Поединщик поневоле - Григорий Константинович Шаргородский

искусства. Суетливым галопом пробежался по бронзовому веку и, шалея от собственной антипедагогической наглости, вломился в античность. Ранее казавшийся мне вполне стройным и даже увлекательным текст под взглядами ироничных и явно заскучавших детишек начал напрягать даже меня самого. Увы, сейчас что-то менять было поздно. Моя аудитория откровенно скатывалась в скуку, но, если честно, больше всего настораживало именно то, что сидящий на галерке Анри притих и не лез ни с расспросами, ни с замечаниями.

То, что это неспроста, стало понятно, когда, сделав очередную паузу для смены картинки на экране, я услышал, как в недрах тумбы кафедры что-то заворочалось и зашипело. Первые несколько секунд я решил игнорировать, подозревая какой-то подвох, но инстинкт самосохранения вкупе с любопытством все же заставили меня сделать шаг назад и заглянуть внутрь. И тут же мне в лицо полетела распахнутая пасть здоровенной гадюки. Тело отреагировало самым естественным образом. То есть постаралось максимально отдалиться от смертельной угрозы. Со стороны это наверняка выглядело как экзотический акробатический этюд под названием «прыжок назад с места». В итоге я вполне ожидаемо шлепнулся на пятую точку. Хорошо хоть, не перекатился через голову, накрывшись плохо застегнутой учительской мантией, которая крайне неудобна для таких кульбитов.

Аудитория разразилась хохотом, и если бы это было не в исполнении детских голосов, в которых искреннего веселья больше, чем издевки, я впал бы в форменное бешенство. И без этого эмоции удалось сдерживать с огромным трудом. Как только пришло понимание, что прямой угрозы нет, а змея всего лишь является магической иллюзией такого уровня, который я смогу достичь лет эдак через… в общем никогда, сознание затопила волна холодной ярости. Я вскочил на ноги весь взъерошенный и с дикими глазами. Удалось лишь не сорваться на крик, а просто прошипеть:

– Кто это сделал?!

То, что подобный вопрос был грубейшей ошибкой, я понял еще до того, как закрыл рот. Ребятишки тут же прекратили смеяться и уставились на меня как стайка озлобленных зверьков. От них даже слегка повеяло энергией разрушения, но то были крохи, и, слава богу, убивать меня эти мелкие мутанты не собирались. И все же ситуация не ахти. Если минутой ранее я для них был такой себе смешной диковинкой, с который можно поиграться, то сейчас становился врагом. Это крайне плохо. И не потому, что я их боялся. Да, публика непростая, но все равно по злобе и отмороженности она уступала моим одноклассникам. Просто в этот момент я понял, что из меня учитель как из навоза пуля и никакая маска Филиппа Андреевича не поможет.

И все же ситуацию нужно было как-то спасать. Глубоко вздохнув, я поправил мантию и посмотрел на злобно пялившуюся на меня аудиторию.

– Ну что же, вынужден признать, задумка неплохая. Точнее, хорошо получилось исполнение, а вот суть примитивна и груба. Хорошую шутку тоже можно считать отдельным видом искусства. Но нужно учитывать, что шутки по своей сути разделяются на три вида. Первый – когда смешно только инициатору. Это явный признак деспотизма и зарождающейся социопатии. Второй вид – когда смешно всем, а одна или несколько жертв испытывают исключительно негативные эмоции. В этом случае мы имеет признаки такого явления, как буллинг, или, проще говоря, травля. И третий вид шутки, единственный, который можно назвать искусством, это когда смешно всем – и инициаторам, и зрителям, и даже жертвам. Достичь такого эффекта очень сложно, ведь это требует особого подхода, напряжения не только организационных способностей, но и творческого начала, глубокой аналитической работы и развитого чувства юмора. Проще всего заставить кого-то испугаться. Страх – самый прямой и простой инструмент. Самый очевидный и доступный, как палка или камень в руке дикаря. При этом, как ни удивительно, именно страх является одним из главных движущих мотивов как деструктивных действий, так и созидательных. Что вы знаете о страхе, месье Шторм? – Я вопросительно уставился на Анри.

Можно было бы задать вопрос кому-нибудь другому. К примеру, девочке с сиреневыми волосами, без особого успеха прикрывавшими острые, практически эльфийские уши, но я не знал ее имени, поэтому обращение было бы смазанным. К тому же прямой вызов альфе этой группы не мог остаться без ответа. Так оно и получилось.

– Ничего не знаю. Страх для слабаков.

– Не скажу, что согласен с вашим замечанием, ведь из него выходит, что организатор этой примитивной шутки испугался последствий, иначе не преминул бы заявить о себе.

– Это сделал я! – тут же вскинулся Анри, но слишком поздно, и его возглас я просто пропустил мимо ушей.

– В данном случае мы имеем дело всего лишь с одной из множества разновидностей страха. Страх вообще по своей многогранности может соперничать с таким понятием, как любовь. Причем страх не только сподвиг месье Шторма скрыть свое авторство, он же побудил пошутить над новым учителем. Это был страх потерять доминирующую роль в вашем коллективе.

А вот теперь от пацана повеяло энергией разрушения большей концентрации, но до выброса малефика далеко, так что тормозить я не собирался.

– Мало того, именно страх был основным мотиватором для величайших творцов в истории человечества. Это страх прожить жизнь, не оставив после себя ничего важного, остаться в серой массе и раствориться в истории без следа. Месье Шторм сказал, что ему неведом страх. Наверняка многие из вас тоже так считают. И, как мне кажется, ошибаются. Так что темой нашего следующего занятия будет именно страх. Думаю, мне есть чем вас удивить. На этом урок закончен. Можете покинуть аудиторию.

Понятия не имею, что нужно делать по правилам – самому выйти или же дождаться, пока помещение покинут студенты. Как-то не додумался уточнить у Луи. Но уходить не хотелось – оставлять поле боя за соперником как-то несолидно. Ситуация не самая простая, поэтому я не придумал ничего лучше, как уподобиться моему наставнику по магическому фехтованию. Конечно, до эльфийской растительной неподвижности мне как на четвереньках до Фудзиямы, но попытка не пытка. Замерев на месте, я с легкой улыбкой на губах смотрел на все еще сидящих за столами детишек.

Постепенно аудитория пустела, и последним, как капитан тонущее судно, ее покинул Анри. Но сначала он подошел к кафедре и с вызовом уставился на меня, демонстративно положив руку на торчащую из-под полы расстегнутой мантии рукоять палочки. Взгляд этого монстрика был колючим и холодным. Уверен, он уже не раз умудрялся пугать им взрослых дяденек и тетенек, особенно из обслуживающего персонала, а может, и преподавателей, но, во-первых, я понятия не имел, на что действительно способны эти