Ушма - Алексей Наумов

мысли были далеки от спящей дочери. Олег вновь был там, в овраге, и запах влажных испарений земли, древесной гнили и свежей крови снова витал в его ноздрях, а тело ощущало последний трепет ускользающей из-под него жизни, и это восхитительное чувство было не передать никакими словами.

— Эй, ты чего как в воду опущенный? — окликнул его приятель и кивнул на дочь. — Что, не даёт поспать засранка?

— Да нет, прост рыбачить ездил…

— Ишь ты, — завистливо присвистнул мужчина. — И когда ты только всё успеваешь… Много наловил?

— Порядочно…

— Ну, а так, вообще, хорошо посидел?

— Хорошо…

— Вот и молоток. Я вот тоже думаю рыбачить начать. Дело то нехитрое — наливай, да пей! Ладно, давай… Привет Людмиле.

Мужчина отошёл. Олег развернув коляску и направился к дому. Скоро нужно было кормить малютку, и он не хотел, чтобы она плакала. Что ни говори, а он был заботливым отцом.

Глава 6

В конце июля, Олег отвёз Людмилу с ребёнком и тещей на дачу, и навешал их там каждые выходные. Иногда, в основном из-за стояния на переезде, на дорогу у него уходило более 5 часов, но он терпел, зная, что его ожидает награда. Он приезжал за полночь, целовал малышку, болтал с женой, спал три-четыре часа и, несмотря на робкие протесты, уезжал на «рыбалку».

Его поиски становились всё более жестокими и изощрёнными, а сам он чувствовал себя уверенней и уверенней, всё видя, всё подмечая, и всё менее страшась быть пойманным. Он чувствовал необычайный душевный подъём и прилив сил. Его зрение и слух обострились, а тело окрепло. Летом бассейн был закрыт, но он взял за правило каждое утро подтягиваться на турнике во дворе и ходить пешком всюду, где только было можно. Он во всех отношениях был в отличной форме и понимал, что это не предел. Он вновь перечитал книгу о тиграх-людоедах, а также отыскал другую, о людоеде-леопарде, которая произвела на него едва ли не большее впечатление, так как этот сравнительно небольшой хищник убил и съел более 100 человек. Больше всего, Олега поразила та спокойная, хладнокровная дерзость, с которой зверь проникал в дома, где спало множество людей, и неспешно выбирал себе среди них подходящую жертву. Отныне, он был его кумиром, и Олег желал превзойти его достижение.

«Я понимаю тебя… — думал он, встречая сумерки в своей беседке. — Ты просто однажды перестал бояться людей… Ты всегда взирал на них с уважением, как на богов, но затем, ты понял, что они просто дичь, и притом дичь слабая и безвольная… Ты убивал и пожирал их слабые тела, и они сами начали бояться тебя… И тогда они сделали своим богом тебя… Ты стал их хозяином… Ты убил всего сотню, но подчинил себе сотни тысяч… Ты — великий… Я понимаю тебя… Да, понимаю…»

Однажды, после долгого, бесплодного ожидания близ старого песчаного карьера, где он четырежды менял место своей засады, но так и не смог никого подстеречь, на обратном пути, он заметил на просёлочной дороге женщину в лёгком сарафане. Она явно спешила на автобус. Олег быстро обогнал её и, удостоверившись, что на остановке никого нет, спрятал автомобиль вглубь леса и поспешил ей навстречу.

Он напал на неё, когда до остановки было не более 50 метров. Ударил, он схватил её за волосы и затащил в кусты. Пока он насиловал её, приехал автобус. Он хорошо видел разморенные от жары лица пассажиров внутри, но они не видели его. Глядя на них, он чувствовал себя тем самым леопардом и медленно слизывая кровь женщины, а едва автобус отъехал, продолжил.

Удовлетворив свой первый порыв, он заметил, что женщина пришла в себя. Тогда он накинул ей на шею верёвку, велел подняться, взять свою сумку и идти с ним. Шатаясь, она прошагала вместе с убийцей пару сотен шагов до молодого ельника. Там он вновь приказал её лечь и изнасиловал второй раз, придушив под конец до состояния глубокого обморока.

Но и этого ему показалось недостаточным. Женщина пахла так возбуждающе, её кожа была такой нежной, а фигура столь соблазнительной, что он решил не торопиться…

— Тебя же никто не ищет, моя кошечка… — мурлыкал он ей в ухо. — Никто… Здесь только ты и я… Я и ты…

Он провёл на ней ещё около полутора часов, превратив её в помертвевшую от ужаса сексуальную рабыню, что было абсолютным переделом его мечтаний. К концу пытки она настолько обессилела, что больше не реагировал на его намеренно жестокие и извращённые проникновения и жадные укусы. Но ему было хорошо и так. В пионерлагере, ночами, он часто мечтал о том, чтобы пробраться в женскую половину корпуса и изнасиловать там спящую девочку, причём так, чтобы она не проснулась. Он часами представлял себе её мягкое, тёплое ото сна, податливое тело и теперь, его давнишние грёзы превратились в реальность. Вжав её лицо в землю, он брал и брал её, то раздвигая ей ноги, то напротив, крепко зажимая их между своими, и все плечи несчастной были сплошь испещрены следами его зубов. Волчонок мстил, мстил за все свои вымышленные и настоящие обиды, за все отказы, все издевательства и просто потому, что это ему нравилось. Он выкручивал ей руки, рвал волосы, так что смерть стала для неё сладким даром, который он, нехотя, наконец-то решил ей преподнести.

Она умерла тихо, сразу, не шелохнувшись, но он ещё минут 10 глумился над её телом, прежде чем оттащил его в яму и забросал лапником и мусором. Сумку он бросил туда же, предварительно взяв из кошелька все деньги. Их было немного, но ему как раз хватило, чтобы купить вдоволь рыбы к обеду и ужину, да ещё и угостить ею своих соседей.

Эта внезапная, дерзкая, ошеломительная победа, стала для него новой ступенью. Сонное равнодушие пассажиров автобуса, лениво таращащихся в окна, запало ему глубоко в душу. Он окончательно уверовал в то, что никто, никому не нужен и стал действовать ещё решительнее, и в то же время, в нём окрепло то особое, звериное чутьё, предупреждающее его о возможной опасности.

Так, спустя неделю после этого случая, он не тронул девочку лет 10 безмятежно шагавшую по дороге к пруду вдоль густых кустов ивы. Ему будто бы послышался чей-то голос, властно приказавший ему не шевелиться, и он замер, внимая этому гласу, а несколько секунд спустя, из-за поворота на бешеной скорости вдруг вылетел велосипедист, по-видимому отец девочки, и, догнав ребёнка, спешился и