Порочные лжецы - Лаура Ли

голая. Я достаю из кармана полтинник и протягиваю ему в обмен на пиццу.

— Спасибо, чувак, — его взгляд все еще прикован к моей мачехе.

Я киваю разносчику пиццы, но обращаюсь к Ванессе.

— Если ты так хочешь засунуть чей-то член себе в глотку, я уверен, что этот парень будет более чем готов.

— Э… — заикается парень. — Да… конечно. Хочешь, чтобы я достал его прямо здесь?

Ванесса оглядывается через плечо, а затем снова поворачивается ко мне.

— Это то, что тебя заводит, Кингстон? Ты хочешь посмотреть, как я отсасываю кому-то другому?

Я откладываю коробку с пиццей и прислоняюсь к дверному косяку.

— О да. Меня бы это завело до чертиков. Может быть, если ты хорошо постараешься, мы сможем увидеть, как сексуально ты выглядишь, когда тебя отжарят.

Она улыбается и тут же опускается на колени перед курьером. Мой тон не мог быть более саркастичным, но Ванесса Дэвенпорт не самый яркий мелок в коробке.

Курьер поспешно расстегивает штаны, спускает их до колен, и Ванесса, не теряя времени, засовывает его член в рот.

Он стонет.

— Господи, вот и сбылась моя любимая порнофантазия.

Я смеюсь, начиная закрывать дверь, но Ванесса отпускает его с хлопком и говорит: — Куда ты идешь? Я думала, ты хочешь посмотреть.

— Неа, — я качаю головой. — Моя пицца остывает. Кроме того, если ты видел, как одна шлюха сосет член, то ты видел их всех, — у бедного парня стояк просто болтается на ветру, поэтому я решаю сделать ему приятное. — Но… если мой новый друг скажет мне, что ты ему здорово отсосала, я, возможно, позволю тебе отсосать мне в следующий раз.

Я жду, пока она засосет его член обратно в рот, прежде чем закрыть дверь и повернуть замок. У меня нет ни малейшего желания позволять этой тупой сучке когда-либо снова прикасаться к моему члену, но, по крайней мере, у курьера будет возможность. И если кто-то случайно оставит флешку с записями с камер наблюдения на столе моего отца, пусть так и будет. Считайте это моим добрым делом в этом году.

25. Жас

— Ты уже купила платье для вечера выпускников? — спрашивает Кингстон.

Я закатываю глаза. Он не перестает доставать меня из-за этих дурацких танцев.

— Я не собираюсь. Я не уверена, какая часть этого заявления тебя смущает.

Эйнсли ахает.

— Что? Жас! Ты должна пойти на выпускной! Это наш выпускной год! Выпускной — одна из немногих вещей, которые мне нравятся в этой школе. Это весело — наряжаться на вечер.

— Я не думаю, что это весело — наряжаться на вечер, — Бентли подмигивает мне. — Но ради тебя, детка, я бы сделал это. А после танцев мы сможем раздеться вместе.

Я не упускаю из виду, как глаза Кингстона неодобрительно сужаются, когда он смотрит на своего лучшего друга. Прошла неделя после вечеринки Рида, а Бентли ни на йоту не отступил от флирта. Клянусь, он делает это, чтобы задеть Кингстона, который по-прежнему ведет себя как полный неандерталец. За исключением нашей прогулки с моей сестрой в прошлые выходные, я избегаю оставаться с ним наедине. Эйнсли возит меня в школу, а Фрэнк отвозит домой, несмотря на протесты Кингстона, так что мы видимся только во время обеда, как сейчас, и на уроках литературы. Я знаю, что это лишь вопрос времени, когда он завалит меня бульдозером, но я наслаждаюсь этой передышкой.

Я бросаю на Бентли язвительный взгляд.

— Каким бы милым ни было это предложение, Бентли, я все равно откажусь.

— Мне это не подходит, — хнычет Эйнсли. — Ну же, Жас, ты должна пойти — это лучшая часть недели. Ты должна сказать да, а потом мы должны поднять задницы, чтобы найти для тебя идеальное платье. Я уверена, что вешалки уже практически пусты, ведь до выпускного вечера осталось чуть больше двух недель.

— А как насчет домика у озера? — спрашивает Рид. — Вот это самое интересное.

Она хихикает.

— Ну, это само собой разумеется. Но перед этим я хочу надеть красивое платье и потанцевать.

Мои брови сходятся.

— Какой домик у озера?

Бентли кладет свою руку мне на плечи.

— В девяноста минутах езды есть крошечный горный городок. Там есть большое озеро и крутые бревенчатые домики. Мы веселимся там до следующего дня. Много выпивки, травы и всеобщего разврата. Три мои любимые вещи.

— Ради всего святого, — я откладываю его комментарий о разврате в дальний угол своего сознания. — Кто мы?

Кингстон отталкивает руку Бентли и закидывает ногу под мой стул, притягивая меня ближе к себе.

— Эйнс, Рид, Бент и я всегда останавливаемся в хижине моей семьи.

— И все? — спрашиваю я. — Только вы, ребята?

Эйнсли заговорила, когда ее брат замолчал.

— Расскажи ей всю историю, придурок.

Он отмахивается от нее.

— У твоего отца там тоже есть домик; он прямо рядом с нашим.

— Значит, Пейтон будет там, — предполагаю я.

Кингстон кивает.

— Да, но там будет и много других людей. И она знает, что с тобой не стоит шутить.

— Посмотрим, как долго это продлится, — бормочу я.

Он дергает головой в сторону столика Пейтон.

— Видишь? Она даже не смотрит сюда. Возможно, она притворяется, что тебя не существует. Если Пейтон знает, что для нее хорошо, она будет продолжать в том же духе.

Она так и делает. На этой неделе я несколько раз сталкивалась с ней в доме, и каждый раз она направлялась в противоположную сторону, как только видела меня. Это не мешает ей посылать язвительные взгляды в мою сторону или бормотать оскорбления под нос, но она физически держится подальше. Что-то подсказывает мне, что она просто выжидает время. Такая девушка, как она, так просто не сдастся. Если только…

Я наклоняю голову в сторону.

— Ты сделал ей больно?

— Нет, я не причинил ей вреда, — Кингстон усмехается. — Господи, спасибо за твой вотум доверия. Я ничего не сделал. Я просто напомнил ей, что, если она или кто-то из ее приспешников тронет тебя, я восприму это как личное нападение на меня. Пейтон может иногда вести себя глупо, но она не дура. Никто из них таковыми не являются.

Я некоторое время обдумываю это.

— У меня нет денег, чтобы потратить их на платье, и я точно не собираюсь просить папочку Уорбакса. Я пойду на озеро, но не на танцы.

— Я оплачу платье, — ворчит Кингстон. — И все, что, черт возьми, тебе еще нужно. Считай это подарком на день рождения.

У меня приоткрывается рот.

— Откуда ты об этом знаешь?

Кингстон бросает на меня взгляд, который говорит: