Дети лагерей смерти. Рожденные выжить - Венди Холден

«Быть того не может!» – воскликнули в унисон Эстер и Сала. Они работали в разные смены и в разных зданиях, но все же видели Рахель в бараке и ничего не замечали. Когда сестры убедились в том, что это правда, они перепугались, потому что Рахель совершенно обессилела и проводила почти все время в медпункте. «Мы долго не могли поверить, ведь это просто ужасно – жить беременной в таком месте!» – говорит Сала.

«Для меня не нашлось ни единой лишней крошки, и никто не мог мне помочь», – говорит Рахель. Она старалась не думать о том, что может случиться с ней и ребенком.

Несколько дней спустя немец, работавший с Салой, подарил ей апельсин. «Они боялись нам помогать, но, несмотря на это, он все же принес мне прекрасный фрукт. Я уже давно не видела и не нюхала ничего вкуснее. Хотелось, конечно, оставить его себе, но я спрятала апельсин в платье и принесла для Рахель и малыша. Им было нужнее».

К тому моменту уже почти никто не работал и все собирались в бараках, оцепеневшие от постоянного голода. Они могли слышать артобстрел и знали, что союзные войска уже близко, но все еще неясно было, начнут ли эсэсовцы паниковать и убивать всех подряд. Некоторым было уже все равно.

На следующий день после ванночки для ног, 12 апреля 1945 года – день, который она давно вычислила – у Приски Левенбейновой начались схватки. Она закричала, потому что казалось, что ее разрывает на части. Ей помогли добраться до лазарета и положили на деревянную скамью. Девушка сражалась с болью рождения первого ребенка, которого она смогла выносить, а доктор Маутернова делала все возможное в условиях отсутствия обезболивающего и стерильных инструментов.

Каждый раз, когда Приска поднимала голову, чтобы набраться сил и справиться со следующим спазмом, она видела больше 30 наблюдателей, столпившихся в дверях. Там были и офицеры СС, и старшие мастера, и даже староста лагеря. Некоторые делали ставки на пол будущего ребенка. «Они говорили, что если будет девочка, то война скоро кончится, а если мальчик – то будет продолжаться еще долго».

Пока они препирались насчет пола ребенка, Приска переживала приступы ни с чем не сравнимой боли. После нескольких часов мучений, в 15.50, Приска родила дочь. Девочка была тощей и бледной, как мать, а количество крови, которую Приска потеряла во время родов, почти убило ее.

«Это девочка! Девочка! – счастливо закричали немцы. – Война скоро кончится!» Один из сторожей воскликнул: «Это сам дьявол!».

Ребенок, вопреки всему проживший девять месяцев в истощенном чреве Приски, появился на свет, прижимая измазанные в крови кулачки к голове, и на мгновение даже Приске показалось, что это рога. Наблюдающие пришли в ужас, а Приска была измождена сильнее прежнего. Она была рада, что наконец-то родила, но боялась, что ребенок родится неполноценным. Голова девочки была намного больше остального тела, но так казалось потому, что тело было совсем маленьким и хрупким – ребенок весил полтора килограмма. Приска поняла, что с ребенком все в порядке, и пожалела, что Тибора нет рядом, чтобы разделить это радостное событие, а потом уже испугалась того, что теперь с ними сделают.

До этого момента дочь была надежно спрятана в ее утробе. А теперь это был требовательный, беззащитный, голый ребенок – в окружении нацистов. Девочка была слишком слаба, чтобы кричать, и едва шевелила руками и ногами. Когда врач наконец отрезала пуповину и запеленала ребенка во все, что только смогла найти, Приска наконец смогла впервые взять на руки свою новорожденную дочь. У ребенка едва ли был подкожный жир и мускулы, поэтому кожа на ее ножках висела, как носки. Тощее личико было таким сморщенным, что ребенок был «страшен как смертный грех», но глаза были большими и синими, как у ее отца.

«Моя Ханка», – произнесла Приска, и на ее глазах выступили слезы, когда она вспомнила их с Тибором разговор в темном вагоне, направляющемся в Аушвиц: Ханка – если девочка, Мишко – если мальчик. Она взглянула на круглую головку ребенка, и губы сами собой растянулись в улыбке.

«Думай только о хорошем», – сказал Тибор, прежде чем они расстались на вокзале Аушвиц II-Биркенау. Эти слова остались навсегда в ее сердце. Во Фрайберге Приска решила, что если будет по дороге на фабрику и обратно смотреть только на красивых детей, то ее ребенок не только выживет, но и будет красивым. В то время, как все остальные заключенные смотрели под ноги, она жадно выхватывала глазами образы светловолосых малышей с голубыми глазами. Приска молилась, чтобы у ребенка был не еврейский нос, а слегка курносый, чтобы он унаследовал больше от польской внешности отца.

И это сработало. Ханка оказалась именно такой, как хотела мать. Зачатая с любовью в семейном гнездышке в Братиславе, малышка пережила нацистскую оккупацию, все невзгоды Аушвица, чудовищную зиму, шесть месяцев шума, насилия, голода и тяжелого труда и появилась на свет в разбитой войной Европе. Своим рождением она давала надежду на лучшую жизнь обеим сторонам конфликта. «Это был самый красивый ребенок, которого я видела, – сказала Приска о маленьком мешочке костей, обтянутых кожей. – Мы через многое прошли и все еще живы!» Она понимала, что не справилась бы без заботы Эдиты, которая была рядом на протяжении всего этого долгого и трудного пути, и поэтому девочку назвали Ханна Эдита Левенбейн, сокращенно «Хана» или «Ханка».

Боль во время схваток и потеря крови забрали почти все силы, что оставались у Приски, и она почти без сознания откинулась на стол. Ребенок был невесомым, подкожного жира почти не было, а значит девочке грозила гипотермия. Доктор Маутернова не могла предложить большей медицинской помощи, поэтому не была уверена, выживут ли мать и дитя. Следующие 24 часа Приска и Ханка проспали, а иногда просыпаясь, мать поднимала пальцем кончик носа дочери, чтобы он рос еще более вздернутым.

Война была близка к завершению как никогда, последовали некоторые облегченные правила жизни, и к новоявленной матери пустили подруг, а Эдита расплакалась, узнав, что ребенка назвали в ее честь. Женщины сложили запасы варенья, разбавили водой, чтобы покормить ребенка, и принесли в самой чистой кружке, что могли найти. Они нашли мягкую хлопковую ткань с клеймом KZ Freiberg и сшили Хане кофточку с расшитой, как у Питера Пена, горловиной и чепчик с синей каймой и розовыми цветочками. Эти вещи Приска сохранит навсегда.

Ее посетительницы сказали, что Франклин Рузвельт скончался от обширного кровоизлияния в мозг в тот же день, когда она родила. Американскому президенту, пришедшему к власти в одно время с Гитлером, было 63 года. Одна из заключенных услышала, как охранники сообщают друг другу эти «хорошие новости». Все боялись, как бы война не затянулась.