Пусть льет - Пол Боулз

Отдаленные множественные звуки домашней деятельности донеслись сквозь толстые стены дома скорее как череда приглушенных, едва слышимых ударов, чем как шумы, которые на самом деле можно отличить друг от друга; за годы она тем не менее научилась истолковывать их. Распахивается дверь кладовой, вечерний обход Марио по нижнему этажу, закрывает ставни и задергивает шторы, по лестнице взбирается Инес, Пако выходит на псарню с ужином для собак, она без вопросов знала, когда что происходит, как театральный капельдинер по репликам в диалоге в точности знает, как в любой данный миг выглядит сцена, а бросать на нее взгляд вовсе не нужно. Из тех приглушенных звуков теперь выбился еще один, слышимый из-за окна: по главной дороге подъезжал автомобиль, свернул в проезд, остановился где-то между воротами и парадным входом. Бессознательно она ждала, что он продлится, хлопнет дверца машины, слабо зажужжит звонок в кухне и Хуго двинется к дверям. Но ничего не произошло. Тишина снаружи длилась так долго, что Дейзи начала сомневаться, слышали ли она, как на дорожку заехала машина; может, та пошла дальше в гору.

Закончив, она выключила лампочки, скользнула в новое черно-белое неглиже, которое ей сделал Баленсиага[106] в Мадриде, поправила подушки и снова легла в постель, думая, что это, быть может, очень скверная мысль, в конце концов, — приглашать мистера Даера одного на ужин. Он легко может оробеть от отсутствия других гостей, а в особенности — от того факта, что здесь нет Луиса. «Если он лишится дара речи, о чем, ради господа бога, я тогда буду с ним говорить?» — думала она. Если хватит выпивки, он может держаться непринужденнее, но тем опаснее будет, если переберет. Подхлестываемая нервозностью в своих рассуждениях о бедствии, она стала жалеть, что так быстро отозвалась на свой порыв его пригласить. Но теперь он прибудет с минуты на минуту. Она зажмурилась и попробовала расслабиться, как ее учил один йог в Бенаресе. Удалось лишь отчасти; тем не менее в этом усилии прошло время.

Вдруг в дверь постучали. Вошел Хуго, объявляя мистера Даера.

18

Дейзи с усилием приподнялась и села, немного негодуя на то, что ее застали врасплох. Даер держал в руке портфель; выглядел он больше проснувшимся, нежели она помнила. Она мимоходом задалась вопросом, почему Хуго не взял у него портфель вместе с пальто, а еще мимолетнее не поняла, почему не слышала, как подъехало такси, но он уже приближался к кровати, а Хуго выходил и закрывал дверь.

— Здравствуйте! — сказал он, энергично тряся ее руку. — Надеюсь, вы болеете сильнее, чем видно, потому что выглядите вы отлично. — Он склонился и втолкнул портфель под стол у кровати.

— Я вообще не болею на самом деле. Это просто ишиас время от времени дает о себе знать. Сущие пустяки, дорогуша. Но я такая плакса, к черту, и терпеть не могу боли, поэтому просто себе потакаю. И вот, пожалуйста. Садитесь. — Она показала в изножье кровати.

Он повиновался, и она внимательно посмотрела на него. Ей показалось, что его глаза необычайно ярки, что все его лицо сияет необъяснимым физическим светом. Ничто не соответствовало тому, что она про него помнила; на вечеринке у Бейдауи он был беспокоен, но это беспокойство происходило из скуки или апатии, в то время как в данный момент он выглядел неуютно, напряженно, почти тревожно. Они немного поговорили; его реплики были не того сорта, которого она от него ожидала бы; не умнее и не глупее, они вместе с тем, казалось, исходили от иного человека. «Но опять-таки откуда мне знать, каков он? Я вообще с ним едва знакома», — размышляла она.

— Приятно зайти внутрь, где тепло, — сказал он. — Снаружи промозгло.

— Я так понимаю, ваше такси не отапливалось. Если машину не привезли сюда на прошлой неделе, обогреватель в ней уже будет сломан. Марокканцы абсолютно гениально все ломают. Если хотите от чего-то избавиться, просто дайте марокканцу потрогать, и оно развалится на куски, когда он вам это будет возвращать. Они просто фантастика! Что за деструктивный народ! Боже! Выпить сейчас принесут в любую минуту. А пока расскажите мне о себе. — Она передвинулась в глубину кургана из подушек у себя за спиной и вгляделась в него с выражением человека, которому сейчас расскажут длинную историю.

Даер резко глянул на нее.

— О себе, — сказал он, снова переведя взгляд вбок. — Особо нечего рассказывать. Все то же самое. Мне кажется, вы почти все и сами знаете.

