Заговор в начале эры - Чингиз Абдуллаев

– Каким образом? – сдержанно спросил Цезарь.

– По римским обычаям, весталка, нарушившая обет девственности, должна быть предана казни, – сурово сказала Домициана, с трудом сдерживая свой гнев, – у нас не может быть исключения из коллегии. Виновная должна быть предана земле.

Цезарь содрогнулся. Он знал этот дикий римский обычай, по которому весталку, виновную в прелюбодеянии, предавали страшной казни – закапывали живьем.

– Но в последние сто лет не было такого наказания, – осмелился напомнить верховный жрец.

– Тем хуже для нас. Именно поэтому наш город сегодня переполнен ложью и развратом. Я требую наказания Постумии, – твердо сказала Домициана.

Цезарь помрачнел.

– Хорошо, – выдавил он, – я подумаю.

– Как долго? – спросила старшая весталка, и верховный жрец вдруг понял, что столкнулся с самым страшным видом непримиримости – религиозным фанатизмом в сочетании со своеобразной реакцией уязвленного самолюбия старой девы, не имеющей шансов выйти замуж и понравиться мужчинам.

– Я скоро дам ответ, – сказал Цезарь, – это не совсем обычное дело.

– Я буду ждать десять дней. Всего десять дней, – подчеркнула Домициана, – после чего обращусь к трем фламинам, главным жрецам Юпитера, Марса и Ромула. Их согласия на казнь будет мне вполне достаточно, – закончила старшая весталка и, не попрощавшись, вышла из атрия.

После ее ухода Цезарь долго не мог прийти в себя, стараясь унять охвативший его гнев. Любой вид фанатизма, злобного, упрямого невежества в сочетании с истовой верой в ложные постулаты, раздражал Цезаря. Требования Домицианы оскорбляли не столько чувства, сколько разум верховного жреца.

Лишь через несколько часов, сумев остыть, Цезарь вспомнил, что давно хотел зайти в школу Аполлодора, и поспешил одеваться. Среди многочисленных обязанностей верховного понтифика был и общий надзор за состоянием воспитания и учебы подростков в римских школах.

Система образования Римской республики гармонично сочетала в себе воспитание и развитие молодого человека, как будущего воина и государственного деятеля, охватывая все стороны жизни – интеллектуальную, эстетическую, физическое совершенство и нравственность. Римские преподаватели, перенявшие многое у греков, сумели синтезировать лучшие образцы греческих школ, выработав единую систему образования. В римских школах были подготовлены блестящие плеяды воинов-философов, государственных мужей, одинаково хорошо владеющих мечом и словом.

Некоторая однобокость образования в греческих школах, где готовили плохо образованных воинов, как в Спарте, или схоластов-философов, как в Афинах, была решительно отвергнута римской методикой образования. Эстетическое и интеллектуальное развитие гармонично сочеталось с физическим, не подавляя друг друга. Хотя справедливости ради следует отметить, что общий уровень эстетического развития молодых римлян был неизмеримо ниже их сверстников из Греции.

В семь лет дети поступали в школы для обучения азам арифметики и литературы. Через несколько лет, пройдя первую, начальную стадию обучения, подростки поступали в другую школу, где занимались в основном с преподавателями грамматики. Здесь же им преподавали историю, музыку, литературу, обращали большое внимание на физическое развитие.

Последняя стадия обучения включала в себя постижение риторики, философии, астрономии. Некоторые богатые римские семьи отправляли своих детей в Грецию и другие страны для более полного и всестороннего обучения после завершения всех трех стадий римской школы. Именно такое образование получили Цицерон и Цезарь, обучаясь на Родосе у Аполлония Молона.

Пергамский ритор Аполлодор, ученик Аполлония Молона, открыл свою школу в Риме два года назад и уже получил известность далеко за пределами «Вечного города», мудро сочетая в своей школе все три стадии обучения. В его школе лекции читали лучшие преподаватели Рима. Историки Тит Ампий и Марк Акторий Назон, грамматики Луций Аппулей и Асконий Педиан, поэт Гай Лициний Кальв, комедиограф Децим Лаберий, астролог-пифагореец Публий Нигидий Фугул, риторы Луций Вольтаций Пилуй и Авл Цецина – таков был далеко не полный перечень преподавателей, выступающих в этой школе. Лучшие римские ораторы, сенаторы, консулы считали за честь выступить в школе Аполлодора перед его воспитанниками.

Уже при подходе к школе Цезарь услышал громкие голоса спорящих учеников. В школе Аполлодора споры поощрялись, и молодым людям была предоставлена возможность отстаивать свою точку зрения даже в спорах с преподавателями. Пройдя портики небольшого здания, Цезарь вошел во двор. Двое подростков, одетых в претекту, яростно защищались от нападок остальных ребят, которые были недовольны их упорством. Прислушавшись, верховный понтифик понял, что ребята защищают философию Демокрита, отстаивая ее основные постулаты.

