Смерть пахнет сандалом - Мо Янь

пару раз, и он не сделал ей ни одного комплимента, она упрямо считала, что они с ним уже понимают друг друга без слов и рано или поздно переплетутся шеями, как уточки-мандаринки[73]. Когда на улице женщины перешептывались и спорили между собой о том, какой на вид будет супруга уездного, которая должна была вот-вот предстать перед ними, ее лицо невольно вспыхивало, словно обсуждали человека из ее семьи. На самом деле она не знала, надеется ли, что его супруга окажется красива, как небесная фея, или уродлива, как злой дух в человечьем обличье. Если у нее облик небесной феи, разве Мэйнян сможет перестать думать о ее супруге? А если она уродлива, как злой дух, то разве это не будет чересчур несправедливо по отношению к нему? Она хоть и ждала наступления смотрин, но и боялась их приближения.

С петухами она проснулась, насилу дождавшись, когда начнет светать. Не хотелось ни готовить, ни тем более наряжаться. Она ходила туда-сюда из дома во двор и обратно, и на ее необычное поведение обратил внимание даже тупоголовый Сяоцзя, как раз резавший свинью.

– Жена, ты чего бегаешь туда-сюда? – поинтересовался он. – Подошвы чешутся? Коли так, могу помочь, мочалкой потереть.

– У кого подошвы чешутся? Живот у меня пучит, если не двигаться, проблем не оберешься! – резко и грубо прикрикнула она на Сяоцзя, сорвала цветок с гранатового дерева, пылающего, как огонь, рядом с колодцем и загадала: если будет четное число лепестков, то пойду в управу посмотреть на супругу начальника; если нечетное, то не пойду, хотя и хочется до смерти свидеться с ним.

Один за другим она стала срывать лепестки. Один, два, три… девятнадцать, число нечетное. На миг она похолодела, настроение упало до крайности. «Не считается… Когда я загадывала, я была неискренней. Так что этот раз не считается». Она сорвала еще один, особенно пышный цветок и, держа его обеими руками и закрыв глаза, взмолилась: о святые на небесах и на земле, ниспошлите мне желанное поучение… И со всей серьезностью стала отрывать лепестки. Один, два, три… Двадцать семь, нечетное. Она швырнула смятую чашечку цветка на землю и бессильно свесила голову на грудь. Подошедший Сяоцзя заискивающе, с особой осторожностью спросил:

– Жена, цветами украситься хочешь? Коли так, могу помочь приладить.

– Пошел ты вон, не выводи меня из себя! – раздраженно рявкнула она, повернулась и кинулась в дом, где упала навзничь на кан и натянула одеяло с головой.

Поплакав, она почувствовала себя значительно легче. Умылась, причесалась, достала из сундука наполовину прошитые подошвы, села, поджав ноги, на кане и усердно принялась с хрустом прошивать их, стараясь превозмочь раздиравшие ее сомнения и не слушать радостные возгласы и смех женщин на улице. Снова с дурацким смехом вбежал Сяоцзя и спросил:

– Жена, народ идет смотреть на супругу начальника, ты идешь?

Ее сердце тут же смешалось.

– Жена, я слышал, будут сласти разбрасывать! Возьмешь меня с собой половить?

Вздохнув, она сказала ему материнским тоном:

– Сяоцзя, ты что, маленький? Смотреть на супругу начальника – дело женское, что тебе там делать, единственному мужчине? Не боишься, что от стражников управы палками схлопочешь?

– Я хочу сласти половить.

– Хочешь сластей – пойди да купи.

– Купленные не такие вкусные, как пойманные.

Радостные возгласы и смех женщин на улице врывались в дом, подобно обжигающему огненному валу, больно опаляя все тело. Она с такой силой вонзила иголку в подошву, что та сломалась. Мэйнян отбросила все на кан и разлеглась на нем сама, в крайнем смятении колотя кулачками по краю.

– Жена, а жена, опять живот пучит? – опасливо прогнусавил Сяоцзя.

– Пойду! – сжав зубы, выкрикнула она. – Хочу глянуть, какова ты из себя, благородная супруга!

Она одним махом спрыгнула с кана, совсем позабыв о том, как она только что гадала на лепестках, словно идти в управу на смотрины супруги с самого начала было дело решенное. Набрала воды, еще раз умылась и, сидя перед зеркалом, накрасилась. Из зеркала на нее смотрела женщина припудренная, с яркими губами, и, хотя веки чуть припухли, красавица, безо всякого сомнения. Если уж совсем откровенно, она давно приготовила все новое, оставалось только вынуть из сундука и переодеться прямо в присутствии Сяоцзя. При виде ее груди тот возбудился.

– Славный Сяоцзя, – словно утешая ребенка, проговорила она, – жди дома, наловлю сластей и принесу тебе.

Вышедшая на улицу в красной кофте, зеленых штанах, зеленой юбке до земли поверх штанов Сунь Мэйнян походила на пышный цветок целозии. Был погожий весенний день, ярко светило солнце, нежно задувал южный ветерок, несший с собой свежий дух пшеницы, которая вот-вот должна была налиться желтизной. Волнующий южный ветер, разлитое в воздухе дыхание весны – самая что ни на есть пора для водоворота женских чувств. Сердце пылало, так и хотелось одним шагом достичь управы, но длинная юбка волочилась по земле, быстро идти не получалось. Сердце пылает, да вот досада, идешь медленно. Сердце пылает, да вот улица длинна. Решительно приподняв юбку и дав свободу своим большим ногам, Мэйнян одну за другой стала обгонять женщин, семенивших враскачку на маленьких ногах.

– Куда торопишься, сестрица Чжао?

– Тетушка Чжао, не на пожар ли спешите?

Не обращая внимания на расспросы, она пронеслась по проулку семьи Дай прямо к боковым воротам управы. Из-за стены дома Дай свешивалась половина цветов грушевого дерева. Легкий сладкий аромат, жужжание пчел, щебетание ласточек. Сорвав маленькую веточку с цветами, она на ощупь приладила ее к волосам у виска. В доме залаяла чуткая собака. Мэйнян отряхнула с себя несуществующую пыль, опустила юбку и вошла в боковые ворота управы. Привратник кивнул ей, она ответила легкой улыбкой. Прошмыгнув дальше, Мэйнян подошла к воротам в третий дворик. Здесь стоял молодой человек с черными бровями и грозным видом, с нездешним говором. На мерянии бород Мэйнян уже приметила его и знала, что он доверенное лицо уездного. Он кивнул ей, она ответила вновь тенью улыбки. Во дворике уже было полно женщин, между ними шныряли дети. Мэйнян бочком протиснулась в самые первые ряды. Впереди под навесом стоял длинный столик, а за ним два кресла, на левом восседал начальник Цянь, на правом – его супруга в парадном головном уборе с фениксами, вытянув спину в единую тонкую линию. Под пленительными лучами солнца ее красное одеяние сверкало, как алая заря. Лицо супруги прикрывала розовая вуаль, смутно виднелись лишь общие контуры ее черт, самого лица было не разглядеть. На душе Мэйнян полегчало. Она понимала, что до сего момента больше всего