Женщина из Пятого округа - Дуглас Кеннеди

Я поднял конверт, вернулся к кровати. Сон как рукой сняло, его сменила тревожная мысль: теперь они точно следят за мной. Любые перемены в моем графике становятся известны в доли секунды.

Через десять минут я уже был одет и выходил из двери. По пути к metro я трижды оборачивался. Никого. Но они были рядом. Они знали о каждом моем шаге.

Проходя мимо заведения, которым управляла Янна, и допустил ошибку, заглянув в окно. Турчанка стояла за стойкой бара. Наши взгляды встретились — и я сразу догадался, что дело плохо. Уже в следующее мгновение она выбежала на улицу и завопила мне вслед. И у нее были на то причины. Ее лицо выглядело так, будто по нему проехались катком. Под глазами черно, над бровями ссадины, правая щека приобрела чернильно-пурпурный оттенок.

—      Ты кретин, — кричала она. — Я послушалась твоего совета и наговорила ему про Омара. Посмотри, что он сделал со мной. Ему кто-то уже стукнул, что ты тоже трахал меня.

—      Мне очень жаль…

—      Жаль?! Этот ублюдок чуть не убил меня… и теперь собирается убить тебя. Вот твой хваленый план…

—      Ты должна заявить в полицию…

—      И распрощаться с жизнью? Ты ничего не понимаешь, американец. Ничего. Теперь тебе лучше бежать. Далеко. Иначе плохо кончишь. Как Омар.

—      Это он убил Омара?

—      Нет. Я рассказала ему только утром, когда он приехал. Омар к тому времени был уже мертв. Но он знал о смерти Омара, знал! Так же, как знал и то, что я, дура, трахалась с тобой. Вот это я никак в толк не возьму… откуда он узнал про нас…

Потому что Сезер наверняка позвонил ему в Турцию и все рассказал. Может, он наплел и про Омара, и муж Янны перед посадкой в самолет позвонил кому надо… Может, поэтому Омар той же ночью получил свою трахеотомию?

—      …и почему он до сих пор не убил тебя…

—      Просто я стараюсь не попадаться ему на глаза, — сказал я.

—      Тебе не кажется, американец, что вокруг тебя слишком много дерьма?

С этим я не мог поспорить.

—      Мне правда жаль, что ты в такой плохой форме…

—      Как только мне полегчает, я сама забью его до смерти.

Было уже без двадцати шесть, когда я наконец добрался до квартиры Маргит. Она явно была недовольна.

—      Тебе не стоит так опаздывать, — начала она с порога. На ней был черный шелковый пеньюар, и он был призывно распахнут.

—      Я могу объяснить…

—      Не надо объяснять. — Она взяла меня за руку, увлекая в квартиру. — Лучше займись со мной сексом.

—      Я не могу, — сказал я, высвобождая руку.

—      Цену себе набиваешь? — игриво произнесла она, прижимаясь ко мне лобком.

—      Не в том дело…

—      Тогда заткнись.

Наклонила мою голову, Маргит попыталась дотянуться до меня губами. Но я вырвался.

—      Просто не могу, — сказал я.

—      Нет, можешь, — не унималась она, нащупывая мой член.

—      Остановись же!

Мой тон заставил ее замереть. Потом она пожала плечами и направилась к дивану в гостиной. Там она закурила и сказала:

—      Попробую угадать: ты влюбился…

—      Я подцепил не слишком приятное заболевание.

Маргит задумалась на мгновение, затягиваясь сигаретой.

—      Смертельное? — спросила она наконец,

—      Хламидиоз.

—      И всего-то?

—      Прости…

—      За что?

—      Я мог заразить тебя.

—      Сомневаюсь.

—      Почему?

—      Потому что… просто сомневаюсь. Как бы то ни было, горстка хламидий — это еще не конец света, как всем известно.

—      Я знаю. И все-таки…

—      Ах да. Вина, вина и еще раз вина. Все это пустое, Гарри.

—      Как ты можешь так говорить?

—      Просто у меня тоже был хламидиоз. Спасибо моему мужу. Он наградил меня этим за неделю до своей гибели, подхватил от какой-то сорбоннской шлюхи, которую трахал. Тогда меня это очень огорчало — прежде всего потому, что было больно писать. На самом деле в тот вечер, когда их с Юдит не стало, наша с ним ссора началась с того, что я сказала, что наконец-то понимаю, почему он потерял интерес к сексу со мной… все из-за его подружки. Золтан пришел в ярость от того, что я упомянула об этом при Юдит. И буквально вылетел из квартиры вместе с ней. Больше я не видела их живыми… — Она налила себе виски и выпила. — Так что, по правде говоря, хламидиоз для меня не проблема.

—      Это ужасная история…

—      Все истории в основе своей ужасные. Но тебя ведь волнует не только эта болезнь, Гарри. Дело в другом, да?

—      Я попал в беду, — сказал я, и из меня потоком хлынула правда.

Когда я закончил, Маргит уже выбивала из пачки следующую сигарету.

—      Этот мсье Сезер… думаешь, это он тебя подставил?

—      Думаю? Да я уверен в этом!

