Крах игрушечной страны - Эд Макбейн

" — И сказал, что если я не отзову иск, весь детский мир узнает об этой кассете.

— И твой медвежонок пойдет коту под хвост.

— Нет. Коту под хвост пойдет вся моя жизнь".

— …которую можно считать вполне достаточным мотивом для убийства.

— Между прочим…

Кусочек бифштекса перекочевал из тарелки в рот.

— …после того, как я ушел из его кабинета, я больше не видел Бретта.

— Во сколько вы оттуда ушли?

— В три часа. И я могу сообщить, где я провел тот вечер. Если это вас вдруг заинтересует.

— Ну разве что из чистого любопытства, — сказал я.

— Так вот, чтобы успокоить ваше любопытство, сообщаю, что я провел ночь в постели женщины по имени Шейла Локхарт, в ее квартире на Шуршащем рифе. Это свободная белая женщина, ей двадцать один год, и ей нечего скрывать. Мы провели вместе всю ночь. Можете спросить у Шейлы. Я ушел он нее на следующий день, в восемь утра.

— Как вы были одеты?

— Что?

— Как вы были одеты, мистер Диас?

— Да так же, как сейчас, только рубашка была другая.

— Полагаю, это мисс Локхарт тоже может подтвердить?

— Спросите у нее сами, — пожал плечами Бобби. — Официантка! — он махнул рукой хорошенькой китаянке в зеленом шелковом платье, туго обтягивающем бедра. — Будьте добры, мне еще чаю.

Официантка поспешила прочь.

Некоторое время мы сидели молча.

— Какую сделку вы заключили, Бобби?

— Сделку? Какую еще сделку?

— Это я вас об этом спрашиваю.

— Я не заключал никакой сделки.

— Вчера вы сказали, что это вы создали этого медвежонка…

— Вы что-то путаете.

— Что это была за сделка? Вы показали Бретту, как решить все его проблемы…

— Послушайте, я всего лишь отдал ему кассету.

— …а он взамен приписал честь создания медвежонка вам. Так?

Официантка принесла чай.

Бобби взял чашку с горячим чаем обеими руками.

Отпил.

Посмотрел на меня поверх чашки.

— Я не нуждаюсь в том, чтобы мне приписывали какую-либо честь, — сказал он. — У меня достаточно собственных заслуг.

— Тогда чего вы хотели? Денег?

— Я работаю на Тойлэндов уже почти пятнадцать лет. Если я могу чем-либо им помочь…

— Вплоть до шантажа?

— Да бросьте, какой шантаж? А кроме того, если вам так уж интересно, я даже не знал, как именно Бретт отреагирует на эту кассету.

— Что вы имеете в виду?

— Когда я сказал ему, что на этой кассете снята Лэйни. Насколько я понимаю, Бретт вполне мог оскорбиться.

— Я никак не пойму, что вы…

— Я не знал, как он это воспримет. Я не знал, продолжают ли они поддерживать отношения.

Я молча посмотрел на Диаса.

— Вы не знаете, они с Бреттом все еще встречались? — спросил он.

Судя по доносящемуся голосу, один из чужаков стоял как раз у двери уборной. На этот раз он говорил по-английски. Тутс решила, что Уоррен, наверное, сидит в кресле, в дальнем от уборной углу. Тутс понимала, что это лишь вопрос времени. Рано или поздно кому-то из чужаков захочется в туалет. Она не знала, что эти типы станут делать, когда обнаружат, что дверь туалета заперта.

— Куда мы направляемся?

Голос Уоррена.

— Вам это не надо знать, сеньор.

— Нет, сеньор, надо. Со мной свяжутся, и мне нужно будет сообщить людям мое местонахождение. Это не моя яхта. Хозяин будет связываться со мной по радио.

— Тогда мы разобъем приемник.

— Тогда хозяин яхты свяжется с Береговой охраной. Он любит свою яхту.

— Тогда вам придеться ему чего-нибудь соврать.

Они все спорили и спорили. Уоррен пытался выяснить, куда они ведут яхту, а чужак настаивал на том, чтобы Уоррен, если вдруг хозяин яхты действительно захочет с ним связаться, сказал, что он торчит посреди моря, лежит в дрейфе. То есть, чтобы он сказал, что все обстоит точно так же, как час назад, до того, как эти два типа вломились на яхту.

Тутс сообразила, что они связали Уоррена — он как-то раз попросил чужака развязать ему ноги, он ведь не собирается прыгать за борт. Потом Уоррен вытянул ноги и поерзал в кресле. Ну, то есть, это Тутс так считала, что он сидит в кресле. Вроде бы голос доносился именно оттуда.

Голос чужака звучал то дальше, то ближе. Похоже, он то расхаживал по каюте, то заглядывал на камбуз, то ненадолго присаживался на банкетку, стоявшую напротив кресла, то даже прислонялся к двери туалета — как минуту назад, например. Дверь заскрипела под его весом, и Тутс испуганно попятилась.

