Воскреснуть и любить - Констанс Йорк

Кэрол беспечно улыбнулась.

— Люблю риск!

— Я это заметил. — Он шагнул к раковине, включил воду и подождал несколько секунд, прежде чем подставить яблоко под струю.

— Вы так и не ответили на мой вопрос.

— Он был продиктован предвзятостью и гордыней.

— Гордыней?

Энтони протянул ей яблоко. Кэрол не дрогнув приняла его и вытерла полой рубашки.

— Гордыней, — повторил падре. — Думаете, вы единственная личность в мире, которую волнует, что случится с Пещерами и прочими подобными им местами? Подумайте хорошенько. Вы именно такая.

— А вы из другого теста, что ли? — Она предупреждающе подняла руку. — О'кей, о'кей. Признаю, что я погорячилась.

— Меня это тоже волнует, — сказал Энтони. — И я останусь. Если когда-нибудь я буду служить в огромном храме, то только потому, что сам построю его на Грейфолдских камнях или на Восточной улице. Постепенно, по камушку.

— Церковь по камушку? — Она задумалась, откусив большой кусок яблока. — Ничего не выйдет. Долго ждать придется. Жизни не хватит.

Он оперся о раковину и принялся вытирать руки.

— Вы введете в грех и святого.

— Именно это и было у меня на уме. — Кэрол встретила его взгляд. — Падре, таких, как я, в Библии много. Грех и породил святого. Даже Мария Магдалина…

— Мария Магдалина в этом не преуспела.

— И все же готова биться об заклад, что она сумела разогнать кровь парочке-другой святых угодников.

— Зато вы мою кровь чуть не заморозили. Прямо в жилах.

Она откусила от яблока еще раз. Лицо было таким невинным, что словам можно было не придавать значения. Они были всего лишь данью условности. Ответ Кэрол был тем более безобиден оттого, что она смотрела на падре ясными непорочными глазами.

— Ну, нашу совместную жизнь можно назвать какой угодно, только не скучной.

— Я предпочел бы, чтобы она была немного поскучнее. Для начала мне не хотелось бы еще раз услышать звонок и сообщение о том, что в вас стреляли.

— Стреляли, да не попали. — Она пыталась казаться беспечной. — Хотите взглянуть на мою повязку?

— Почему вы не разбудили меня утром и не сказали, что полисмен не сможет проводить вас? Не верили, что я справлюсь?

Кэрол обернулась к нему.

— Стоило ли вас беспокоить? Для этого не было никаких причин. Вы так сладко спали, а я накануне вела себя дура дурой.

Внезапно все надежды, разлетевшиеся вдребезги за последние двадцать четыре часа, воскресли вновь. У нее больше не было сил притворяться.

— Я верила… Мне казалось, что после этих похорон все пойдет по-другому. Я чувствовала себя в безопасности.

— Да, я спал сладко… — Энтони не добавил, что впервые за много лет его сон не посещали кошмары. Он исповедался Кэрол во всех своих проступках, во всех грехах, и та отпустила их ему скопом. Она не ждала от него совершенства. Казалось, ей больше по душе честность.

— Кроме того, что бы смогли сделать вы или Роберт? — продолжила она. — Мимо меня и муха бы не пролетела. Я заподозрила, что у шофера этой машины могут быть дурные намерения, сразу же, как только увидела ее. И выбирала безопасное место в каждом квартале, пока «фордик» не свернул за угол… — Она судорожно сглотнула. Казалось, горло распухло, не оставив прохода воздуху. — Пока он не…

— Кэрол… — падре шагнул к ней, опустился на колени и взял у нее из рук забытое яблоко.

— Извините. — Слезы наполняли ее глаза. — Я не знаю, что со мной.

— Не знаете? — Он прижал Кэрол к себе. — Этим утром вы могли умереть.

— И умерла бы. — У нее не было желания спорить. — Если бы краем глаза не увидела приближающуюся машину и если бы к тому времени, когда он выпустил в меня вторую очередь, не лежала за очень удобными для укрытия ступеньками крыльца.

— Значит, стрелок был вовсе не паршивый?

— Он очень старался, но машина двигалась быстро, а я еще быстрее.

Он погладил Кэрол по голове.

— Вы отчаянно смелая.

— Нет. Просто я боялась умереть. Боялась, что вы так и не узнаете, что я думала о вас. Я всегда знала, что умру молодой. Никогда не верила, что не успею связать концы с концами. Но их осталось слишком много, этих несвязанных концов.

— Я знал, что вы думаете обо мне. — Он искал слова поубедительнее. — Мы стали хорошими друзьями.

— Но я вам не друг, Энтони. — Она слегка отодвинулась, чтобы видеть его лицо. — У меня есть друзья. Я играю с ними в покер на интерес или в субботу вечером хожу в кино.

— А я не играю даже в лото.

— Вы знаете, о чем я говорю.

Энтони почувствовал себя в ловушке. Впрочем, не знал ли он об этом заранее, привезя ее сюда, где им предстояло быть наедине? И все же привез. Не потому что она была ему другом. Просто он заботился о ней так, как никогда ни о ком не заботился после Клементины.

Заботился и… любил.

Хэкворт закрыл глаза, чтобы не дать ей увидеть в них правду. Его словно ударили под ложечку. Он любил ее. Он, который был недостоин любви.

— Энтони… — Она спрятала лицо в ладони. — Неужели это так плохо, что я думаю о вас? Я знаю, это не входило в наши планы. Вы сделали предложение по ошибке, решив обеспечить мне безопасность, раз уж не смогли спасти Клементину. Неужели вы думаете, что я не понимала этого? А я вышла за вас, потому что всегда была одна, да и было слишком соблазнительно переложить на кого-то часть своей ноши. Но мы переросли это.

Он открыл глаза.

— Кэрол…

Она не позволила ему договорить. Нельзя было дать себя прервать, ибо на второй такой разговор у нее просто не хватило бы сил.

— Мы переросли эти причины. Вы стали дороги мне. Я думаю о вас, когда я не с вами. Всем сердцем и душой пытаюсь представить себе, что было бы, если бы мы были женаты по-настоящему. А когда я с вами, то ищу предлог, чтобы побыть рядом, прикоснуться к вам, поговорить…

— Даже если бы мы захотели попытаться сделать этот брак настоящим…

Фраза повисла в воздухе. Он не мог отмахнуться от готовых прозвучать слов.

— Не надо пытаться, — тихо сказала она. — Теперь мы с вами связаны до самой смерти. На радость и на беду.

— Надеюсь, вы не напоминали этих слов своей старшей сестре.

— Вы ошибаетесь. Напоминала. Агата так и поступала. Она-то себя связала, а вот ее муж — нет. Ей нечего было стыдиться. Нам — есть чего. Мы играли в то, что освящено таинством. Вы сами говорили это. Но я больше не хочу играть и не могу выставлять этот брак за настоящий. Хочу, чтобы он действительно стал таким.

— А я не могу вам дать этого.

— Но ведь вас тянет ко мне? Разве это не потому, что вы находите меня… привлекательной?

Он встал.

— Черт возьми, я нахожу вас более чем привлекательной. Но это ничего не меняет.