Дело сибирского душегуба - Валерий Георгиевич Шарапов

ватных штанах и меховой безрукавке — наполовину седой, наполовину лысый, со сморщенным, но не отталкивающим лицом. Он недавно поколол дрова, теперь стаскивал их к поленнице и укладывал аккуратными рядами. Работал неспешно, размеренно, делая паузы, чтобы отдышаться. Покосился не особо приветливо.

— Александр Михайлович? — учтиво осведомился Михаил. — Следователь Туманов. Это моя коллега. Есть минутка?

Мужчина поморщился — видимо, чувство к компетентным органам он пронес через всю жизнь.

— А чего хотели-то? — проворчал он. — Я того… занят вроде.

Туманов покосился на спутницу — что там насчет озарения? Рита уныло помалкивала.

— Мы ненадолго, — Михаил в нескольких словах описал цель визита. — Можем в дом не проходить, здесь поговорим, если вы такой занятой.

— Ну, вы и вспомнили… — лицо свидетеля вытянулось от удивления. — Так это когда было? Мне без разницы, — пожал он плечами. — Можете в дом пройти, чаю хлебнуть. Но потом с дровами поможете, договорились? — он язвительно ухмылялся. — Ну, нет так нет, — сел на завалинку, вытряс папиросу из пачки «Беломорканала», прикурил от горящей спички. — Спрашивайте, коль пришли. Правда, ума не приложу, за каким рожном вам все это понадобилось…

Поговорили минут десять, дольше и смысла не было. Александру Михайловичу было шестьдесят два года, уже на пенсии, здоровье бог отнял, хотя он и старается молодиться. Последнее место работы — сторож в продуктовом магазине на Советской.

— Так всю жизнь сторожем и проработали? — поинтересовался Туманов.

— Не всю, — помотал головой Ковалев. — И фрезеровщиком работал, и стропальщиком на крановом заводе — пока здоровье позволяло. Все работы у нас, товарищ, хороши, выбирай на вкус, как говорится. А сторож — профессия ответственная. Дважды ловил воришек и в милицию сдавал, даже руку однажды сломали, а все равно обоих скрутил. Так ваши даже грамоты не дали. Про денежную премию вообще помалкиваю в тряпочку. На словах поблагодарили — мол, спасибо за работу, дражайший Александр Михайлович, а с вашей премией — шли бы вы лесом…

Супруга скончалась от тяжелой болезни десять лет назад, похоронили на грибовском кладбище. Остались с сыном, Виталька уже взрослый, работает на ответственной работе, вот только жениться никак не может — и Александр Михайлович уже опасается, что останется без внуков. А это — просто караул…

— Сын с вами проживает? — спросил Туманов.

— Со мной, глядите, какой домина, — кивнул мужчина на собственную «хатку». — Не пропадать же добру? Вроде средний был теремок, да дважды нему пристройки приделывал, вот и разросся. К нам даже из горисполкома приходили, замеры делали — мол, не жирно ли на двоих? Вроде не положены такие хоромы советским людям. Так не ломать же? Отбились с Виталькой, а потом он на ответственную работу перешел — так и вовсе забылось…

— Можете вспомнить ту ночь, Александр Михайлович? — спросил Туманов.

Вспоминал свидетель натужно, без особых откровений. Нового не добавил, даже то, что рассказал семнадцать лет назад, наполовину забыл. Сетовал, что по долгу службы не полагалась ему берданка, иначе пустился бы преследовать преступника. А так какой смысл? У преступника ружье было, не из палки же он стрелял? Не трус он, не был никогда трусом, но, извините, идти супротив ружья, не имея в запасе еще одной жизни… В принципе, претензий к человеку не было, девочке уже не угрожала опасность.

— А что с ней стало, с той девчонкой, не знаете? — поинтересовался Ковалев, раздавливая окурок носком сапога. — Жива? Выросла, поди?

