ДНИ ПОРАЖЕНИЙ И ПОБЕД - Егор Гайдар

Выступление Зорькина, призывавшего к переговорам исполнительной и законодательной властей при посредничестве Конституционного суда, казалось, открывает дорогу к приемлемому компромиссу, Из переговоров, которыми с президентской стороны реально руководил я, а с парламентской – Николай Рябов, вырисовывается формула соглашения. Основные пункты его выглядят так:

Съезд отменяет наиболее неприятные из принятых поправок к Конституции.

Будет проведен официально назначенный референдум по вопросу о доверии президенту и Съезду, который позволит разрубить гордиев узел двоевластия и открыть дорогу досрочным выборам.

Президент после анализа предложений фракций представит Съезду несколько кандидатур на пост премьера, из которых мягким рейтинговым голосованием будут выбраны три, получившие наибольшую поддержку. Затем одну из этих кандидатур президент представит Съезду на утверждение. Если она не будет утверждена Съездом, президент назначит "исполняющего обязанности" премьера.

В сложившейся тогда ситуации это был максимум возможного. Президент в полной мере сохранял лицо, не отказывался от референдума, получал широкую свободу маневра в выборе премьера. Б.Ельцин и Р.Хасбулатов на большей части переговоров отсутствовали. Когда же появились, формула уже была в основном выработана и согласована. Я предложил президенту ее поддержать, он согласился. Р.Хасбулатову проект соглашения явно не понравился, но позволить себе оказаться в изоляции и выглядеть противником национального согласия он не мог.

У депутатов из числа наших сторонников соглашение вызвало неподдельный энтузиазм. У оппозиции – уныние. Р.Хасбулатову удалось провести его через Съезд лишь благодаря своему таланту манипулятора. Почти сразу после голосования представители оппозиции устроили ему разнос, обвинив в соглашательстве. Он каялся, объяснял, что "бес попутал". Нам же казалось, что удалось превратить поражение по меньшей мере в почетную ничью. Оставалось решить вопрос о кандидатуре премьера.

Вечером накануне голосования Борис Николаевич пригласил членов правительства на ужин. Настроение было хорошее, всеми владело ощущение, что страшная гроза неуправляемой конфронтации прошла стороной. Воспользовавшись оживленным разговором коллег, попросил президента поговорить наедине, сказал, что в создавшейся ситуации, особенно после всего произошедшего, считаю, что попытка удержать меня на посту премьера слишком опасна, она дает дополнительные возможности оппозиции дестабилизировать обстановку. Так как к этому времени Ю.Рыжов, несмотря на мои уговоры, твердо отказался баллотироваться, предложил выдвинуть и поддержать кандидатуру В.Каданникова, в готовность и способность которого вести последовательную политику реформ верил. Добавил, что в случае его назначения я, мои коллеги сможем остаться в правительстве, продолжить работу. Президент пообещал непременно его выдвинуть и сказал, что будет ориентироваться по ходу голосования.

На следующий день в первоначальный список для голосования были включены кандидатуры секретаря Совета безопасности Ю.Скокова, первого вице-премьера В.Шумейко, вице-премьера В.Черномырдина, В.Каданникова и моя. Ряд предложенных фракциями неприемлемых кандидатов президент отклонил.

По итогам рейтингового голосования больше всего голосов получил Ю.Скоков, чуть меньше – В.Черномырдин и с заметным отставанием – я. В.Каданников, поддержанный Ельциным, в своем выступлении слишком горячо высказался за реформы, а потому сразу выпал из обоймы.

После голосования – беседа с президентом. Юрия Скокова я уже неплохо знал по совместной работе и был твердо убежден: поручить ему руководство еще не вышедшей из младенческого возраста российской рыночной экономикой ни в коем случае нельзя. Он вполне может задушить ее в своих энергичных объятиях. Да и, честно говоря, у меня не было уверенности, что в критических ситуациях он твердо встанет на сторону президента, а не начнет суетиться, маневрировать. Все это я высказал Ельцину. Впоследствии, в апреле 1993 года, мои опасения подтвердились.

К Виктору Степановичу Черномырдину отношение было намного сложнее. С того момента, когда через мою голову президент назначил его вице-премьером, у нас сложились нормальные рабочие контакты. Он занимался своим комплексом, был человеком исполнительным, в общеэкономические вопросы не встревал и, на мой взгляд, неплохо справлялся со своими обязанностями. В премьеры, расталкивая

других руками, не рвался и с самого начала сказал, что, если будет необходимо, – снимет свою кандидатуру.