—      Значит, это он убил Омара?

—      Сам Сезер никогда не станет марать руки убийством. Но у него есть верные псы, которые наверняка делают за него всю грязную работу.

—      Есть какие-нибудь идеи, зачем ему понадобился мертвый Омар?

—      Все ненавидели Омара.

—      Особенно ты.

—      Я не желал ему смерти.

—      Это верно. Но ты сам говорил: «Лучше бы он исчез» — или что-то вроде этого. И вот наконец его нет в твоей жизни. Проблема в том, что теперь в ней появился Сезер…

—      Не могу избавиться от ощущения, что он следит за каждым моим шагом…

—      Полагаю, он хочет, чтобы ты так думал.

—      Если он знает, где я обедаю, если знает, что я прихожу сюда раз в три дня…

—      Да, возможно, у него и есть парочка топтунов, которые следят за тобой. Но чтобы постоянно? Согласись, это довольно трудоемкое занятие. Он больше полагается на силу устрашения, чтобы держать тебя в узде. Как бы то ни было, если бы он хотел  убрать тебя… наверное, тебя бы уже не было в живых.

—      Скорее всего, исполнителем будет муж Янны… Он забьет меня до смерти молотком, если Сезер даст ему отмашку.

—      Но Сезеру ты определенно нужен живым.

—      Пока.

—      Здорово досталось Янне?

Я представил полную картину. Лицо Маргит посуровело.

—      Подонки, — сказала она. — То же самое когда-то сделали с моей матерью…

—      Извини, ты о чем? — спросил я.

—      Тайная полиция… Когда они пришли убивать моего отца, заодно жестоко избили мать. Лицо было всмятку.

—      Когда это случилось? — спросил я.

—      Одиннадцатого мая 1957 года. Мне было семь лет. Мой отец был редактором газеты. Одно время он даже состоял в партии, а после того, как в пятьдесят шестом русские танки подавили восстание, стал ярым антикоммунистом. Когда установилась военная диктатура, он ушел в подполье и выпускал самиздатовскую газету — резко оппозиционную режиму Кадара. Отца никогда не было дома — он был в бегах, но я помню, как эти люди в строгих костюмах будили нас среди ночи. Обыскивая квартиру, они даже меня стаскивали с кровати… Это продолжалось долгие месяцы. Я все время спрашивала у мамы: «Почему эти дяди охотятся за папой? Когда я снова у вижу папу?» Мама просила меня набраться терпения… говорила, что скоро мы снова воссоединимся с отцом, но предупреждала, чтобы я прекратила расспрашивать о его местонахождении и, если вдруг в школе кто-нибудь спросит меня, где он, я должна была ответить: «Не знаю». И вот однажды, в пятницу, мама сказала: «У меня замечательный сюрприз. Мы уезжаем на уик-энд». Но не сказала, куда именно мы отправимся. Мы сели в нашу маленькую машину и с наступлением темноты тронулись в путь. Спустя несколько часов — не помню, как долго мы были в дороге, потому что спала на заднем сиденье, — мы свернули на узкую просеку и вскоре остановились у маленького коттеджа в лесу. Там, в доме, был папа. Я бросилась к нему и не хотела отпускать… даже когда мама, которая плакала от счастья, пыталась обнять его. Папа был только моим, пока я не устала и не захотела спать. Меня уложили на продавленный диван в гостиной. Помню, раз или два я просыпалась среди ночи. Меня будили стоны, доносившиеся из спальни. Конечно, я не понимала, чем они там занимаются, и снова проваливалась в сон… Но потом вдруг резко забарабанили в дверь. Помню, было много громких голосов, и мама выбежала из спальни, а я обернулась и увидела, что папа пытается выбраться из окна. Потом распахнулась входная дверь и ворвались полицейские и двое мужчин в штатском. Один из копов бросился в спальню, повалил папу на пол и принялся избивать его дубинкой. Мама начала кричать — и мужчина в штатском несколько раз ударил ее по лицу. Теперь уже кричала я, но меня удерживал другой коп, пока его коллега тащил папу на улицу. Мужчина, избивавший маму, остановился и толкнул ее на диван. Ее лицо было кровавым месивом, она лежала как мертвая… Я хотела броситься к ней, но меня вытолкали на улицу. То, что я увидела там, врезалось к память на всю жизнь. Моего отца, со связанными за спиной руками и веревкой на шее — другой ее конец был закреплен на дереве, — заставляли встать на стул, который принесли из дома. Отец отказался, и тогда мужчина в штатском схватил его за мошонку и сжал с такой силой, что папа согнулся от боли. Двое копов все-таки поставили его на стул, а я все плакала и пыталась отвернуться. Тот мужчина, который издевался над папой, крикнул копу, державшему меня: «Пусть смотрит». Коп схватил меня за волосы и заставил смотреть, как другой парень в штатском выбивает стул из-под ног отца… Папа задергался, захрипел… — Маргит замолчала и глотнула виски. — Умирал он целых две минуты. И как ты думаешь, что сказал один из офицеров в штатском — все они были из тайной полиции: «Теперь ты знаешь, как мы поступаем с предателями».