Марина - Алия Амирханова

– Ты что творишь? Разве не знаешь, что бить арестованного запрещено? Это гражданин США. Ты хочешь международного скандала? Подрываешь устои социализма. Да как ты посмел?!

– Это шпион. Неужели вы не видите?

– Нет, не вижу. Разве настоящий шпион станет прятать свои документы в камере хранения, где висит объявление, что камера подлежит реконструкции и скоро будет заменена на новую? Разве шпион будет делать себе новый паспорт у “Резанного”, на которого показал арестованный? В их квартире был произведён обыск при задержании. Ты читал доклад?

– Читал.

– И что? Нашли что-нибудь?

– Нет.

– Кондратьев, ты отстранен от ведения этого дела.

– Я докажу, что это шпион! Я найду всех его сообщников!

Вечером Алексей Николаевич сидел у Эдуарда Петровича дома, и они обсуждали Кондратьева.

– Эдик, он наверняка попытается обыскать квартиру по новой.

– Пусть обыскивает. Надо только предупредить Марину, чтобы не испугалась.

– При ней не придёт.

– Я предупрежу своих ребят: пусть следят за квартирой. Как только твой Кондратьев наведается, пусть попридержат и Марину, и Лидию Яковлевну до специального разрешения.

– Кто это – Лидия Яковлевна?

– Хорошая знакомая. Она будет пока с Мариной. До родов и первое время после.

– Я по своим связям уже сообщил в американское посольство насчёт их гражданина. Возмущены. Если не сегодня, то завтра точно заявятся. Ты сказал Лёне, чтобы жаловался.

– Да. Тем более, есть на что. Его сегодня на допросе Кондратьев ударил. Синяк будет – это точно. Эдик, как только Кондратьев войдёт в квартиру, дайте мне тоже знать.

– Сообщим.

– Дело Лёни поручили Смирнову Павлу Сергеевичу. Очень порядочный следователь.

– Удачи тебе, Алёша. Держи в курсе дела.

– До скорого.

За Кондратьевым была установлена слежка. Как и предполагал Алексей Николаевич, Александр решил самолично обыскать комнату Лёни и Марины. В отделе он славился нахождением тайников. Многие диссиденты погорели именно из-за него, который умело находил всё запрещённое. Дождавшись, когда Марина ушла на работу, а Лидия Яковлевна в магазин, Кондратьев бесшумно проник в квартиру, а затем и непосредственно в комнату Марины. Об этом незамедлительно было доложено Алексею Николаевичу.

Александр перерыл в комнате всё верх дном, и тайник был, разумеется, обнаружен, но кроме небольшой суммы денег там ничего найдено не было. Когда в раздражении он стоял посреди комнаты и осматривался, так же бесшумно вошёл Алексей Николаевич.

– Садись, Саша, поговорим.

Тот, не глядя на начальника, взяв стул сел.

– Нашёл что-нибудь?

– Нет.

– Вот, смотрю я на тебя, Саша, и никак не пойму. У тебя ненависть ко всем, кто к нам попадает. Ты даже разобраться не пытаешься. Ты сразу ненавидишь. Почему? Откуда в тебе это?

– К нам просто так не попадают. Все они сволочи!

– Ты это серьёзно? Ты что, забыл, что при Сталине творилось? Сколько невиновных было загублено, а потом мы их всех реабилитировали. Потому что не было состава преступления. Не было.

Молчишь? По выражению лица вижу, что и меня теперь ненавидишь… Смотрю на тебя и кажется понимаю, откуда твоя ненависть. Душа твоя, Саша, мелкая и ничтожная. А ненавидишь ты потому, что понимаешь свою никчёмность. Тебе самому от неё противно, тошно. И в органы пошёл работать не случайно. Твои амбиции мучали тебя, но по-хорошему не получалось доказать свою значимость. А хотелось этого. Очень хотелось. Зато здесь – пожалуйста, ты у власти и давишь тех, кого по-другому не осилил бы. Твоя работа –это единственное место, где ты поднимаешь свою значимость. Но, хочется добавить, только в собственных глазах. Ненавидя, подличая, уважения у других не добьешься. …Иди, Кондратьев, подумай. Не задумаешься – уволю, и всех материальных привилегий за раз лишишься. Нам не нужны палачи.

Александр Кондратьев вышел. В его душе всё бушевало. Он вернулся в свою однокомнатную квартиру и, даже не разуваясь, прошёл в спальню и плюхнулся на кровать. В свои сорок лет он был одинок. Родители умерли, жениться так и не получилось. Девушки бросали его за высокомерие, а вдобавок, когда выпьет, становился очень жестоким. Мог запросто ударить по лицу, пнуть ногой за непонравившийся суп, за немытую посуду. И вот сейчас, с открытыми глазами лёжа на кровати, Саша бесился, что о нём всё поняли правильно.

Ему с детства родители тыкали, что из двух братьев он самый худший. Старший брат был учёным, жил и работал в Минске. Сам он тоже учился на «отлично», но тяги к чему-нибудь конкретному не испытывал. Не хватало упорства. Обида на родителей заложила в нём страстное желание доказать, что он не хуже брата, а, может даже, и лучше. Ему до умопомрачения хотелось славы, высокого положения в обществе. Собственного брата он ненавидел, и они не общались со дня похорон матери, которая умерла три года назад. И сегодня, окажись его брат в опале, он, не задумываясь, осудил бы его по самой строгой статье. После разговора с Алексеем Николаевичем Кондратьев был особенно взбешён.

Из другого отдела! А всё туда же: поучать любит. Как вы меня все достали!

Лежал и лихорадочно обдумывал план мести. Убить Алексея Николаевича, – эта мысль главенствовала и требовала исполнения. Спустя пару часов, выйдя на улицу, он уверенно направился на встречу с одним из своих осведомителей.

Недолго длилось заседание Мосгорсуда. Умело построенная линия защиты, которая доказала несостоятельность обвинения в шпионаже, требования американского консула об освобождении их гражданина, и как результат прозвучал приговор о незамедлительной высылке Лёни из СССР.

Днями позже на страницах газеты «Правд» появится заметка под названием «Несостоявшийся шпион», где вкратце будет освещено это заседание суда.

Когда шёл суд, Марина рожала.

– Давай, милая! Дыши. Глубокий вдох. Раз, два, три. Тужься… Дыши… Тужься, – молодая врач стояла рядом и руководила потугами.

– Головка вышла. Отдохни пару секунд… Давай опять. Раз, два, три. Тужься!

Марина старалась изо всех сил. Она делала всё, как советовала врач, понимая, что от правильности прохождения потужного периода напрямую зависит здоровье, и порой даже жизнь, младенца, да и её здоровье, конечно же. В результате Марина родила здорового мальчика. Он сразу закричал, возвещая о своем приходе в этот мир. Услышав крик ребёнка, Марина заплакала. За этот месяц, как арестовали Леню, она впервые позволила себе заплакать, до этого крепилась, думая о ребёнке и не позволяла эмоциям взять вверх.

Уже в самолёте одна из бортпроводниц сунула Лёне записку от Эдуарда Петровича.

«Марина благополучно родила здорового мальчика. Рост 55 см, вес 3 кг. 300 грамм. Поздравляю! Ни о чём не переживай.»

Алексей Николаевич, возвращался домой. Он был доволен результатом суда над Лёней, и они с женой решили