Дети лагерей смерти. Рожденные выжить - Венди Холден

Прошло 6 лет с тех пор, как Гитлер отдал приказ о стратегической бомбардировке таких польских городов, как Велюнь и Варшава, предшествовавшей опустошительным рейдам в Голландии, и 4 года с момента осуществления блицкрига, который унес жизни 20 000 человек с сентября 1940 по май 1941. «Блиц» на британскую столицу длился 76 ночей и разрушил более миллиона домов. Практически в то же время порт Ливерпуля и прилегающие территории подверглись серии бомбардировок с августа 1940 по май 1941, во время которых было убито 4 000 человек. Британский город Ковентри стал целью 18 рейдов операции «Mondscheinsonate» (Лунная соната); самая разрушительная бомбардировка состоялась 14 ноября 1940 года. Более 500 немецких бомбардировщиков атаковали город той ночью пятью сотнями тонн фугасных бомб и зажигательных смесей с целью разрушить фабрики. Было сметено более 4 000 домов – две трети города. Сотни людей погибли, больше тысячи получили ранения, и это в дополнение к тем, кто попал под предыдущие бомбардировки. В последующие годы продолжающиеся налеты отнимут жизни в общей сложности 1 236 человек.

Союзные войска отомстили за эти атаки во время налетов на Германию, оккупированную Польшу, Гамбург и Берлин, Пфорцхайм, Свиноуйсьце и Дармштадт, и в большинстве случаев с такими же чудовищными потерями. Дрезден, известный шедеврами архитектуры в стиле рококо и барокко, был очень противоречивой целью. Первые бомбы упали на город после пятичасового полета из Линкольншира бомбардировщиков «Ланкастер», это случилось приблизительно в 10 часов утра 13 февраля 1944 года. Всех жителей оповестили об опасности атаки с воздуха. СС заперли большинство своих узников, включая Приску, Анку и Рахель, на верхнем этаже завода, который вполне мог стать целью бомбардировок. Потом им удалось спрятаться в подвалах вместе с заводскими мастерами и гражданскими.

Женщинам приказали завесить окна и убрать все источники света, чтобы их не заметили, но те не послушались, не удержавшись от соблазна посмотреть на 700 бомбардировщиков, пролетающих почти над головой. Иногда они видели, как самолет кружит над фабрикой будто бы в пробном заходе, и думали, что следующая бомба может быть адресована им. «Мы бы и хотели, чтобы на нас сбросили бомбу, тогда бы завод не работал над этим военным проектом. Но этого не произошло», – говорит Анка.

Рахель тоже помнит те ночи бомбардировок Дрездена, когда девушки кричали: «Летите сюда! Летите и взорвите нас! Все равно умирать!» «Мы уже были уверены, что никто из нас не выживет. Это был вопрос времени. И только когда начали бомбить Дрезден, мы поняли, что еще можем спастись».

Сторожа, выставленные у двери, чтобы девушки не пытались сбежать, жаловались, что должны идти на такой риск. «Нам приказали не выглядывать из окон и не делать знаков, привлекающих внимание пилотов. А мы веселились, и это их страшно бесило», – говорит Лиза Микова.

Столица Саксонии была достаточно далеко, но ночное небо озарялось всполохами огней, уничтожающих город. За время бомбардировки погибло 25 000 жителей Дрездена, а небо горело красным светом от огненного смерча, подчистую уничтожившего 6 квадратных километров города. «Это было самым восхитительным представлением, что мне приходилось наблюдать – мы видели бомбы, вспышки, отражавшиеся в небе, и изо всех сил проклинали немцев. Это было… неподражаемо. Мы испытали удовлетворение. После войны все плохо говорили о Харрисе, но для меня он был святым».

На следующий день прибыл старший мастер и сообщил, что от старого города не осталось камня на камне, досталось каждой семье. Герти Тауссиг ответила, что «ей не жаль людей, которые голосовали за Гитлера. Жаль архитектуру». Рахель вспоминала разговор с одной из охранниц: «Та сказала мне, что все они были очень расстроены. Ведь это их город и их люди. Заключенных предупредили, что если кто-то будет веселиться по этому поводу или хотя бы просто посмотрит в окно, то сразу получит пулю». Рахель как можно скорее распространила эту новость, чтобы заключенные поубавили свой восторг.

Первая атака на Дрезден произошла в ночную смену. Самолеты прилетели и на следующий день – и сбросили на город 700 тонн бомб. На третий день атаковали окрестности и нефтеперерабатывающее производство. «Боевые действия можно было читать по огненному зареву. Все чудовищно горело. Честно признаться, мы не испытывали жалости. Мы думали: “А как же наши родители и мужья? Кто все это начал?” Мы не сжалились, даже понимая, что там погибают женщины и дети. На следующий день надзиратели приходили в ярость и отрывались на нас – раздавали пинки, удары, не пускали в уборную».

Внезапное бегство людей со всеми вещами из Фрайберга в Дрезден подарило девушкам на фабрике надежду. Над головой было так много союзных бомбардировщиков, что снова можно было думать о спасении. Они не возражали, когда их отправили на улицы расчищать завалы. Было приятно видеть все эти разрушения. Рахель расстраивало, что британцы не разрушили железную дорогу: «Почему они не разбомбили пути и сами поезда? Тогда больше никого бы не отправили в концлагеря!»

К 31 марта 1945 года дальнейшие налеты союзных войск разрушили пути поставок материалов на завод. Не осталось больше топлива для станков, а электропроводка пришла в негодность. Все работы были остановлены. Несогласные терять работу офицеры приказывали заключенным «продолжать работать», и те начали делать из металлических пластов ножики, которыми срезали самую вкусную еду на свете – траву. Наступила весна, растаял снег, и можно было в любой момент нагнуться и схватить траву по пути к фабрике. Другие заключенные делали себе алюминиевые расчески. Несмотря на то, что некоторых после Аушвица снова побрили, клочки волос успели отрасти, а аксессуары напоминали о некогда цивилизованной жизни.

Герти Тауссиг была знакома с девушкой, которая стала одержима своей расческой и все время носила ее при себе в страхе, что кто-то ее украдет. Во время построения надсмотрщик заметил расческу в руке девушки и отобрал. «Зачем тебе это?» – рявкнул он. «Вычесывать свои прекрасные локоны», – ответила девушка и провела рукой по пушку, который едва покрывал голову. В этот момент даже охранник не удержался от смеха, но расческу не отдал.

На одном из утренних построений, которые всегда проходили в ненужной суете, Приска – на девятом месяце беременности и совершенно ослабевшая – поздно встала в строй. Она двигалась медленно из-за опухших лодыжек и на трясущихся ногах, охранник остановил ее вопросом: «Почему ты опаздываешь?» Приска чуть улыбнулась: «Мое опоздание вряд ли разрушит рейх».

В ответ на ее высокомерие солдат ударил ее, она упала и свернулась клубком, защищая живот. Побои могли кончиться для них смертью. Когда надзиратель остановился, к ней бросились девушки, чтобы помочь подняться. Приска чувствовала во рту привкус крови, но постаралась улыбнуться: «Все в порядке, пусть лучше так, чем пристрелят». Утвердившись в своей вере, девушка прошептала своему ребенку: «Я знала, что ты выживешь».