Женщина из Пятого округа - Дуглас Кеннеди

—      Не думаете же вы, что я…

—      Вы забыли, что я говорил о вашей привычке перебивать меня, monsieur?

Я понуро опустил голову и молил лишь о том, чтобы в полу открылась дыра и затянула меня в свои глубины.

Кутар продолжал:

—      Мы, разумеется, проверили. У вас нет собственной машины, и в тот день, когда был сбит мсье Брассёр, вы не брали машину напрокат. Кстати, он до сих пор парализован — и похоже, уже не выйдет из этого состояния. Но кто возьмется утверждать, что вы не наняли кого-нибудь для исполнения этого преступления?

—      И какой же мотив?

—      Разве вы не спорили с ним из-за денег?

—      Он пытался содрать с меня лишнее за визит врача, который осматривал меня во время болезни.

—      Voila!  Разве это не мотив?

—      Я не имею привычки сбивать машиной людей, которые меня обманывают, точно так же как не режу глотки соседям, которые путают общественный туалет со сточной канавой.

—      Возможно. Но тот факт, что ершик, засунутый в глотку мсье Омара, буквально усеян отпечатками ваших пальцев…

Теперь ясно, почему меня заставили ждать полтора часа. Они проводили компьютерную проверку, сличая мои отпечатки с теми, что были обнаружены на месте преступления.

—      Я пользовался ершиком, чтобы чистить туалет, — сказал я.

—      Вы опять меня перебили.

—      Прошу прощения.

—      Итак, вы ссорились с мсье Брассёром. Вы ссорились с мсье Омаром. Но подружились с мсье Аднаном. Ваша дружба была всего лишь дружбой?

—      На что вы намекаете?

—      Опять-таки, история очень любопытная. Судите сами: американец приезжает в Париж и заболевает в отеле. В общем-то ничего необычного. Но потом тот же американец знакомится в отеле с молодым турком — и очень скоро вселяется в его chambre de bonne. Неожиданный поворот, не так ли?

Я поднял руку. Кивком головы он разрешил мне вставить слово.

—      Если бы я мог объяснить…

—      Прошу, я вас слушаю.

Я рассказал ему обо всем, что произошло в отеле. Как Аднан ухаживал за мной, как он, услышав, что я стеснен в средствах…

На этот раз Кутар перебил меня.

—      Вы потеряли работу и были вынуждены бежать из Штатов после трагической истории со своей студенткой?

Меня не удивило, что ему все известно, — но слышать это почему-то было неприятно.

—      Работа ваших детективов впечатляет, — сказал я.

—      Должно быть, для вас это было трагедией — потерять профессию, семью, maitresse…[140]

—      Ее смерть — это самое худшее. Все остальное…

—      Я прочитал всю подборку прессы — спасибо Интернету. Вы позволите, я скажу вам кое-что, выходящее за рамки моей профессиональной компетенции? Читая историю вашего падения, я искренне сочувствовал вам. Что из того, что она была студенткой? Ей ведь уже исполнилось восемнадцать. И ее никто не принуждал к этой с связи. Это была любовь, так ведь?

—      Безусловно.

—      Вас обвинили в том, что вы пытались заставить сделать аборт…

—      Я даже не знал, что она…

—      Не стоит оправдываться передо мной, monsieur. Лично я считаю, что вы стали жертвой типичной американской неспособности принять всю сложность и многогранность морали. По вашему,  все должно быть либо белое, либо черное, правильно или неправильно…

—      Разве офицер полиции руководствуется другим принципами?

—      Преступность чаще всего серого цвета. Потому что у каждого человека есть тень… и она ходит за ним по пятам. Давайте вернемся к убийству Омара. Есть еще один любопытный момент… ваша ночная жизнь. Мсье Сезер сообщил, что обычно вы отсутствуете до рассвета, а потом отсыпаетесь до двух пополудни.

Сезер явно пытается подставить меня — по причинам, одному ему известным. Может, это он прикончил Омара?

—      Ничего удивительного, я — сова.

—      И чем вы занимаетесь по ночам?

—      Иногда просто гуляю или же захожу в ночное cafe, работаю на своем лэптопе. Но чаще всего по ночам я дома.

—      Но хозяин boulangerie на улице дю Фобур-Пуассоньер сообщил нам, что каждое утро вы заходите сразу после шести и покупаете пару pains аuchocolat. И так изо в день, шесть дней в неделю.

—      Я из тех, кто живет по строгому расписанию.

—      Вы где-нибудь работаете по ночам?

—      Я же сказал — я работаю над своим романом.

—      Это тот самый роман, который еще не нашел своего издателя?

—      Да, я еще нигде не публиковался.

—      Возможно, это изменится.

—      Обязательно.

—      Я восхищаюсь вашей верой в себя. Но я не могу до конца поверить в то, что вы просто гуляете всю ночь или проводите время в кафе, где пишете свой роман. Кстати, о каком кафе идет речь?

