По лезвию судьбы - Алина Савельева

Насаживая все быстрее, ускоряюсь от ее стонов и бессвязного шепота, от жаркого дыхания и поцелуев на шее. Опять ловлю ее царапающую руку и завожу за спину, удерживая вместе с ней за талию, вбиваюсь уже на скорости звука. Катя вздрагивает с полукриком-полустоном, двигаясь навстречу, улетает в Нетландию на пару секунд раньше меня. Успеваю выскочить в последний момент, бурно кончая на ее живот и грудь, со звоном в ушах от накрывшего космического оргазма. Удачно прилунился.

— Мужчина, а вы кто? — язвительно спрашивает Катя, когда я приношу влажное полотенце и убираю с нее следы утренней зарядки.

— Senza di te non posso più vivere*, — отвечаю ей на итальянском то, что хочу. Она все равно не понимает.

— Так нечестно! Что ты сказал?

— Что ты опоздала меня на пробежку, малышка. Мне пора. Тебе тоже. Скоро Сава тебя заберет, собирайся.

— Хорошо, — ответила Катя, сразу заметно погрустнев.

Неужели будет скучать?

****

Senza di te non posso più vivere* — Я не смогу больше жить без тебя

34 Катя

— Два с половиной месяца и все? — я недоверчиво смотрела на врача Матвея Абрамовича.

Да я ежегодно больше по времени в больницах валялась. Что еще больше ухудшило мои успехи в учебе.

— И все. Екатерина, вы проходили лечение… как бы помягче сказать… в очень отсталых от современной медицины учреждениях. В тех, где высыпания от ветряной оспы до сих пор зеленкой мажут, когда весь мир уже десятки лет использует гели и крема. Понимаете разницу?

— Да.

— Ну, вот и отлично. Подписывайте договоры и в палату.

Матвей Абрамович протянул мне бумаги, и в глаза бросилась стоимость лечения.

— Я не буду лечиться.

— Катя, все уже оплачено. Подписывай, — сестра Савелия, до этого молчавшая, подала мне ручку.

— Кто оплатил?

— Максим.

Я не понимала, где он взял столько денег. Ему вернули все его карты, из-за которых он затеял эту игру? Я, конечно, не знаю, сколько он зарабатывает, но для меня сумма была просто астрономическая.

— Да не переживай, это же в долларах, а не в фунтах, — добила меня Полина окончательно.

Действительно, что уж теперь переживать. Надо думать, теперь как стать президентом по-быстрому и отдать этот долг. Меня закрыли в палате со специальным климатом, потому что первые дни будут самыми тяжелыми в лечении. Потому что параллельно с лечением у меня был курс плазмафереза на десять дней. Кроме персонала, в эти дни я никого не видела, телефон тоже забрали, сказав, что на нем очень быстро скапливаются и размножаются бактерии. Но я знала, что Максим приходил несколько раз. Мне приносили от него записки и цветок в колбе.

«Филька спорит со мной, что скучает по тебе больше, такой маленький, а уже врет!»

«Заказал нам новый холодильник, старый перестал готовить. Ты прогуливаешь уроки в кроватке, придется оставить на второй год».

«Закончился твой шампунь. Где купить этот кошмар? Не могу уснуть без этого противного персика!»

«Катюша, веди себя прилично в моих снах! Хочешь, чтобы я воспаление легких заработал от холодного душа?»

«Твои вредные подружки обозвали мой образцовый беспорядок Макс-стайл. Возвращайся скорее, отопление не включают, мне холодно спать одному!»

Я так ужасно по нему соскучилась, но даже ответ ему не могла написать, руки совсем не слушались, а просить кого либо было неудобно. Но каждый раз получала от него весточку, и сердце замирало и снова разбегалось уже горячей, чистой кровью, согревая до кончиков пальцев внутри.

На второй неделе меня наконец-то перевезли из этой стерильной палаты в другую, судя по виду, такую же стерильную. По-прежнему ко мне никого не пускали, только теперь в этой палате было большое окно в коридор и переговорное устройство с посетителями.

Максим пришел в первый же вечер, но пока дойти до окна я не могла. Он смешил меня, то проходя за ничего не подозревающими медсестрами, подняв руки и скрючив пальцы, как Фредди Крюгер, то, стащив где-то швабру, танцевал с ней вальс. А потом приклеился к стеклу ладонями и лбом, просто улыбался мне молча. Пока его не выгнала Полина, которую он тоже схватив за руку, закружил и, послав мне воздушный поцелуй, удрал от гневного Матвея Абрамовича.

— Ну что, красавица. Первый этап пройден, ты умничка. Теперь будет легче, девочка. Завтра пустим к тебе твоего Ромео, весь персонал от него уже плачет, — сказала Полина, когда принесла мне опять цветок от Макса.

— Не надо. Я ужасно выгляжу. Не надо.

Полина улыбнулась, посмотрев на меня как на глупого ребенка.

— С утра тебе помогут принять душ. Стилистов приглашать не будем. Но держать его уже нет никаких сил. Каждый день как на минном поле! Персонал молоко просит выдать за работу на вредном производстве!

— Наговариваете вы на Медвежайца. Он просто на ласку больше откликается.

— Да, об этом! Режим не нарушать! Ласки минимальной дозировки, дважды в день, после еды! Один поцелуй при встрече, второй на прощание. Водой можно не запивать, — назначил дополнительную терапию Матвей Абрамович.

Интересно, как долго можно целоваться? Может, при встрече часочек и на прощание столько же? Только я опять похудела, Максим будет недоволен, тощие коленки торчат. Два мосла и кружка крови, как он говорит про мою фигуру.

Я ждала его с самого утра, хотя знала, что у него игра и он приедет поздно. Но все равно весь день ни о чем другом думать не могла. Сидя на кровати, теребила фенечку из капельницы, другие у меня забрали в первый же день. Едва он появился на пороге, сердце забилось, вырываясь из груди, во рту пересохло, и я только и могла жадно разглядывать его, пока он идет. Максим присел на край кровати, осторожно взяв мою руку.

— Привет, красавица.

— Привет, красавчик.

— Я всех фрагов в белых халатах прошел, теперь ты моя, сдавайся в плен!

— Я тебе говорила, что ты много болтаешь? Поцелуи тратить будем или копим на что-то?

Едва наши губы встретились, мир вокруг исчез, оставляя нас одних, парящих в небесах. Выдержки Медвежайца на осторожный поцелуй хватило на один миг, и вот уже любимые губы властно подчиняют и соблазняют, наглый юркий язык толкается и выписывает, сносит крышу до звездочек в глазах. Как же я по нему соскучилась! По запаху, по его прикосновениям и голосу!

— Теперь