Если бы случай возложил на него руководство российским правительством в конце 1991 года, до] начала реформ, он, по всей видимости, повторил бы печальный путь Н.Рыжкова – в Союзе, И.Силаева -в России, В.Фокина – на Украине, В.Кебича- в Белоруссии, людей, близких ему по опыту работы, по ментальности. Все они так и не смогли разорвать пуповину, связывающую их с социалистической экономикой. Конечно, в конце 1992 года ситуация была уже принципиально иной, предстояло продолжать начатое, а не строить новое, и все же… Вспомнилось, с какой жесткостью В.Черномырдин еще в "Газпроме" привел к повиновению вздумавших играть в самостоятельность руководителей газодобывающих объединений. Для монопольной отрасли это был правильный выбор, но не решит ли он повторить его в России?

Сказал президенту, что в создавшейся ситуации не могу сам снять свою кандидатуру, так как не уверен в том, что политика реформ будет продолжена преемником. Но если он все же остановит свой выбор на другой кандидатуре – прошу его отдать предпочтение В.Черномырдину.

После разговора со мной президент пригласил к себе Черномырдина, потом Скокова, потом еще раз меня. Сказал, что разрыв между мной и Черномырдиным по числу набранных голосов слишком велик. Он принял решение рекомендовать на пост премьера Виктора Степановича, просит меня самого снять свою кандидатуру. Я ответил, что, к сожалению, не могу этого сделать, не убежден в том, что Черномырдин сможет удержаться на пути последовательного развития экономических реформ. Хотя из двух ocтавшихся кандидатов считаю этот выбор правильным. На Бориса Николаевича было больно смотреть, видно, что решение далось ему нелегко. Очень не хочется к тому же менять всего несколько дней тому назад заявленную позицию о моей поддержке, тем самым демонстрировать слабость. Я еще раз сказал, что готов поддержать назначение Черномырдина, но снять с него бремя выбора, к сожалению, бессилен.

Вернулся в зал на места правительства, сказал собравшимся рядом со мной коллегам, что через несколько минут Борис Николаевич предложит кандидатуру Черномырдина. Депутаты демократических фракций все никак не могли поверить в произошедшее, бросились к Ельцину, уговаривали предложить мою кандидатуру. Он тяжело махнул рукой – решение принято.

После энергичного выступления Черномырдина, где он пообещал построить рынок без базара, провести реформу без обнищания народа, я вышел из зала, поехал готовить передачу дел.

Накануне Съезда члены кабинета сделали заявление о том, что будут участвовать в правительстве только в том случае, если я останусь во главе его. То же самое говорили мне в менее формальной обстановке не входившие в состав правительства члены моей команды, те, кто вместе со мной пришли начинать реформы. Однако после того, как моя отставка стала реальностью, я решил, что тащить их за собой из правительства было бы крайне неразумно. Предстоит тяжелая борьба за сохранение и упрочение реформ, а значит, чем сильнее будут позиции рыночников в российских органах власти, тем лучше.

Собрал коллег, сказал, что полностью освобождаю их от всяких обязательств по солидарным отставкам, считаю возможной их работу в кабинете В.Черномырдина, больше того, прошу некоторых из них, особенно А.Чубайса, непременно остаться и продолжить борьбу.

Встретился с В.Черномырдиным, ввел его в курс дел, которыми он раньше не занимался: финансы, деньги, валюта. Он хотел узнать, на чье мнение в решении этих вопросов можно полагаться. Посоветовались по кадровым вопросам. Откровенно рассказал, что думаю о сильных и слабых сторонах своих коллег. Разумеется, теперь ему самому решать, с кем работать, но все-таки он знает нашу команду намного хуже, может ошибиться, а ведь передаю-то я ему не пивной ларек, а российское правительство. В целом рекомендовал не торопиться с масштабными кадровыми изменениями, но подумать о возможности возвращения в правительство Б.Федорова, в это время российского директора Мирового банка.

Серьезная заноза в человеческих отношениях, связанная с отставкой, пожалуй, только одна – А.Шохин. С Александром мы работали вместе в отделе С.Шаталина в соседних комнатах стекляшки на Профсоюзной, входили в число любимых его учеников, долгие годы дружили домами. Он, без сомнения, сильный, профессиональный специалист по социальным проблемам экономики, таким, как дифференциация доходов, проблемы бедности, сбережения домашних хозяйств. В 1987-1991 годах министр иностранных дел СССР Э.Шеварднадзе пригласил его к себе экономическим советником, затем руководителем экономического управления МИДа. Был очень рад его назначению летом 1991 года министром труда российского правительства. Чуть позже, осенью, он стал одним из основных разработчиков нашей совместной программы.