Могучая крепость. Новая история германского народа - Стивен Озмент

Абсолютный дух и абсолютный народ

ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЕ ТЕЧЕНИЯ

ДЕВЯТНАДЦАТОГО СТОЛЕТИЯ

Впервой половине девятнадцатого столетия многочисленные германские земли увидели расцвет демократических движений, когда правители были вынуждены или бежать, или добровольно ступать вниз с трона, позволяя создавать новые парламентские правительства. В сравнении с французской, немецкая революция бледна. Придя в ужас от организованной якобинцами анархии, немцы — как либералы, так и консерваторы — не позволили французской свободе очень далеко продвинуться вниз по социальной лестнице. Когда требовалось сделать четкий выбор, немцы предпочли политическую обособленность или подчинение революции снизу. Однако критики имелись и слева и справа. Одни ругали немецкое Просвещение, как недостаточно реформистское, другие — как неадекватно реставрационное.

Будущий немецкий канцлер Отто фон Бисмарк нашел равнодействующую в этих спорах во второй половине девятнадцатого столетия. Он появился, как национальная политическая фигура, во время предсмертных судорог Франкфуртского Национального Собрания. Бисмарк стал громоотводом для немецкой борьбы в политической сфере, сталкивая соперничавшие либеральные и консервативные парламентские фракции для обеспечения спасительного для нации — по его мнению — среднего курса, от которого часто отклонялись{406}.

В интеллектуальной сфере ряд блестящих мыслителей, практически все из которых некогда исповедовали лютеранство, последовательно обращались к жизненно важным вопросам мысли и культуры — начиная с относительно осторожного Иммануила Канта и дойдя до пика в виде яростного Фридриха Ницше. Это было связанное развитие, поскольку немецкие религия и философия не особо далеко отходили от общества и политики. В итоге восстание интеллектуалов помогло повернуть германский политический застой в один из самых продуктивных — и разрушительных — переходов в германской истории, который продолжается до сих пор, до начала двадцать первого века{407}.

ОТ КАНТА ДО НИЦШЕ

Коперниканская революция Канта

Философ из Кенигсберга Иммануил Кант может считаться величайшим умом германского Просвещения. Его аргументы открыли глаза, которые давно были закрыты, но также навесили на них и новые шоры. Диалектический мыслитель в германской дуалистической традиции, Кант ограничивал знания, делая их строго научными — то, что он называл «чистым разумом». Тем не менее, он возвышал знания, демонстрируя трансцендентальную нравственную сторону, или «практический разум». Возвышая человеческую природу, ставя голос Бога в ее основу, он также укорачивал ее, ограничивая этот голос интроспектвным сознанием. Таким образом, он делал именно индивидуума (не общество и не политику) целью критических замечаний. Для консервативной Германии перед эпохой перемен учение Канта, объединявшее как старый, так и новый мир, казалось идеальной философией.

В серии дерзких и вызывающих работ Кант анализировал силу человеческого разума, воли и суждения. Для простых смертных его выводы вновь оказывались как лестными, так и ставящими на место. Они были лестными, поскольку Кант демонстрировал, что известный мир в большей мере является созданием сознания, чем каким-либо зеркальным отображением самой реальности. Ставящими же на место их можно считать, поскольку то, что разум может надежно знать, показывалось Кантом, как ограниченное и субъективное. Сфера истинного знания, хотя и наиболее точная, наиболее мала из-за безжалостности чистого разума.

Философы и теологи, которые хотели авторитетно говорить о жизненно важных духовных реальностях — Боге, душе, свободе и бессмертии — находили новые ограничения Канта обескураживающими{408}. Чтобы быть уверенным, чувственные и рациональные силы человека могут надежно воспринимать, обрабатывать и классифицировать объекты окружающего его мира. Но эти земные реальности известны только как «явления»: их отличительные черты и особенности, или «сути» — Dingen an sich [Dingen an sich — вещь в себе. — Прим. перев.] — навсегда остаются скрытыми. Кроме перьев и чешуи, что такое курица или рыба? Разум не может определенно сказать; внутренние отличительные черты вещей остаются «ноуменальными» за чувственным восприятием и определенным охватом. Одним словом, человеческий разум знает лишь то, что находится прямо у него перед глазами, да и то — только на поверхности. Для Канта это не было ни скептицизмом, ни атеизмом — просто четким признанием человеческих ограничений.

Тем не менее, пока чистый, или научный разум быстро ударяется в стену, разум в полном охвате имеет свойства воли и суждения, которые позволяют ему выходить за эмпирическое. Таким образом, Кант положил в основу доводов и исходил из «практического разума», своего рода нравственного ума, имеющего доступ к впечатляющему, в случае демонстрации, духовному и трансцендентальному миру. Порог такого знания лежит за чистым разумом, тем не менее, практический разум может «интуитивно воспринять» этот мир. Чистый разум знает меньше вещей с большей уверенностью, в то время как практический разум воспринимает больше вещей, но не столь хорошо.

Кант определил трансцендентальные силы разума из прочувствованной предрасположенности к добру, что он считал всеобщим в человечестве. Таким образом, prima facie [prima facie (лат.) — с первого взгляда, по первому впечатлению. — Прим. перев.] он доказывал существование неразрешимого нравственного противоречия внутри: действуй так, чтобы сделать происходящее по твоей воле всеобщим законом. Когда бы практический разум ни столкнулся с нравственной дилеммой, Кант считал, что внутренний максимум становится постоянным барабанным боем, открывая людей для ответа перед высшим законом и делая способными свободно выбирать добро или следовать в той же мере сильной внутренней склонности ко злу Этот внутренний закон стал основой для предположения о существовании жизненно важных духовных реальностей за пределами круга познаний чистого разума: Бог, душа, свобода и бессмертие.

В отличие от французских философов, Кант и немецкое Просвещение не могли позволить уйти традиционной религии. Однако они инициировали ее моральную реконфигурацию и окончательную секуляризацию. Кант называл это «религией внутри границ только [практического] разума», где Иисус Христос становился «историческим архетипом» или идеальным воплощением того, что практический разум интуитивно знает. В свою очередь, Святой Дух является идеальным обозначением «добра и чистой предрасположенности к добру» человечества, а библейское Золотое Правило величественно переименовывается в «категорический императив»{409}. [Золотое Правило — чего не хочешь для себя, не делай другому — отрицательная формулировка, приписывается талмудическим авторитетам Гиллелю, рабби Акибе. Для евангельского учения характерна формулировка положительная — не просто воздержание от зла, но и активное добро. — Прим. перев.]

ЯРОСТНАЯ БОРЬБА

В годы, ведущие к Немецкой революции 1848-49 годов и объединению Германии в 1871 году, либеральные мыслители разжигали искры политических перемен, в то время как консерваторы возводили брандмауэры