Ушма - Алексей Наумов

Он крепко ухватил её за волосы и повернул головой в сторону трупа. Она захрипела, заплакала и закрыла глаза.

— Открой! — строго приказал он, натягивая верёвку. — Открой глаза или я их вырву!..

Она открыла, но вряд ли что-либо увидела, потому что страх окончательно парализовал её, и она больше не имела никакой воли.

— Ты — шлюха… — забормотал он, медленно затягивая верёвку и теснее прижимаясь к её телу. — Ты — шлюха… Скажи это… Ну!..

Ему пришлось повторить дважды, прежде чем она поняла, чего он хочет.

— Хорошо… А теперь, скажи, что ты хочешь меня, — приказал он.

Она сказала.

— А теперь скажи, что ты хочешь, чтобы я взял тебя вот так…

Она повторила его слова, и он вошёл в неё сзади, намеренно стараясь причинить как можно большую боль и где-то на полпути, резко затянул удавку, чтобы уже не отпускать её до самого конца…

Они долго бились в судорогах на залитой кровью траве и когда, наконец, оба замерли, в живых остался только один, и его вздох был вздохом довольного зверя.

Закончив с ней, он склонился над мёртвым юношей и с нескрываемым презрением начал его разглядывать. Он потрогал его ягодицы, брезгливо оглядел член, а затем улыбнулся. Пошарив на спущенных штанах мертвеца, он вытащил его нож и начал кромсать живот и пах юноши, пока не превратил его в месиво. Не удовлетворившись этим, он выколол ему глаза и изрезал грудь и только после этого успокоился. Теперь он был окончательно удовлетворён. Пнув мёртвое тело ногой, он вновь переполз к девушке и рутинно ударил её дважды по затылку своим «перстнем». Затем он стащил с себя майку, разорвал рубаху девушки и начал вытираться. Напоследок, он отыскал в траве её трусики и сунул их в карман.

— Счастливо оставаться, — сказал он и хмыкнул. — Больше так не делайте!..

Потом он быстро зашагал обратно, стараясь держаться тени деревьев и остановился только пару раз, чтобы бросить горсть табака на свой след.

У машины, Олег тщательно умылся, посмотрелся в зеркало, причесался и поспешил прочь. Он собирался вернуться другой дорогой и, хотя это означало, что ему придётся сделать крюк в добрые 60 километров, он был рад. Ему хотелось немного побыть одному, наедине со своими мыслями и когда дорога была пуста, он кричал в тугую струю воздуха, врывающуюся в опущенное окно:

— Я ваш хозяин! Я! Я! Я! Я-а-а-а!

По пути он остановился у родника и ещё раз умылся в его ледяной воде. Кто-то прикрепил дешёвую иконку в развилке дерева над источником. Он улыбнулся ей и покачал головой:

— Я здесь Хозяин…

Затем он продолжил свой путь и около трёх был дома, не забыв заехать в рыбхоз и купить двух отменных лещей и десяток карасей, размером с мужскую ладонь. Людмила сварила к его приезду отличные щи, и они ещё не остыли, когда он их ел, урча как кот. Только вот сметаны к ним не было, но он не сильно расстраивался.

— Вот и лету конец, — сказал он тем вечером, сидя с женой в беседке.

— Да, — согласилась она. — Жаль…

— Да, — кивнул он. — Жаль. Но будет новое, верно?

— Конечно будет, — улыбнулась она. — И у нас прибавится забот…

— Это ничего, — ответил он. — Мы справимся. Хорошо бы только, чтобы следующее лето не дождливым было…

— Да, хорошо бы… Пойдём спать?

— Иди, я ещё немного посижу. Больно уж вечер хороший…

— Не задерживайся… — игриво сказала Людмила, и ему вдруг стало противно.

— Да, да, конечно… — пробубнил он. — Скоро буду…

Он посидел на крыльце ещё минут десять, а потом подошёл к машине, открыл багажник, развернул промасленную рубаху и вытащил что-то небольшое и светлое. Он помял это в руках, улыбнулся, аккуратно убрал обратно и в два прыжка взлетел на веранду дома.

— Я иду! — сказал он. — Кто не спрятался, я не виноват!

Глава 5

Зима была снежной. Замело всё и вся, и в конце апреля кругом ещё лежали огромные сугробы. Но затем, буквально в пять дней, всё стаяло, и когда они в первый раз вышли с дочкой на прогулку, было уже жарко.

Суета с младенцем мало коснулась его, ибо и он и Людмила были воспитаны в твёрдом убеждении, что дети, это забота женщины, а не мужчины. Ее мать часто повторяла что — «Женщина должна страдать, такова её доля» и вся её собственная жизнь была подтверждением этого нехитрого заблуждения. В конце марта теща практически переехала жить к ним в квартиру и помогала во всём.

Олег не возражал. Он был всем доволен. Дочь росла крепкой и здоровой, отлично ела и принесла гораздо меньше хлопот, чем ожидалось. Он с удовольствие нянчился с ней после работы и охотно выходил гулять с коляской, а на все усмешки мужчин-соседей смотрел свысока. Теперь он знал себе цену и их мнение его мало интересовало. Он смотрел на жён и детей этих насмешников совершенно другими глазами и нередко представлял, как бы они выглядели, если бы он раскрыл им свою сущность? Какие бы у них сделались глаза, какими оказались на вкус их волосы, кожа, кровь? Сопротивлялись бы они или отдавались бы покорно и безропотно? Он сам задавал себе эти вопросы и сам же отвечал на них. Это была его маленькая игра, к которой он постоянно прибегал, чтобы скоротать время и ещё раз подчеркнуть свою особенность.

«Они ведь и сами, все они, все кого я знаю, мечтают о таком… — думал он. — Я уверен… Я знаю… Они хотят властвовать над женщинами, но не могут, потому что боятся… Но я другой… Я больше не боюсь… Я владею ими и буду владеть… Я Хозяин»

Вот, к примеру, ему навстречу шла жена Виктора из третьего подъезда, высокая, нервная блондинка с точёными ногами и капризно вздёрнутым носом. Он точно знал, какой бы жуткий визг она устроила, набросься он на неё. И он также знал, что загляни он в её глаза тем, особенным своим взглядом, она бы вмиг присмирела, и была бы мягка и податлива, точно кукла, в точности исполняя всё, что он пожелает.

Такой же была его новая соседка, Лена, до смешного похожая на женщину с каштановыми волосами, убитую им вместе с её любовником. Благодаря невысокому росту и худобе, в свои 25 Лена умудрялась выглядеть как невинная школьница, но в её взгляде скакали шальные искры, и она пару раз строила ему глазки. С ней тоже не возникло бы проблем.

Другое дело Светлана,