— Все хорошо у девочки, — кивнул Туманов. — Живет в другом городе, да и не девочка уже, почтенная мать семейства, добилась общественного положения… — он проглотил смешинку, почувствовав сбоку сверлящий взгляд.

— Ну, и бог ей в помощь, — крякнул Ковалев. — Не знаю уж, чего хотел от нее тот мужик, но нельзя так с детьми… А вы, гражданочка, почему все время молчите? — перевел он взгляд на необычно тихую Риту. — Вы точно из милиции?

— Стажерка, — объяснил Туманов. — Набирается ума-разума.

За оградой просигналила машина — сиреневые «Жигули», и через несколько секунд появился жилистый субъект в темном расстегнутом плаще. Он был сравнительно молод, имел скуластое вытянутое лицо. Субъект хмурился. Родство с Ковалевым-старшим было видно невооруженным глазом. Отогнулся борт плаща как бы случайно, мелькнул прикрепленный к лацкану пиджака депутатский значок. «Только этого не хватало», — мрачно подумал Туманов.

— У нас гости, отец? — близко посаженные глазки придирчиво ощупывали посетителей.

— Это из милиции, — пояснил свидетель. — Так, Виталик, поговорили немного…

— Минуточку, это по какому такому праву? — молодой человек просто не мог не блеснуть своим положением. — Кто такие, немедленно представьтесь. Я депутат городского совета Ковалев Виталий Александрович. Кто дал вам право допрашивать моего отца? — Он всмотрелся в предъявленное удостоверение, явно запоминая фамилию владельца. Словосочетание «следователь по важным делам», похоже, не смутило.

— Виталик, кончай выеживаться, — поморщился отец. — Мы просто поговорили. Товарищей интересует старое дело, я проходил по нему свидетелем…

— Да мне плевать, что их интересует! — депутат продолжал петушиться. — Приходят, видите ли, опрашивают без ордера… — молодой человек мазнул взглядом по Рите, не задержавшись на ней, видимо, не увидел ничего заслуживающего внимания. — Это беззаконие, товарищи милиционеры, или кто вы там такие! Я буду жаловаться вашему начальству — подполковнику Хатынскому и полковнику Курочкину!

— А вам есть чего опасаться, товарищ Ковалев? — Туманов изобразил сухую усмешку. — Это не допрос, и ордер нам не нужен. Мы пришли поговорить с вашим отцом, он не возражал, в чем проблема, Виталий Александрович?

— А в том, что это идеологическая диверсия! — начал разоряться депутат. — Вы хотя бы задумывались, к кому вваливаетесь без приглашения! Мой отец болен, он уважаемый человек, заслуженный член общества…

— Виталя, да уймись ты! Не с той ноги встал? — прикрикнул отец. — Все в порядке, нам что, побеседовать нельзя? Не обижайтесь на этого выскочку, товарищи, — вступился за сына пенсионер. — Нормальный человек, только зазнался, когда мандат получил…

Когда они уходили, эти двое продолжали переругиваться, и даже в машине за закрытыми дверьми было слышно ворчание отца и нервные выкрики сына. Потом хлопнула входная дверь, стало тихо. У Ковалева-младшего, видимо, были неприятности, потому он решил сорваться на них.

— Да уж, вляпаться в народного избранника как-то не рассчитывали. — Туманов засмеялся — но тоже вышло с нервным надрывом. — Ладно, неприятностями нас не испугать, и не такое переживали. В принципе, этот субъект прав: могли бы предварительно пробить Михалыча… И что скажешь, Маргарита Павловна? — повернулся он к спутнице. — Ничего в душе не екнуло?

Рита вздохнула и втянула голову в воротник куртки.

— Понятно, — констатировал Туманов. — Знаешь, что больше всего убивает в нашей работе? Это то, что ради зернышка истины мы перелопачиваем горы силоса. И это отнимает массу времени. Но иначе нельзя. То