Теперь, когда все было устроено — Тами ждал в зарослях мимозы под садом, а джилали отрядили за лодкой, чтобы привел ее на пляж в Уэд-эль-Ихуде у подножия утесов, — ему уже не терпелось отправиться, и его тревожило, как бы что-нибудь непредвиденное не расстроило его планы. Приход Уилкокса, к примеру, с неожиданным визитом после ужина — вот была мысль, чьи безграничные возможности бедствия его парализовали; он заставлял себя думать о чем-нибудь другом.

— Вы видели нашего глупого Джека с позавчерашнего вечера? — неожиданно спросила Дейзи, как будто была у Даера в уме.

Он ощутил такую острую тревогу, что потребовалось большое усилие, чтобы медленно повернуть голову и посмотреть на нее с тщательно напускным выражением озабоченности, обращающейся в небрежный интерес.

— Я за него тревожусь, — говорила она. — И меня, разумеется, не успокоило ваше описаньице его поведения.

Но он подумал: «Позавчера вечером? Почему позавчера вечером? Что тогда произошло?» У него в уме вечеринка во дворце Бейдауи случилась много недель назад; ему не пришло в голову, что Дейзи имеет в виду ее.

— Нет, я его не видел, — сказал он, забыв даже, что завтракал с ним нынче же утром.

Вошел Хуго, вкатывая столик, уставленный бутылками и стаканами.

— За свою жизнь я если чему и научилась, то одному, — сказала Дейзи. — А именно — что крайне бесполезно давать кому-нибудь советы. Иначе я бы попросила Луиса с ним поговорить. Он бы мог что-нибудь из него вытащить. Потому что у меня отчетливое ощущение, что он что-то задумал и, чем бы оно ни было, ему не выйти сухим из воды. Поспорим на десять фунтов, что не выйти? Десять фунтов! Почему вы принесли только несколько кусочков льда? Несите целую вазу, — окликнула она Хуго, когда он закрывал за собой дверь.

— Не знаю, — сказал Даер. «Чего не знаю?» — подумал он, подавляя в себе щекотку рассмеяться вслух. — Джек вполне осторожен. Его не так просто обвести вокруг пальца, знаете. Как-то не вижу, с чего бы он попадал в какие-то серьезные неприятности.

Он чувствовал, что должен положить конец этому разговору, иначе тот принесет ему несчастье. Простой факт, что он в данный момент находится в том положении, когда может относиться к теме безразлично, хотя равнодушие его — напускное, — казалось, указывает на вероятность бедствия. «Гордыня перед крахом», — подумал он. То был миг смирения, миг, когда нужно постучать по дереву. Его беспокоило выражение «выйти сухим из воды».

— Я не знаю, — повторил он.

— Десять фунтов! — подчеркнула Дейзи, передавая ему виски с содовой.

Он медленно отпил, говоря себе, что превыше прочего не должен напиваться. По истечении десяти минут или около того она заметила, что он не пьет.

— Что-то не так с вашей выпивкой! — воскликнула она. — Что я натворила? Дайте сюда. Чего добавить? — Она потянулась к стакану.

— Нет-нет-нет! — возразил он, не выпуская его из рук. — Все отлично. Меня просто отчего-то не тянет пить. Не знаю почему.

— Ага! — вскричала она, как будто совершила великое открытие. — Понимаю! У вас кислотность повышена, дорогуша. Как раз тот самый миг, когда нужно немного маджуна. Мне и самой сегодня виски не очень хочется. — Она освободила место для стакана среди пузырьков и тюбиков на ночном столике, выдвинула ящик и вытащила маленькую серебряную шкатулку, которую передала ему. — Попробуйте, — сказала она. — Только никому об этом не говорите. Все людишки в Танжере будут скандализованы — кроме марокканцев, само собой. Эти едят все время. Только это и позволяется бедняжкам, раз алкоголь запрещен. Но европеец, назареянин? Потрясающе! Непростительно! Ниже и падать некуда! Танжер — выгребная яма беззакония, как говорят ваши американские журналисты. «Вашему корреспонденту из достоверных источников сообщили, что некие члены английской колонии начинают свою вечернюю трапезу с блюда под названием маджун, также известного как гашиш». Боже праведный!

Он с интересом глядел на шесть кубиков зеленовато-черных конфет, которые заполняли собой всю шкатулку.

— Что это? — спросил он.

— Маджун, дорогуша. Маджун. — Она протянула руку, взяла кубик и раскусила его напополам. — Возьмите себе. Не очень вкусно, но лучше в Танжере нет. Мне его достает мой милый старина Али. — Она позвонила в колокольчик.