Мужская сила. Рассказы американских писателей - Делмор Шварц

Вот так вот. Свадьба кончилась, и что она имеет в результате? Дочь на нее злится. И почему, по какой такой причине? Разве она не сделала все, что сделала бы любая хорошая мать? Да не устрой она свадьбу, двадцать лет спустя Рути попрекнула бы ее: «И это называются родители — даже приличную свадьбу не могли устроить?»

Кто знает, что нужно детям в наше время, что, по их мнению, положено и что не положено? Кто бы мог подумать, что ее сладкая детка, ее Рути удерет со свадьбы и не попрощается, даже рукой напоследок не помашет. Ладно, ну так у нее теперь есть муж, так она уже несколько часов, как замужем. Но кто, интересно знать, двадцать два года стелил ей постель, кто развешивал ее платья, кто наглаживал блузки? И что — у ребенка есть право злиться на маму только потому, что мама хотела устроить приличную свадьбу, хотела, чтобы у невесты был букет как букет, а не какое-то убожество?

И перед глазами, ну прямо как на сцене в киноконцертном зале «Радио-сити»[47], встала ее ссора с Рути из-за букета. Сначала она увидела себя — вот она два дня назад надевает плащ перед зеркалом в холле. В гостиной Рути и Роджер играют на ломберном столике в «скрэбл». На улице по тротуару барабанит проливной дождь, от тротуаров идет пар.

Она слышит, как Роджер говорит:

— И куда это твоя мать собралась в такой ливень? Наверное, надо ее подвезти?

А Рути ему:

— К цветочнице — вот куда, и подвозить ее мы не станем — нет и нет. Меня в эти цветочные магазины на аркане не затащить. Там же эти растения-людоеды.

— Да ты что — льет же как из ведра, — говорит Роджер. — И ты допустишь, чтобы она ждала автобус под таким дождем?

— Ей это в охотку, — говорит Рути, — да и потом, дождь сегодня теплый. Она сказала, чтобы я предоставила все решать ей. Вот я и предоставляю.

— По-моему, ты заходишь слишком далеко, — говорит Роджер. — Она подхватит пневмонию, и нам придется весь медовый месяц проторчать у нее в больнице.

Дальше сцена — так видится миссис Стейн — перемещается в цветочный магазин; Роджер — в машине, Рути — в магазине, здесь не льет — руки опустила по швам, опасается, что ли, как бы растения-людоеды до нее не дотянулись, короткие черные прядки налипли на лоб, по носу стекает дождевая капля.

— Моя дочь послезавтра выходит замуж, — говорит она женщине в магазине. — Мы хотим присмотреть букет.

— Какие цветы вы бы предпочли? У нас есть орхидеи, белые розы, ландыши — в этом сезоне они особенно популярны у невест. К большим букетам у нас прилагаются атласные ленты, к букетам экстра — ленты с подвесками из горного хрусталя.

— Какой букет самый дешевый? — с порога спрашивает Рути.

— Рути! — в ужасе поворачивается к ней миссис Стейн. — Не в цене же дело.

— Конечно же, нет, — примирительно говорит продавщица. — Вы хотите, чтобы у вашей дочери в такой день было все самое лучшее.

— Самый дешевый, — упирается Рути. — Какой он?

— Ну что ж, — говорит продавщица, тон у нее ледяной, — наименее дорогой из наших букетов состоит всего из одной гардении. Он стоит восемь долларов.

— В таком случае не надо никаких цветов, — говорит Рути. — Я могу выйти замуж и без цветов.

— Без букета нельзя, — говорит миссис Стейн. — Невесте без букета нельзя.

— В таком случае купи самый дешевый.

— Я покажу вам образец такого букета, — говорит продавщица и уходит за перегородку.

— Рути, — понижает голос миссис Стейн, — почему бы тебе не подождать меня в машине вместе с Роджером?

— Да потому что, если я уйду, ты бог знает что выкинешь. Мама, да ты что — восемь долларов за цветок! Пройдет два часа — и что от него останется?

— А что от нас от всех останется, от кого раньше, от кого позже? — вопрошает миссис Стейн. — Цветы — это очень важно. Невесте без цветов нельзя.

Продавщица вернулась — так показалось миссис Стейн — с большим леденцом на палочке.

— Вот образец букета за восемь долларов.

Букет состоял из обмотанной белой лентой палочки, воткнутой в салфетку с кружевными краями. Из середины салфетки высовывалась малюсенькая гардения.

— Покажите мне следующий по размеру букет, — выпаливает миссис Стейн.

Продавщица внесла два других образца — в две и три гардении. С последнего образца ниспадали две длинные ленты. Он стоил двадцать один доллар.

— Имейте в виду, — говорит продавщица. — Мы храним цветы в холодильнике и доставляем прямо перед свадьбой, так что они свежие, ну прямо как незабудки в росе.