– Значит, после смерти вы двое распадетесь на атомы и будете лишены бессмертия, – с вызовом крикнул один из оппонентов двух ребят.

– Они отвергают учение Аристотеля, – с гневом сказал другой.

– Неправда, – возразил один из подростков, – и ты, Марций, знаешь, что я согласен с философией Аристотеля, но я принимаю и этику Демокрита, ибо в ней есть рациональное зерно о видиках, которые и составляют основу больших тел.

– Нельзя примирить божественное учение Аристотеля с богохульными утверждениями Демокрита, – громко сказал Марций, – невидимые атомы не могут существовать в природе, и ты, Марк, никогда не сумеешь нам это доказать. Вы с Секстом считаете, что ощущения всего ложны, ибо нами управляют фигуры и видики Демокрита. Лучше верить в богов, чем в невидимые атомы.

– Но боги и создали из этих атомов наши тела и мир, окружающий нас, – терпеливо объяснял своему горячему оппоненту Марк.

Заинтересованный Цезарь подошел поближе к спорящим.

– Ты еще не нюхал ученой пыли, а берешься судить о вещах тебе неведомых, – сказал Марций.

– Это верно, – заметил стоявший рядом с Марком Секст, – именно поэтому в твоей душе меньше атомов, чем предполагал Демокрит.

Ребята громко засмеялись. Преподаватель, внимательно слушавший их, наконец, заметил Цезаря и поспешил приветствовать великого понтифика. Подростки учтиво поздоровались с Цезарем. Многие смотрели на него восхищенными глазами – имя Гая Юлия было известно всему Риму.

– Пусть боги пошлют удачу Цезарю, – громко сказал преподаватель, – я рад приветствовать тебя в нашей школе.

Цезарь улыбнулся:

– Я давно собирался навестить вас, но события последних дней не давали мне такой возможности.

– Ты прав, – вздохнул преподаватель, – иногда мне кажется, что всем нам не хватает мудрости. Эти раздоры губительны для нашей республики.

К ним уже спешил сам основатель школы, Аполлодор. Высокого роста, подтянутый, с правильными, тонкими чертами лица, одетый в греческую хламиду, он заметно выделялся своей гордой осанкой и живым блеском пронзительно-черных глаз, выдававших в нем уроженца юга.

– Я рад приветствовать верховного понтифика Рима у нас в школе, – начал Аполлодор, – ты давно уже не был у нас, с самого начала учебного года.

– Да, – согласился Цезарь, – последний раз я был у вас до праздников Минервы. Но я много слышал об успехах твоей школы, доблестный Аполлодор. Твоя слава достигла берегов Понта и Геркулесовых столбов.[115]

– Ты слишком любезен, Цезарь, – спокойно, с достоинством заметил ритор.

– Я хотел бы побеседовать с некоторыми твоими учениками, – попросил Цезарь.

– Они перед тобой, – показал Аполлодор, – выбери сам.

Цезарь сам показал на ребят:

– Вот этих.

Он умышленно отобрал двух подростков и их основных оппонентов. Остальные, попрощавшись, пошли с преподавателем. Цезарь и Аполлодор остались с четырьмя учениками, внимательно и настороженно смотревшими на верховного жреца.

– Вы будущие граждане Рима, – начал Цезарь, – и я думаю, вы сможете стать достойными славных деяний наших предков. Рим верит вам, но никто не должен уповать на славу отцов. Каждый сам должен будет завоевать себе славу, оставаясь достойным гражданином Рима и нашей республики.

Четыре пары мальчишеских глаз смотрели на Цезаря, и он вдруг понял, что здесь не нужны громкие слова, и поэтому широко улыбнулся.

– Думаю, что вы четверо еще сумеете прославить свой род, наш город. А мы вправе рассчитывать на вашу доблесть и скромность.

Напряжение тут же спало. Ребята задвигались, заулыбались.

– Великий Демокрит, – продолжал Цезарь, – сказал, что ни искусство, ни мудрость не могут быть достигнуты изначально, если им не учиться.

При этих словах лица подростков вспыхнули.

– Самое страшное для гражданина, – продолжал Цезарь, – это невежество. Невежество ведет к вырождению отдельных граждан, больших родов и целого народа. Не только силой оружия побеждали мы повсюду, но и силой знания. Не потому ли маленькие отряды греков побеждали орды варваров. Если воин знает, за что он воюет, если он умен и хитер, его силы возрастают впятеро. Этого никогда нельзя достичь только за счет физического совершенства. Великий Александр учился у Аристотеля и благодаря этому был великим знатоком не только военного дела, но и человеческих душ.