Ночная смена. Остров живых - Николай Берг

— Твой — то ему по башке хорошо рубелем завинтил. Может и впрямь не придуривает?

— Некогда. Ну-ка помогите мне!

Вдвоем они выволокли Костьку из дома. Бабка и слова не успела сказать, как грохнул выстрел и пленный остался без башки.

— Девонька, да ты что ж так-то?

— Нет возможности с ним возиться!

— Да я не о том — хоть бы подальше оттащила, совсем же у дома-то рядом — нехорошо! Натечет же с него!

— Погорячилась, извините. Все — я за машиной и припасами. А вы к Вите давайте.

И подумала про себя, глядя на удаляющуюся бабку:

— Не стоит Вите знать ничего. И мне эти свидетели ни к чему. Рест ин пиз[31], тошнотик!

На адреналине Ирина быстро добралась до уже остывшего УАЗа. Ездила она неважно, но на такой скорости справилась хорошо, разве что наехала на Витькин коврик передним колесом, сгоряча попыталась вытянуть — но не получилось, пришлось сдавать назад. Дальше пошло проще.

Витька совсем скис. Лежал бледный, восковой, но диск все же смог набить. Еще восемь винтовочных медных гвоздей осталось.

Бабка покинула его, пошла сарай с рабами открывать. Когда Ирина ввалилась в комнату, Виктор попытался присесть в кровати, но со стоном завалился обратно.

Ирка поставила запыленный карабин к стенке, помповушку пристроила на стул, бросила на пол сумку и щелкнула запорами аптечки, зашуршала медикаментами.

Меня встречает тот самый лекарь по прозвищу Бурш.

— Сразу брать быка за рога и рассказывать? Или поужинать?

Я показываю на печально стоящего рядом со мной пациента, который из-за обмотанной головы может только внимательно слушать, что о нем говорят. Иногда он деликатно стонет, но не слишком интенсивно — потому как небритый Васек еще в Ораниенбауме объяснил пострадавшему, что за такие выходки его мало утопить на сухом месте. Видимо сапер оказался убедительным, тем более, потом они артистично на пару с Крокодилом разыграли репризу, обсуждая — а не отбуцкать ли этого дурака. Судя по реакции, водятел проникся услышанным, и решил вести себя тихонько.

— Давайте уж сначала облегчим страдания. А потом с упоением — поужинаю.

— Ваши что вас бросили?

— Решили, что не понадоблюсь — будут перегонять морским путем три БТР. А план по утопленникам уже сегодня выполнен.

— Вы останетесь здесь ночевать?

— Нет, через час на Петропавловку пойдет борт, обещали меня забрать.

— Тогда пошли, не будем терять времени. Приложи сердце твое к научению моему, понеже украсит тебе бытие! Бахилы натяните на сапожищи. Сейчас и этого безглазого переобуем. Это тот самый умник, который под ваш огонь вылез?

— Он самый.

Кабинет для работы офтальмолога вполне себе чистый и светлый. Электричество вовсю. Здорово! После возни в лагере-заводе — просто полюбоваться лампочками — приятно. То, что на окнах шторы — даже и не заметно.

Разматываем бинт. Бурш гасит верхний свет, сажает пациента, у которого опять потекли слезы, за щелевую лампу — сложный прибор на тяжеленной станине, гибрид микроскопа и сильной лампы, дающей узкую полосочку света. Когда эту полосочку прогоняют по глазу — из-за разного преломления света в средах разной плотности, да еще и с увеличением — любая дрянь в глазу отчетливо видна и убрать ее легко…

— Вы работали на щелевой?

— Только глядел, как другие работают.

— Тогда усаживайтесь на место врача, а клиента — сажаем напротив. Подбородок пациента на нижнюю рамку и пусть лбом в верхнюю упрется. Теперь сфокусируйте полоску света на коньюнктиве…

Немного покопавшись, получаю четкое изображение коньюнктивы водятла. Рад, что не ошибся — первый же прогон полоски показывает аж четыре мельчайших кусочка стекла.

— Ну что, будем тампоном снимать?

— Не стоит, стекло все-таки. Давайте ка вы копьецом лучше. Дикаина ему капните. Ну и дальше — как в московском гербе — держит в руце копие, тычет змея в жопие… С офтальмологической поправкой конечно.

Немного неловко видеть здоровенный кусок стекла, который я пытаюсь подцепить ломом — так выглядит под микроскопом тоненькое острие копьевидной иголки и осколочек каленого стекла, но дело идет. Через четверть часа в глазу больше нет ничего не положенного.

Бурш строго глядит на пациента, потом протягивает ему бумажку.

— Вот этот пропуск отдашь комендантше, пристроит на ночь. А паки сделаешь, паки накажу! Вот этой шуйцей! — и показывает ему кулачище. Пациент ежится.

Дальше меня кормят — очень вкусно и что удивительно — без расспросов. Похоже, что работать приходится ударно, не отвлечься на тары-бары. А мне в одиночестве даже как-то и уютнее. Нежное жареное мясо с трогательными перышками зеленого лука, овощное рагу очень по-домашнему сделанное и полчайника чая… И хлеб у них тут свежий, ржаной…

Деревья у Крепости спилены. Крепость от этого как-то словно увеличилась, стала грозной и неприветливой, а Заячий остров облысел. На причале, несмотря на уже позднее время — тарарам и ругань. Слышу голос Ильяса, орет громко и злобно. Но таких орущих тут с десяток. Суть становится понятной очень быстро — два БТР доплыли на буксире хорошо, а вот третий утонул совершенно бесславно — благо, что на нем не было ничего портящегося от воды и утопло железо это совсем рядом — на мелководьи, но все равно досадно. Командиру сейчас не до меня, увидев — кивает и продолжает орать — на того самого вальяжного зама Михайлова:

— А кто помпу проверял? Ваш человек, сказал — исправна. Своим ухом слышал! Вот этим — левым! Герметизации оказалось вообще нет! Дырявый агрегат доплыл, а целый — декиши[32]!

— Да хватит вам орать, как оглашенному! Достанем, делов-то на час. Вы к слову обнаружили воду — тоже словно спали!

Ко мне подходит Павел Александрович — борт что-то и ему привез. Помогаю тащить тяжелый и длинный тюк.

— Кто б подумал, что опять к этому вернемся. Еще и Александровский парк рубить не ровен час придется — для воссоздания старого назначения — расчищенных секторов обстрела.

— Это вы о чем, Павел Александрович?

Он смотрит удивленно.

— О том, что окружающий Артиллерийский музей Александровский парк долгое время был предпольем Крепости и Кронверка. И ничего тут не строили и никаких деревьев разумеется не было. Это уже при Николае Первом сочли, что больше опасности для столицы нет — и потому в секторах обстрела посадили деревья. Но на всякий случай дома было запрещено строить. Деревья-то спилить недолго. Кстати у Адмиралтейства садик точно по такой же причине образовался. Ладно, пойдемте, там сейчас бенефис намечается…