По лезвию судьбы - Алина Савельева

— Что за маршруты у тебя? Два с половиной месяца случайно тут катаешься!

— Семьдесят пять дней. Это тысяча восемьсот часов.

— Ужас. Это я про персонал. День за два считали им, когда ты приезжал. Разорюсь на премиях из-за тебя.

Моему счастью не было предела. Я забрал свою малышку домой. После долгой разлуки. После дней, когда я молился всем богам всех религий, чтобы она поправилась. После тяжелых вечеров, когда, приходя домой уставший и оставивший все что мог, все улыбки, смех и радость ей, утыкался мордой в подушку без сил.

— Ого! Это для меня? Ты сам приготовил? — воскликнула Катя, увидев на столе романтический ужин.

— Сам. Все купил в отделе готовой продукции и сам все по тарелочкам разложил! — гордо похвастался я своим успехам в навыках добычи еды в пределах моего бюджета.

— Ты мой герой! — улыбнулась Катюша и наградила поцелуем.

Девочка моя. Долгожданная. К черту этот ужин. Даже не пытаюсь остановить руки, уже оглаживающие круглые ягодицы. Катя прижимается и дрожит, нетерпеливо стаскивая с меня футболку. Одежда летит в разнее стороны, жадно смотрю на нее, как будто никогда не видел. Запредельное влечение, когда такое долгое воздержание, когда лишь украдкой мог ее касаться, когда просыпался с ноющими яйцами весь мокрый, в поту, как апокалипсисом накрыло от ее близости.

Роняю ее на диван, накрывая собой, и вгоняю сразу, до предела, в уже готовую для меня мокрую нежность. Зависнув только на мгновенье, чтобы кайфануть от этого ощущения плотно обхватившей меня горячей плоти. И сразу разгоняюсь, чувствуя, как раздвигаются тугие стеночки от каждого толчка, сливаясь со мной в одно целое. Как ее бедра поднимаются навстречу моим. Хочу трогать ее обеими руками, прижимать ближе, но не могу, держа одной рукой опасные пальчики с коготками.

— Ма-а-а-а-акс-с, — стонет Катя, долетая до пика, вздрагивая и выдергивая руки через мгновение после того, как я выстрелил в нее все, что накопил, и впивается мне в спину ноготками, прекращая мой фееричный оргазм одним касанием.

Теперь точно проголодались. С волнением жду Катю из душа, нервно гоняя коробочку по карману спортивных брюк.

— Мне нельзя пить, — отодвигая от себя бокал, напоминает Катя.

— Это сок. Гранатовый.

Катя улыбается, и в эту квартиру наконец возвращается жизнь. Вместе с самой необыкновенной и желанной девушкой в мире.

— Катюш… Я люблю тебя.

Не выдерживаю я тайфуна эмоций, закрутившегося в этот вечер. И с бешено колотящимся сердцем замираю, ожидая ответа.

— Нет. Не надо, — тихо говорит Катя. — Не надо меня любить…

Катя нервничает, и я, превозмогая боль в груди, просто хочу знать, что я опять сделал не так?

— Почему, Катя?

— Я….я... просто не надо… ты не нужен мне… —  вскакивая, шепчет Катя и убегает в комнату.

— Хорошо, — отвечаю уже сам себе, — как скажешь, Котенок.

36. Катя

Сегодня третий день, как я практически не встаю с постели. Таких глубоких депрессий не было очень давно, а может, и никогда прежде. Телефон звонит почти непрерывно. Но я даже не смотрю, кто звонит.

Максим уехал в тот же вечер и больше не приезжал. Знаю, что сильно обидела его. Сделала больно. Может, ему сейчас даже хуже, чем мне. Он ведь не понимает, как я его люблю и как не хочу портить ему жизнь.

— Она тут! — громко крикнула Алёнка и зашла в комнату, а следом за ней и Лика.

— О, прикольный плед. По-любому Максима, — увидев меня в коконе из Медвежайцевого пледа, сразу угадала Лика.

Едва услышала его имя, и слезы опять потекли рекой. Сколько же во мне этой воды? Девочки завалились по двум сторонам от меня на кровать и молча, лежали, пока я ревела.

— Знаешь, я тоже была уверена, что Ник не для меня, — начала психотерапию Алёна.

— А я всегда знала, что Сава мой будет. Точно не скажу, после какой именно ловушки, но их было у меня для него много, — поделилась и Лика своими мыслями и коварными планами.

— Мимо, девочки, — расстроила я их предположения.

— Кажется, она боится щекоток, — заговорщически сказала Лика Алёне, приподнявшись, чтобы заглянуть через меня.

— А еще она боится мышей, — обрадовалась Алёнка новому повороту допроса.

— Несите своих мышей и щекочите.

— Лика, давай споем, — нашла самое действенное орудие пыток Алёна.

Долго я этих издевательств не выдержала и опять разревелась, рассказывая девочкам, как влюбилась в него. Какой он замечательный, самый лучший! Как он заботился обо мне, как много сделал для меня, как сильно мне помогала его поддержка. И как он сказал, что любит. А я его обидела.

— Держи чай, — протянула мне Алёнка. Я даже не видела, когда она успела выйти за чаем.

— А теперь поясни подробнее, почему это ты решила, что испортишь ему жизнь? — спросила Лика.

— Ну, вообще-то это наша миссия на земле, портить им жизнь, — начала Алёнка, но, заметив Ликино недовольство, остановилась.

— Я дочь наркоманов. Про отца точно не известно, но так говорили всегда. Во всех больницах, в которых я лечилась, а их было немало.

— Пока не вижу связи. При чем тут Макс?

— Ну как же? Я же не рожу здоровых детей! Или сама буду болеть всю жизнь! Ему это надоест, и он уйдет или будет изменять! Кому нужна больная жена? И дети с какими-нибудь страшными болезнями! Он будет страдать или жить со мной из жалости и не построит здоровую ячейку общества.

— Катя, ты где этого набралась? — ошарашенно спросила у меня Алёна.

— Ирина Ивановна так всегда говорила. Что нужно просто прожить свою жизнь и не гадить в генофонд нации. Что такие как мы, убогие, не должны портить жизнь здоровым людям. Не рожать новых инвалидов. И программу нам показывали, что мы бородавки на теле общества!

— Катя! Остановись! Это все неправда! — воскликнула Лика. — Ты же сама сказала, что твоя подруга замуж выходит! Почему ей можно, а тебе нет?

— Я не буду ломать ему жизнь! Я все решила! А Лера не портит генофонд, она за бандита хотела замуж. Ой! — я зажала рот сразу двумя ладонями, чтобы не выболтать еще чего лишнего.

— Катя, ты лечилась в одной