Ночная смена. Остров живых - Николай Берг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А японскую саблю я видал — у старушки, которая меня английскому языку учила. Из трофеев американской армии — она переводчицей была в посольстве в США, там подарили. Боевая такая саблюка, вся в зазубринах, ага. Но в руке не сидит, это есть такое. Неудобная.
— Вот! Потому я лично предпочту нюрнбергский или толедский клинок! Алебарду я себе подобрал — загляденье. Всегда мечтал попробовать себя в такой средневековой зарубе — чтоб глаза в глаза и с хрустом — у кого хребет крепче…
— И, похоже, ничего в тебе не екнет! — грустно как — то замечает лелеющий маслом и тряпочками новоприобретенный пулемет Серега.
Дункан аж подпрыгивает повторно, словно его оса ужалила.
— А что во мне должно екать? Враг есть враг, его надо уничтожать — и без соплей. Развели антимонии на ровном месте. Сопли — вопли. Ты еще про тварь дрожащую вспомни и пристыди меня.
— Это ты о чем?
— Если человек всерьез считает, что он тварь дрожащая, если не убил себе подобного, то это уже и не человек вовсе.
— А кто?
— Дык тварь! Он же себя сам так посчитал. И всей разницы — дрожащая он тварь, или если убьет кого — так уже недрожащая. Но по-любому — не человек.
— Странно от тебя слышать.
— Убийца типа рассуждать не должен?
— Нет, просто кто сейчас Достоевского читает… А что касается убийцы — так ты ж себя до того тварью дрожащей не считал? Не считал, так что говорить…
— Классику читать надо. Она не зря классика. До нас люди жили в бытовом смысле по-другому, а вот проблемы-то те же были. И мне стрелять приходилось не по старушкам, а по отморозкам — с автоматами и гранатометами. Те еще твари были. Именно твари. И не дрожащие, такое они "право имели" — закачаешься. И завтра — враг будет что надо, загляденье, без всяких соплей и компромиссов — либо мы их вынесем. Либо они — нас. И никак иначе.
— Ты просто раб системы. Клеврет! — уже откровенно глумясь и лыбясь во весь рот заявляет Вовка.
— Рабы системы, борцы с системой… Бла-бла-бла! Или точнее — бля-бля-бля! Никогда, бараньи головы, никогда — человеческое общество не будет внесистемно! Такая или другая — но система управления будет! Будут у власти анархисты или еще кто — все равно они выстроят свою систему управления. И не факт, что она будет лучше. Но что будет — стопудово! Чего ухмыляешься? — злобно смотрит омоновец на ехидного Вовку.
— Зря кипятишься. Мне вообще-то, когда всякие такие вопли о рабах системы слышу — думается, что это точно сказано. Все мы рабы системы. Канализационной системы, например, водопроводной системы, отопительной и так далее. Вот сейчас все эти системы гавкаются и мы будем рабами других систем — вместо отопительной системы будет печная, вместо канализационной — люфтклозетная и так далее… Но рабами придется оставаться, потому как полностью свободный человек замерзнет, если до этого в своем дерьме не утонет…
Я вижу, что тут сейчас начнется балаган. Хочется влезть почесать язык, заметив еще, что заодно человек является рабом еще кучи систем — мочеполовой, дыхательной, кровеносной, пищеварительной, но понимаю, что не стоит умничать излишне. Вспоминаю одну непонятную для себя вещь и тихо спрашиваю Сашу:
— Слушай, а что это за ругательства были? Испанские? Ну, эти — раха пелуда и прочие саммордюк?
— Ага, испанские. Раха пелуда — это волосатая жопа, педасо де идиота — кусок идиота, полудурок.
— Ну а третье? Про онаниста что-то?
Саша смущается. Потом говорит:
— Не, Энано Нарис — это по-испански Карлик Нос. Сказка была такая, мы ее по-испански и читали. Просто вспомнил к месту.
А что, неплохо прозвучало…
* * *Холмик амазонки искали долго. Только через четверть часа до сметливой Ирки доперло, что холмик — это убогое возвышение над ровным, как стол полем, по которому наискосок проходила дорога. Треща сухим бурьяном, Ирка и ее напарница расстелили коврики, установили пулемет, Ирка легла, примерилась — как оно получается, получилось неудобно, приклад как-то не вставал как надо и пулемет на сошках ерзал, потом она пресекла попытку напарницы расстелить вытащенные из рюкзачка простыни на коврики и показала, что их надо накинуть на себя, типо маскировка. Посуетившись, залегли и стали ждать.
— А тебя как зовут?
— Вера. А тебя?
— Ирина.
— Очень приятно.
— Ага. Стрелять доводилось?
— Да, было такое.
— Тогда ладно.
Замолчали. Верка все ерзала, видно мерзла. И еще шумел — шуршал бурьян. И это было неприятно — словно кто-то тихо подкрадывается сзади. Решили, что Верка с ружьем будет посматривать назад, а Ирка — вперед. Как ни старалась себя держать в руках Ирка, но мелкая дрожь пробирала, какая-то внутренняя, словно тело меленько вибрировало всеми клеточками. Напарница тоже была не в своей тарелке — но сидела тихо. Ружье вроде держала цепко, но черт ее знает.
По словам рекомендованной Виктором бабки — девчонка была из новеньких, строптивая, обломать ее не успели, а вот разозлить — разозлили…
И Ирку к слову — тоже.
Верка шмыгала все время носом, и это раздражало Ирку, как зубная боль. Пулемет тоже никак не позволял к нему приноровиться, был неудобен, да еще и темнело быстро — черта лысого тут прицелишься толком. Ирка злилась, хотя и старалась сдерживаться — но не выходило.
— Сколько там фирмачей-то получается? — спросила шмыгающую носом напарницу Ирина.
— Всего было 8 парней и 3 бабы. Осталось значит — 5 мужиков и 2 бабы. Ехать будут на двух машинах, вчера напоролись по рассказам покойничков на очередную группу — сегодня остатки добирают.
— А "сотрудников корпорации" значит, сколько было?
— 14 рабов да местных 6 человек.
— Ты что ли бухгалтер?
— Да. А ты как догадалась? — удивилась Верка.
— Ты все цифрами сыплешь, догадаться просто.
Помолчали.
И сквозь шуршание бурьяна донеслось далекое пока урчание моторов.
Едут.
Верка задышала, зашмыгала чаще.
Ирка с трудом удержалась от того, чтобы рявкнуть на напарницу, вместо этого велела взять из футляра маленький китайский биноклик — и смотреть, кто куда кинется из машин.
Дышать стало как-то тяжело, сердце колотилось как очумелое, и непонятно было — что за ком подступил к горлу.
А потом яркий свет мазанул по дороге, по кустам и из леса выкатились две пары фар, на которые Ирка зря посмотрела — подслепило ее галогенками, да к тому же ездуны перли явно с дальним светом, по-хозяйски, никого не опасаясь.
Хорошо, что ехали они не быстро, и пулеметчица успела опомниться, отвести глаза от фар, проморгаться и уже по-деловому ухватиться за свое оружие.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});