Могучая крепость. Новая история германского народа - Стивен Озмент

предпринимательстве. На протяжении девятнадцатого столетия индивидуальный талант и достижения все больше и больше определяли занятие немцами рабочих мест. Это наблюдалось в образовательных и гражданских реформах эпохи Реформации и получило кое-какую почву в аграрной и военной реформах конца восемнадцатого столетия в Пруссии.

Тем не менее, старая аристократия обладала средствами — землей, деньгами и связями — для удержания власти над общественной жизнью. Даже во время поражения, вынужденная освободить крестьян на своих землях, аристократия получила очень щедрые компенсации за потерю даровой рабочей силы. Среди слоев аристократии, представляющих самое серьезное препятствие для продвижения среднего класса на гражданской службе, были те, кто состоял при королевских дворах, в правительстве и армии. Однако сопротивление реформе также исходило от тех, кто мог многое получить от кончины старой аристократии. Амбициозные члены поднимающегося среднего класса не оставались безразличными к привлекательности привилегий аристократии. С другой стороны, немало аристократов поддерживали реформы, которые допускали продвижение бюргеров{378}.

В более открытом и изменяющемся обществе девятнадцатого века средний класс сформировал свои собственные элитные гражданские институты в 1830-ые и 1840-ые годы. Их успех был в меньшей мере результатом эгалитарной риторики движения за свободу, чем экономической силы, которую они собрали, как высокопроизводительная группа. Однако ценой доносов в десятилетия восстановления стали гонения и потеря занятости, поскольку во власти находилось немало критически настроенных к среднему классу лиц. Но гражданские служащие из бюргеров не могли закрывать уши на просьбы реформаторов и революционеров, добивающихся своих целей{379}. Они часто получали петиции о большей свободе печати и собраний, а также изменениях юридической системы, требования сделать ее независимой от класса и привилегий.

Средний класс имел свою самовыдвигающуюся интеллигенцию, вне представителей гражданской службы, в лице самостоятельных писателей и поэтов, журналистов и издателей, юристов и врачей. Все они были профессионально заинтересованы в более открытом и справедливом обществе. В отличие от гражданских служащих среднего класса, представители этих профессий могли критиковать правительство, как делали Генрих Гейне и Карл Маркс. Как не принадлежащие к данному кругу, они имели общую цель с нижним слоем среднего класса, который больше всего беспокоило материальное благополучие. Ремесленники и владельцы магазинов, которым угрожали как конкуренция со стороны рабочего класса, стоящего ниже их, так и стремительно увеличивающиеся ряды их класса, шли зигзагом — как в социально-консервативном, так и в революционном направлениях. Во время изменчивых 1830-х и 1840-х годов интеллигенция среднего класса и его нижняя прослойка оказались наиболее готовыми для участия в Немецкой революции{380}.

К 1848 ГОДУ

Несмотря на два десятилетия реставрации, Германии все еще предстояло встретиться со своим «1789 годом». Ее исторически тянуло в двух направлениях — как в консервативном, так и в либеральном. Немцы были наименее вероятными кандидатами среди европейцев, чтобы считать несовместимыми социополитические альтернативы девятнадцатого столетия. Несмотря на усилия Венского конгресса повернуть часы назад, слишком много немцев видели благословение в увеличивающихся возможностях и свободе, чтобы спокойно возвращаться к зафиксированному, иерархическому миру князя Меттерниха. Теперь большим вопросом для немцев стала степень, в которой старый и новый мир могут приспособиться друг к другу, поскольку у немцев имелись крепкие привязанности к аспектам обоих.

Вартбург, 1817 год

Первое значительное собрание послевоенной нации случилось в Вартбургском замке в Эйзенахе в Тюрингии, месте перевода Лютером Нового Завета на немецкий язык, и для многих — пункте рождения современной пангерманской культуры. Там 18–19 октября 1817 года произошло пересечение празднования трех известных новаторских для Германии событий: трехсотлетия протестантской Реформации, недавнего появление национального движения студенческого братства и четвертой годовщины поражения Наполеона под Лейпцигом.

Движение братства было реакцией нового поколения студентов на французскую оккупацию и кажущуюся попытку Венского конгресса заморозить национальное развитие Германии. Оно по большей части привлекало идеалистов из протестантской молодежи, нацеленной сохранить истинную германскую культуру внутри свободного, реформированного и объединенного германского государства. Хотя французские рефрены эхом отдавались в их песнях, они пели германские мелодии, излагая средневековую и имперскую германскую историю.

Количество студентов, которые присоединилось к движению, было относительно небольшим, а прибывших на фестиваль еще меньше. Тем не менее, они представляли сегмент общества с влиянием, значительно превосходящим их количество, и были глубоко преданы идее (многие отрастили бороды и одевались в стиле более ранних поколений германцев){381}. Среди националистического пыла и энтузиазма, которые князь Меттерних считал революционными, собравшиеся в Вартбурге маршировали под красно-черно-золотым флагом прусского подразделения Адольфа Фрейхерра фон Лютцова, героев Битвы народов. В дальнейшем этот флаг будет реять над тремя Национальными Собраниями, к которым восходит современная германская демократия: Франкфуртским Национальным собранием 1948-49 гг., Веймарской республикой 1918-33 гг. и послевоенным Парламентским советом 1949 года.

Проявленный национализм был узкошовинистическим. За редкими исключениями братства не пускали в свои ряды некрещеных евреев, вынуждая их формировать собственные объединения. Во время празднований в Вартбурге был сожжен ряд «иностранных» книг: прусские полицейские законы, Свод законов Наполеона и работы раввинов{382}. В этом представители протестантского братства, похоже, следовали за примером Мартина Лютера за три столетия до них. В декабре 1522 года Лютер со своими студентами сжег в Виттенберге книги по каноническому праву, папские указы и схоластическую теологию в виде протеста против проклятия Реформации папством{383}.

В 1819 году студент-радикал по имени Карл Санд совершил покушение на известного реакционного писателя Августа фон Коцебу. Это действие дало князьям повод запретить университетские братства и закрыть городские газеты — два средства массовой информации, печатавших революционные речи. Во время встречи в Карлсбаде (совр. Карловы Вары) в 1819 году князья, опять под предводительством Меттерниха, ввели новые репрессивные меры. Они оставались законом до 1848 года.

Хотя главной целью студентов являлась объединенная Германия со статусом великой державы, их политический либерализм был искренним и делал движение прогрессивной силой в годы после консервативного отступления Венского конгресса. С 1819 года движение было загнано князьями в подполье, оно заново выйдет на арену в 1840-ые годы, участвовать в нем станет более старое и более осторожное поколение{384}.

ИЮЛЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ ВО ФРАНЦИИ

В 1820-ые и 1830-ые годы дрема и бездействие были самым разумным состоянием для германских либералов и революционеров. В это же время в Швейцарии, Италии, Польше и Франции спорадические протесты и восстания поддерживали национальные движения за свободу. В особенности вывел из себя правящие круги провал династии Бурбонов во Франции. Реакцией на действия короля Карла X, подавившего неожиданную победу либералов на выборах, стала так называемая Июльская революция 1830 года. Беззастенчивое подавление королем несогласия и проведение