— А незабудки у вас почем? — спрашивает Рути.

— Незабудки мы не продаем, — говорит продавщица.

Миссис Стейн замечает, что она с трудом держит себя в руках.

— Никакие цветы нам не нужны, — говорит Рути.

— Нужны, как не нужны, — говорит миссис Стейн и, адресуясь к продавщице: — У нее голова кругом, с невестами накануне свадьбы такое бывает, да вы и сами знаете.

— А я знаю одно, — во всеуслышание заявляет Рути, — папе в его магазине нередко за три дня и двадцати одного доллара не выручить, и мы и не подумаем выбросить такие деньги на какой-то задрипанный цветок — это, я так считаю, чистой воды грабеж.

— Молодежь, она не видит дальше собственного носа, — говорит миссис Стейн. — Замуж выходишь раз в жизни. И надо, чтобы все было, как положено.

— В таком случае тебе и карты в руки, — ни с того ни с сего шипит Рути. — Давай-давай, бросай на ветер все, что папа ухитрился скопить, ни в чем себе не отказывай. — Выскакивает из магазина и мчится под дождем к машине.

Миссис Стейн — под пластиковым плащом ее прошибает пот, бьет дрожь — заказывает букет за двадцать один доллар и договаривается, что всего-навсего за тридцать долларов возьмет напрокат хупу, увитый цветами балдахин.

Сидя за опустевшим свадебным столом, миссис Стейн разглядывает вазу с гвоздиками в центре стола — она заказала ее по телефону, когда Рути не было дома, — цветы встали еще в пятнадцать долларов. Края гвоздик уже пожухли, свадебный торт — его давно вынули из коробки — черствеет на глазах. А Рути — ее и след простыл — теперь жена. Ее малышка Рути — миссис Роджер Кан.

Неужели она совершила такую уж большую ошибку? Может быть, следовало допустить, чтобы их поженил судья в зале судебных заседаний в холоде и на сквозняке? А после этого они отправились бы в захудалый китайский ресторанчик — и это сошло бы за торжество?

Как бы там ни было, не вся вина на ней. По меньшей мере, не вся. Миссис Кан ее подначивала — не могла же она ударить в грязь лицом перед будущими свойственниками?

Письмо от Рути пришло в апреле из Нью-Йорка, они с Роджером учились там в Колумбийском университете (Майамский для них, видите ли, недостаточно хорош — и они точно два бумеранга понеслись назад в Нью-Йорк, который покинули их родители).

Дорогие мама и папа,

у меня для вас хорошие новости. Мы с Роджером в конце концов решили пожениться. Но прошу вас не трепыхаться и не тормошиться. Послушайте, что я вам скажу: Роджер осенью начнет преподавать здесь, я тем временем окончу университет. Нам удалось найти небольшую квартирку на Восточной Восемьдесят четвертой улице, к концу июня она освободится, так что мы намереваемся в десятых числах июня (по окончании занятий) улететь домой и пожениться, а после свадьбы провести неделю в Майами-Бич и улететь в Нью-Йорк. Так как это еще не сезон, я надеюсь, нам удастся снять номер в каком-нибудь симпатичном мотельчике задешево. А вот это я пишу специально для мамы. Мама, внимание! Мы хотим, чтобы на нашей свадьбе присутствовали только самые близкие родственники. Для нас очень важно, чтобы свадьба была как можно более скромной и непарадной, никакого тебе швыряния риса и старых башмаков, никаких кружевных свадебных платьев. Мы с Роджером предпочли бы гражданский брак, но, если вам и Канам это не по душе, быть по-вашему, подыскивайте раввина. И назначайте свадьбу на любой день после 15 июня, и, если подыщите раввина, постарайтесь узнать заранее, достаточно ли тесный у него кабинет — желательно, чтобы в нем никто, кроме нас, не мог поместиться.

Люблю, обнимаю

Рути.

Миссис Стейн, не сходя с места, позвонила миссис Кан. Дети дружили еще со школы, так что семьи были давно знакомы.

— Что значит «самые близкие родственники»? — вопрошала миссис Кан. — Уж не значит ли это, что мою сестру, а она живет, можно сказать, в соседнем доме и знает Рути сызмала, не пригласят?

— Почему же, разумеется, ваша сестра может прийти, — сказала миссис Стейн. — Просто дети не хотят столпотворения.

— Да нет, никакого столпотворения не будет. Но мою сестру и обоих братьев Сола — нельзя же их не пригласить, ну и Роберту с мужем, тоже нельзя обойти. Мыслимо ли — не пригласить сестру на свадьбу брата?

— Немыслимо, — сказала миссис Стейн. — Но мне кажется, это значит, что дети хотели бы видеть на свадьбе только родителей, ну и, может быть, Роберту.