Битва Деревьев - Илья Новак

— Они наделяют Вечных нашими чертами, — сказал Септанта. — И потому лишают их силы, делая подобием нас.

— Да, оплетают омелой веры, упрощают и ухудшают их. Вечные — не что-то ограниченное. Они безграничны. И что же, мы будем держаться лишь той их части, которую нам удалось заключить в узкие комнаты своих разумов? Вечные творцы сущего! Иное, необъятное сознание… Как можно превращать их в столь мелочных тщеславных существ, уподобляя нам самим? Их служители лишают предмет своего служения высшего смысла, низводя до какого-нибудь самовлюбленного сида, раздраженного тем, что крестьянин недостаточно низко поклонился ему, когда поутру он выехал, чтобы полюбоваться на свои земли.

— Я понял. — Эльхант встал, подхватив меч. — И я отдохнул. И потому я повторяю: что нам теперь делать, Драэлнор?

Стоя возле расселины, старец надолго замолчал. Прислонившись к стене, Эльхант разглядывал едва заметную дымку под сводом — выход паутинного портала, одного из тех семи, что находились в пещере с горой костей.

— Положение крайне тревожно, — произнес Драэлнор наконец. — Более того, оно смертельно. Всего полдюжины дней — и как изменился мир! Я хотел проникнуть в хитросплетения порталов, ты хотел убить оллама… нет-нет, не спорь, Альвар-юнец, ты желал именно этого, пусть и подспудно, глубоко внутри себя, именно поэтому и согласился помогать мне. Так вот, теперь мы в паутине, и Брислан мертв… пусть и не твоими стараниями, но убит… вместе со всеми сынами омелы! Мы добились своего — и племени нашему настал конец.

— Мадред… — начал Септанта, но Лучшая Песня с легким раздражением отмахнулся.

— Не повторяй тот взволнованный бред, что услышал от Брислана. Никакой он не Вечный. Да оллам и сам понял это, иначе не пытался бы сражаться с ним.

— Тогда кто?

— Могучее умертвие, вот кто. Повелитель мертвецов. Риг Праха. Сильный маг. Кто угодно — но не Вечный.

— Значит, его можно убить во второй раз.

— Если это не удалось олламу? После того как какой-то пес, отрастивший острый хвост и клыки, перегрыз всех друидов Атланса? На Map Ани собрались все. Все, понимаешь? Лишь некоторые барды и филиды… Но они внуки и правнуки омелы. Из сынов ее остался только я… а я владею лишь отголоском былой силы, потому что, когда сам стал Песней — забыл все колдовские песни, которые знал, и разучился создавать новые. Прежде чем проникнуть вслед за тобой в Корневище, я был в разных местах Атланса. Мертвоживые везде. До войска Монфора весть еще не дошла, но они напали уже на питшей и оттеснили их остатки к горам. Остатки — потому что большая часть амазонок убита и стала мракобестиями. Корабельщики исчезли — все как один, горты и саилы почти уничтожены…

— А кедры?

— Кедры живы, хотя и они подверглись нападению. Лишь центр, небольшая область между Кричбором, Лесом-Шептуном, истоком Хармстрона и Баркентинами свободна от мракобестий. Весь Атланс под пятой умертвия….

— Небольшая область? Но там стоит Гора Мира.

— Именно. А он любопытен, крайне любопытен… тот, кто появился из жертвенного колодца. Ведь я разглядел его — древняя сущность. Он лишен естества, не муж — и не женщина, он умеет пропускать сквозь пальцы волокна бытия и отделять их смертную часть. Он заражает собой этот мир, он… Я витал над всякими местами, поднимался в небо, парил с грозовыми тучами, побывал даже в Слепом Пятне, где иное пространство подступило так близко к нам… но я не заглядывал под землю! Не замечал, что происходило там все эти годы. Что подняло мертвоживые войска из глубин? Почему именно сейчас умертвие обратило взор к поверхности?

— Что такое Слепое Пятно?

— Разрыв бытия, прореха. Его создало древнее могучее заклинание, через него Первых Духов, о которых я рассказывал тебе, выбросило наружу. Ну а риг Праха…

— Что ему надо от нас?

— А что надо ригу, который направляет армию против соседнего туата? Что было надо Гораку, когда его орда перешла Кору? Много вкусной еды, много хорошего вина. Много красивых женщин, ни одна из которых не может отказать. Чужие земли. Власть. И умертвию осталось совсем немного — всего лишь разбить войско, что идет с Монфором… после этого дети деревьев будут побеждены.

— Так что же делать? — повторил Эльхант.

— Спустимся.

По каменному каскаду они сошли в большую пещеру.

— Но кое-что мне все же ведомо, — задумчиво пробормотал старец, разглядывая пряди света, свисающие со свода. — Я знаю, что Кольцо золотое покоится где-то в земных глубинах, там… — Лучшая Песня притопнул ногой.

— И умертвие ищет его? — предположил Эльхант. — Ну так, быть может, это все же Мадред, который хочет вернуть свое Око…

— У этого существа было два глаза, разве ты не заметил? Так или иначе, ищет или нет, слышал ли о Кольце или не слышал — этого мы не ведаем.

— А откуда ты знаешь, что Око внизу?

Казалось, Драэлнор постоянно сдерживается, но веселый нрав дает о себе знать, хотя Лучшая Песня осознает, что теперь он не просто старик — старец, преисполненный мудрости, которому не пристало хихикать, показывая смешливость. Но тут он ухмыльнулся — совсем по-мальчишески.

— Для чего, по-твоему, я хотел проникнуть в паутину порталов? Почему Брислан преследовал твоего отца — да и меня — даже после того, как Альвар скрылся в Огненном Пределе, а я, сумев пропеть Лучшую Песню, стал недосягаем для козней оллама? Как думаешь?

Эльхант ничего не ответил, и старец продолжил:

— На самом деле и мы с Альваром и Брислан искали Око. До Брислана олламом был Дагда Безволосый. Он-то полагал, что Око должно пребывать, где пребывает, и лишь хранил то, чем мечтал завладеть Брислан… и мы с Альваром Гаем. Мы выкрали это в день смерти Дагды. Позже Брислан обвинил твоего отца в том, в чем обвинил, заставив покинуть срединные земли… ну а я отрекся от Гая, сказав на суде брегонов в Корневище, что никогда не поддерживал его идеи. Брегоны поверили мне, а Брислан не поверил, но вскоре лучшая песнь спасла меня от его преследований. Затем я нашел Гая в Пределе Огня, он простил меня… Так и вышло, что паутина порталов досталась Брислану, а та вещь, что мы выкрали в суматохе, когда внезапно скончался Безволосый, — вещь эта досталась нам. Твой отец отдал мне ее перед смертью, и вот теперь я возвращаю ее сыну.

Эльхант не заметил, в какой миг и откуда Драэлнор извлек свиток кожи — когда агач повернул голову, тот был уже в руке старца, лежал на ладони.

— Возьми.

— Если ты — Песнь, — произнес Септанта, хмурясь, — если твоя плоть — музыка, кости — звук трещотки, стук сердца — стук барабанов, а разум — голос певца, то… — он замолчал, не зная, как сказать то, что хотел.

Вопросительно глядя на него, старец вновь ухмыльнулся.