанской армии. В условиях длительной войны они изрядно подзабыли, как должен пить и питаться нормальный человек, и теперь делали многочисленные и приятные открытия по гастрономической части.

Собрано было громадное количество музыкантов. Флейтисты, и в особенности флейтистки, украшали сад по периметру, в тени цветущих кустов; кифареды и арфисты, коих, как известно, существует множество разновидностей (чуть ли не каждый греческий городишко гордится своей разновидностью этого инструмента). Не обошли стороной и дудочников, мастеров свирели и сиринги, а также необычной многоствольной, громоподобно и таинственно звучащей тубы.

Но теперь о главном: рядом с победителем Суллой возлежали только что освобожденные из-под стражи лучшие римские мимы и актеры. Здесь был и Росций с большим синяком под глазом – результат невежливого обращения людей ретивого Публия Вариния, и Тигеллин – ему выбили зуб, хотя он, по его словам, был «покорным как овечка». Остался в живых Клавдий Коринт, архимим. Здесь находились и комики, коих забрали прямо с представления пьесы Плавта «Свекровь».

Кто-то пошутил, что это была не лучшая комедия лучшего комедиографа.

Вообще-то, в античном мире представители театрального мира не пользовались особым почтением и уважением. Отдавая должное их искусству, рядовой гражданин в глубине души оставался при убеждении, что занимаются они все-таки дуракавалянием и умелым отлыниванием от общих работ.

Были, правда, случаи, когда города начинали войны, не сумев прийти к выводу, чей из актеров или мимов выше талантом. Но такое случалось не как правило.

В данном случае все собравшиеся арфисты, флейтисты, а в особенности комики и мимы, чувствовали себя в центре внимания. Во-первых, более всего пострадавшие от прежних властей особо угодны новым правителям. Во-вторых, они были отлично осведомлены об отношении к ним нового хозяина и дома, где они теперь находились, и самого города. И в прежние времена Луций Корнелий Сулла любил проводить время с актерами и флейтистками, до такой степени любил, что это порой вызывало удивление кое у кого. Теперь же вряд ли можно было найти человека, посмевшего выказать недоумение по поводу того, что на сем благородном собрании лучшие места отданы людям отнюдь не лучшим.

Даже Квинт Помпей Руф, делитель консульских полномочий, не решался высказываться на сей счет. Он охотно признал, что сегодняшняя победа – целиком победа Суллы, и легко принял подчиненное положение.