Тутс снова подумала, не стоит ли ей открыть иллюминатор над раковиной и выбраться через него на узкий бортик, опоясывающий яхту.

Сколько тут в нем, около фута? К корме он расширяется футов до трех.

Тутс может выбраться из иллюминатора, пройти по бортику к корме, добраться до штурвала и заклинить его каблуком-шпилькой. Но ведь там же наверху торчит второй латино. Что он там делает — правит яхтой? Это ведь не какая-нибудь долбаная "Куин Мэри", а маленькая тридцатифутовая яхточка, вся палуба как на ладони. Штурвал совсем рядом с уборной.

Второй чужак услышит, как она будет выбираться через иллюминатор.

Услышит, как она будет этот иллюминатор открывать. И заметит Тутс в ту же минуту, как она выберется на палубу.

Но что будет, если кто-нибудь из них захочет отлить?

Это только в книжках и в кино никому никогда не хочется в туалет.

Лэйни шла по Яблочной улице, низко опустив голову, словно пытаясь повнимательнее рассмотреть засыпанный листьями тротуар. На ней был короткий белый пляжный халатик и белые босоножки. Через плечо был переброшен ремень белой сумки, которая при ходьбе похлопывала Лэйни по бедру. Лэйни неспешно приближалась к дому. Я не стал звонить заранее и предупреждать о своем приезде. Мне хотелось появиться неожиданно.

Все еще не замечая меня, Лэйни остановилась и начала копаться в сумке, разыскивая ключи. Потом она подняла голову, взглянула на дом и заметила среди кустов меня. Лэйни мгновение поколебалась, потом шагнула мне навстречу.

— Привет, Мэттью.

— Привет, Лэйни.

— А я была на пляже.

— Да, твои соседи так и сказали.

— Прекрасный сегодня день.

Пока Лэйни открывала дверь, я успел заметить, что на пляж она свое викторианское кольцо не надела. Мы вошли в дом. Первым делом Лэйни пристроила куда-то сумку, сбросила халат — под ним оказался зеленый купальник, — а потом включила автоответчик, чтобы проверить, нет ли там сообщений.

— Лэйни, — начал я, — нам нужно поговорить.

— Ой, как грозно. Слушай, я вся в песке. Можно, я сначала приму душ?

— Я бы предпочел…

Но Лэйни уже скрылась за стеклянной дверью, ведущей во внутренний дворик. Дворик был усеян солнечными пятнами — даже густые кроны деревьев не могли задержать калузское солнце. В дальнем углу дворика пристроился летний душ. Это была обычная деревянная кабинка с клеенчатой занавеской. Полупрозрачная клеенка была разрисована большими белыми маргаритками. Сейчас занавеска была отдернута, и внутри видны были стойка душа, вентили с горячей и холодной водой и прикрепленная к стене мыльница. Рядом с кабинкой стоял синий стул, а у него на спинке висело полотенце. Лэйни нырнула в кабинку, пустила холодную воду, потом включила горячую и возилась с краном, пока результат ее не устроил.

Потом она сбросила босоножки, вошла в кабинку и задернула за собой занавеску. Занавеска не доходила до земли, и мне видны были ноги Лэйни.

Зеленый купальник упал на пол. Через разукрашенную маргаритками занавеску проглядывало размытое пятно телесного цвета.

— Лэйни, у тебя был роман с Бреттом Толандом?

Из-за занавески ничего не ответили. Неясные контуры тела, плеск воды. Я ждал. Наконец, из кабинки донеслось:

— Да.

— Ты не хочешь мне об этом рассказать?

— Я его не убивала.

— Это не относится к теме разговора.

Темой разговора — точнее, темой монолога, поскольку я только слушал, — являлась двухлетняя любовная связь, которая началась вскоре после того, как Лэйни переехала из Бирмингема в Калузу и стала работать у Толандов. Роман закончился накануне прошлого Рождества. По словам Лэйни, они с Бреттом были очень осторожны, и позволяли своей страсти выплескиваться лишь тогда, когда они оставались наедине. Никаких нежных взглядов или прикосновений при посторониих. Ничего, что могло бы выходить за рамки взаимоотношений хозяина компании и служащей.

Хм, а откуда тогда об этом романе узнал Бобби Диас? Но перебивать Лэйни я не стал.

— Ты никогда не замечал — женатые мужчины чаще всего завязывают со своими увлечениями во время праздников, когда притяжение семьи и дом ощущается особенно сильно. Накануне Рождества, раздавая премии, Бретт сказал мне, что он хочет покончить с этой связью. Счастливого Рождества, Лэйни. Все окончено. Я подала заявление и в начале января ушла из фирмы.