—      Их несколько, — сказал я, задаваясь вопросом, не уловил ли он нотки лжи в моем голосе.

—      Ну, хотя бы одно не назовете?

—      Пожалуйста. «Ле Тамбур» в Лез-Алль. И еще «Мабийон» на бульваре Сен-Жермен…

—      Довольно далеко от вашего quartier.

—      Полчаса пешком.

—      Если быстрым шагом.

—      Ну хорошо, сорок пять минут, если вразвалочку. Как я уже сказал, мне нравится бродить по ночному городу.

—      Так вы flaneur?[141]

—      Совершенно верно.

—      Может, вы к тому же flaneur, подрабатывающий в ночную смену?

—      У меня нет carte de sejour.

—      Это никогда не мешало большинству immigres работать здесь. Собственно говоря, мне по роду службы совершенно не важно, работаете вы нелегально или нет. Я расследую убийство. Поскольку вы представляете для нас интерес, я просто хочу выяснить, где вы находились ночь убийства.

—      Как я уже сказал, я был…

—      Да-да, вы бродили по улицам Парижа, как в мюзикле Джина Келли. Вы уж простите, но я вам не верю. Я знаю, вы что-то скрываете. Сейчас, как никогда, важна ясность, monsieur.

Почему я не рассказал ему о своей ночной работе? Да потому что меня могли привлечь еще и в связи с тем, что творилось на нижнем этаже моей конторы. К тому же мои откровения все равно не сняли бы с меня подозрений в убийстве Омара. А подтвердить, что я работаю, не мог никто.

Никто.

—      Я ничего не скрываю, инспектор.

Кутар поджал губы, постучал пальцами по крышке стола, потянулся к телефону. Развернувшись в кресле, он заговорил в трубку тихим голосом. Потом положил трубку и снова повернулся ко мне.

—      Вы можете идти, monsieur. Но должен сказать, что ваш паспорт пока останется у меня… И рекомендую вам не покидать Париж.

—      Я никуда не уеду.

—      Мы об этом позаботимся.

16

ЗА МНОЙ СЛЕДЯТ.

Теперь я был уверен в этом. Как и в том, что очень скоро они узнают, где я работаю по ночам, узнают и нагрянут туда с облавой.

За тобой хвост.

Если бы кто-то из случайных прохожих обратил на меня внимание, он бы решил, что парень явно не в себе. У меня появилась параноидальная привычка каждые две минуты оглядываться, проверяя, нет ли кого за спиной, контролировать себя было очень трудно.

Вот только засечь никого не удавалось.

Это потому, что они умеют быть невидимыми… ныряют в первую попавшуюся дверь или подворотню, стоит только объекту насторожиться.

Уже несколько раз резкий пируэт назад стоил мне неприятностей. Похоже, я до смерти напугал пожилую негритянку с палочкой, ковылявшую по Фобур Сен-Мартен, — она вскрикнула, когда я вдруг развернулся на полном ходу. Я долго извинялся, но бабуля все равно отчитала меня, как придурка. В следующий раз жертвами стали два молодых парня. Обоим было лет по двадцать, с виду арабы, в узких кожаных куртках, в дешевых солнцезащитных очках. Сначала они оторопели, а потом схватили меня за грудки и втолкнули в какую-то подворотню.

—      Что за дела? — прошипел один из них.

—      Я просто подумал, что вы копы.

—      Кончай болтать ерунду, — сказал другой. — Ты  решил, что мы за тобой следим, да?

—      Поверьте, я не думал…

—      Ты, расистский ублюдок, небось решил, что мы грязные ниггеры, охотимся за твоими дешевыми часами?

—      Я не хотел вас обидеть. Я…

—      Нет, хотел и обидел, — сказал первый, после чего плюнул в меня. Другой тут же отвесил мне крепкий удар под дых, сбивая с ног.

—      Еще раз такое выкинешь, — пригрозил он, — мы тебя порежем.

Я поднялся на ноги, обтер куртку и вышел на улицу.

Вскоре я поймал себя на том, что продолжаю оборачиваться каждые две минуты.

Я уверен, они где-то рядом. Они постоянно держат меня в поле зрения.

Покинув здание комиссариата, я решил сделать то, что обычно делаю в моменты жизненных неурядиц: спрятаться в кино. (Правда, если подумать, кино всегда было моим прибежищем, даже когда жизнь казалась вполне сносной.) В «Аксьон Эколь» показывали ретроспективу фильмов Клинта Иствуда. Я купил билет на «Попавшего в ловушку». По сюжету, раненый ветеран Второй мировой попадает в дом, где живут старые девы, начинает спать с каждой из них по очереди и платит ужасную цену за свою сексуальную распущенность… Должно быть, я действительно был не в себе, раз выбрал такой фильм, — ведь я видел его лет двадцать назад и смутно помнил содержание…